— Интересно, — пробормотала профессор Понки, делая пометки у себя в блокноте.

— Еще гуляку можно использовать для очищения ран, — добавила я. — Только нужно молодое здоровое растение.

— Ну, это совсем уж варварские методы! — возмутилась она. — Хотя, чисто в теории… Знаешь, это очень интересно! Хочешь написать доклад по гуляке? Я бы с удовольствием ознакомилась.

— Хочу, — согласилась я.

Доклад по гуляке? Сделаю, еще и с картинками. Напишу даже рецепт самогона на ложноножках, если это добавит мне балл или несколько.

Следующий урок вел мрачный мужчина с очень светлыми, почти белыми глазами и шрамами, от которых хотелось отвести взгляд.

— Профессор Дунгер был одним из лучших боевых чаров, — прошептал Фалько, который снова сидел рядом со мной. — Пока его, ну… не пожевали.

Уродливые шрамы сминали лицо профессора, одного уха не было вовсе, и держался он так, словно плохо владел левой половиной тела.

— Зубастая, клыкастая и смертельно опасная фауна ночи, — с плотоядным наслаждением объявил профессор Дунгер. — Вот что ждет вас на твареведении. Мэдерли, возьми конспект у кого-нибудь из группы и выучи основную классификацию. Сейчас мы проходим земноводных. Итак, зубохват, представитель хвостатых амфибий, одна из самых распространенных ночных тварей. Строение тела обычное: голова, конечности, хвост. Основные характеристики: склизкая гладкая кожа, голова вытянутая, клиновидная, вдоль позвоночника гребень.

— Только у самцов, — пробубнила я себе под нос, конспектируя лекцию.

— Совершенно верно, — подтвердил профессор Дунгер, и я виновато вскинула на него взгляд. Кто б мог подумать, что у него такой отличный слух — с одним-то ухом. — Гребень — отличительная черта самцов. Ты видела зубохвата, Мэдерли?

— Она его, небось, еще и съела, — выкрикнул кто-то с задних парт, и реплику поддержали дружным смехом.

Фалько тоже хмыкнул и, спохватившись, виновато глянул на меня.

— Вообще-то ты тоже ел зубохвата, — сказала я, повернувшись к нему. — Да-да, бубочки в кляре, с чесночным соусом.

Фалько позеленел, а профессор Дунгер улыбнулся, продемонстрировав отменно белые зубы.

— У зубохвата довольно нежное мясо, напоминает курицу, но запах специфический. Увы, чесночного соуса у меня не было… Тем не менее, он вполне съедобен, особенно если нет альтернативы. Что ж, я рад, что в нашей группе появился, так сказать, практик.

— А зачем нам вообще вот это все? — страдальчески протянула Лекса, тряхнув медными локонами. — Если даже мы попадем в ночную стражу, то не затем, чтобы охотиться на ящериц и лягушек. Казны наверняка хватит на то, чтобы обеспечить чаров достойным провиантом.

— В Ночи может случиться всякое, — ответил профессор Дунгер. — Зубохват относится к условно опасным тварям. Первым он не нападет, если только вы не подойдете близко к кладке. Однако укус у него очень болезненный. В длину зубохват достигает метра, но половина — это хвост. А вот его ближайший родственник, брогорох, совсем другое дело…

Я конспектировала, слушала, отвечала на вопросы, и внутри зрело какое-то новое чувство. Словно я попала не домой, нет, но туда, куда должна была. Словно здесь мое место.

А когда я перешагнула порог кабинета прорицания, ко мне навстречу стремительной походкой направилась высокая рыжая женщина. Сходство с Фалько было очевидным: рост, огненная грива. Остановившись напротив, она сгребла меня в объятия и крепко прижала к груди.

Я застыла, не зная, как реагировать, пока женщина слегка покачивала меня и вздыхала. Я покосилась на Фалько, и тот похлопал ее по плечу.

— Ма, ты ее пугаешь.

— Прости, Мэди, — всхлипнула она, отстранившись. — Ох, бедная девочка… Садись вот туда, ты ведь любишь сидеть у окна.

— Вообще-то это мое место, — заметил один из парней, зашедших в кабинет следом за нами.

— А ты, Дин, привыкай уступать женщинам, — отрезала она. — Тебе это умение еще очень пригодится, с твоими-то шестью дочерьми.

— Сколько? — в ужасе пискнул Дин. — Мадам Фокс, вы шутите? Скажите, что вы пошутили?

Она в ответ лишь загадочно улыбнулась и пошла к кафедре, а я на прямых ногах дошагала до парты у окна и села. Повернулась к Фалько.

— Это моя мама. Фелиция Фокс. И она видит будущее, — тихо пояснил он. — Знала бы ты, как это бесит! Она никогда не спрашивает, что я хочу на завтрак, отвечает на вопрос, которого я не задавал, а хуже всего — наказывает за проступки, которых я еще не совершал! Вот сегодня с утра она обозвала меня ябедой. И только сейчас я понял — почему. Ох, мама, я и правда ябеда…

— Кошмар, — искренне посочувствовала я. — Но, выходит, у меня все будет плохо?

— Да нет, — отмахнулся Фалько. — Не переживай. Может, и будут какие-то проблемы, но все должно хорошо закончиться. Вот если бы она поцеловала тебя в лоб — тогда да, конец.

— На сегодняшнем уроке, как и на предыдущем, будем открывать третий глаз, — сказала Фелиция. — Лекса, будь добра, раздай хрустальные шары всем ученикам. Будем ловить луч света и учиться концентрировать внимание на том, как он перетекает в гранях. Так же и в нашей судьбе существует множество граней реальности. Все зависит от нас самих.

Профессор Фокс была настоящей красавицей: стройная, высокая, с глазами цвета спелого крыжовника, но ее, похоже, не особенно волновала собственная внешность. Рыжие волосы торчали неровными прядями, как будто она сама их обрезала портняжными ножницами. Длинный зеленый балахон, расшитый переливающимися бусинами, смотрелся странно, хотя ей даже шел. Она быстро расхаживала вдоль доски, размахивая длинными руками, словно опаздывая куда-то, и на ее тонких запястьях позвякивали блестящие браслеты со множеством подвесок. Фелиция Фокс остановилась и посмотрела мне в глаза.

— Запиши это, Мэди, — сказала она. — Все зависит от тебя.

Открыть третий глаз с наскока мне не удалось. Шарик искрился и переливался в моих руках, и веселые солнечные зайчики бегали по стенам кабинета прорицания, но никаких откровений я не получила. Быть может, перед тем, как заглядывать в будущее, нужно узнать свое прошлое? Если Фелиция Фокс так легко смотрит вперед, то что ей стоит обернуться? От этой мысли у меня даже ладони вспотели, и я едва не выронила хрустальный шар.

Но если Фелиция увидит мое прошлое, то узнает и о задании Первого. И тогда меня немедленно выгонят из академии, если не еще что похуже. Но вдруг она уже знает!

Так я и промаялась сомнениями весь урок прорицания, а в моей тетради осталась единственная строка: все зависит от меня.

Что, если уже завтра я не сдам какую-нибудь контрольную и поеду домой? Будет очень обидно упустить возможность понять, кто я вообще такая. Откуда во мне чаросвет? Кем были мои родители? Почему той ужасной ночью выжила только я?

Когда прозвенел звонок, я набралась решимости и спустилась к кафедре Фелиции, однако меня обогнал Дин — тот самый блондин, чье место у окна я заняла.

— Вы ведь сказали, что судьба может быть многогранна, — угрюмо сказал он. — Откуда тогда такая уверенность? Ладно бы две дочки, ну, три… Но шесть?!

— Понимаешь, в чем дело, Дин, — вздохнула Фелиция Фокс и, приобняв его за плечи, повела к выходу из кабинета. — У кого-то судьба — нечто вроде хрустального шара: множество граней, огромное количество вариантов. А у кого-то — кубик. Смотри, как забавно, у кубика как раз шесть граней!

— Вообще не забавно! — возмутился он.

— Точно? — улыбнулась она.

Дин сурово уставился на нее, раздувая ноздри, и Фелиция миролюбиво сказала:

— Ладно, я пошутила.

Дин с подозрением посмотрел на нее и, кивнув, пошел прочь.

— Если тебе так будет легче, — пробормотала Фелиция ему в спину и повернулась ко мне. — Ты будешь в библиотеке сегодня, Мэди. Я тоже загляну. А пока не забивай себе голову, ступай. Фалько!

— Что еще? — страдальчески спросил он.

Она ласково ему улыбнулась и пригладила рыжие вихры.

— Люблю тебя, сын, — сказала Фелиция. — А оценки — не главное.

Он закатил глаза и пошел следом за мной.

— Вот видишь? — пожаловался Фалько, когда мы отошли от кабинета прорицания. — Она всегда так!

— Как? — уточнила я. — Любит тебя?

Если честно, я ему немного завидовала. Тетя Рут обычно проявляла свои чувства молчаливой заботой: новые варежки, теплый угол за печкой, припрятанный кусок пирога. Фалько, избалованный материнской любовью, даже не понимал, как это прекрасно, когда тебя обнимают просто так и открыто говорят о любви даже без особого повода.

— Оценки — не главное, — обиженно повторил он. — И что это значит? Что сейчас я налажаю. Может, если бы она так не сказала, я бы справился. Но теперь знаю, что провалюсь. Понимаешь?

— Наверное, — ответила я. — Но твоя судьба в твоих руках. Возьми и получи хорошую оценку. Сломай шаблон.

— Думаешь, получится? — с сомнением произнес Фалько, пропуская меня вперед в кабинет истории.

— Достаем двойные листочки, — сказал вместо приветствия невысокий мужчина в элегантном сером костюме.

В расписании предметов он значился как профессор Гильденсторм, преподаватель истории мира и шести великих домов. Седые волосы профессора, зачесанные назад, открывали высокий лоб, перечеркнутый морщинами вдоль и поперек, ниже лба кустились роскошные белоснежные брови, и остальные черты как будто терялись в их тени.