Кстати, о весе. Настал момент, когда я устала от этой ярмарки тщеславия и осознала, что больше не могу проглотить ни кусочка, какими бы соблазнительными ни были блюда, которые еще не успела попробовать. Я попыталась незаметно переместиться к бару и поднять себе настроение старым испытанным способом, как вдруг, не пройдя и двух шагов, невольно охнула от резкой боли в ступне. Показалось, будто на мою несчастную ногу обрушилась одна из башен монументального дворца Топкапы, в который меня пообещали завтра свозить на экскурсию! Обернувшись, я поняла, что ступню мою в самом деле придавила башня, хотя и не столь древняя. Это была нога — такая внушительная, что очертаниями и в самом деле напоминала мраморную колонну. Принадлежала же она женщине до того странной на вид, что я на секунду даже позабыла про невыносимую боль, засмотревшись на диковинное зрелище.

Даме, расположившейся на моей ступне и, судя по всему, чувствовавшей себя абсолютно комфортно, на вид было около сорока. Роста она была невысокого, но статями при этом обладала такими мощными, что вся ее фигура напоминала кубик из детского конструктора. Массивные плечи, гигантский бюст, каким-то диким образом сразу переходящий в колени, пухлые круглые ручки, унизанные кольцами, — все это было окутано темными, колышущимися при каждом движении шелками, увешано мерцающими в полутьме зала броскими украшениями, и только ноги женщины, одна из которых сейчас причиняла мне такую душераздирающую боль, оказались обуты «не парадно» — в растоптанные сандалии, из которых торчали ее большие пальцы с накрашенными ярко-красным лаком ногтями. Наверное, втиснуть эти монументальные конечности в туфли, да еще проходить в них весь вечер было непосильной задачей.

Несмотря на внушительные объемы, женщина вела себя очень ретиво. Она вертелась среди столиков, кого-то высматривая, бурно жестикулировала, и от этого непрекращающегося «танца», в котором безостановочно трепыхалась ее фигура, впечатление, создаваемое ею, становилось еще более нелепым. Я несколько раз пыталась привлечь ее внимание и освободиться от навалившейся на меня тяжести, но сделать это оказалось непросто. Женщина, слишком занятая бурным общением, не обращала на меня никакого внимания, а выдернуть ступню самостоятельно было невозможно — я проверила. В конце концов, наплевав на правила вежливости, я довольно ощутимо хлопнула ее ладонью по плечу (легкие касания она игнорировала) и гаркнула по-английски ей прямо в ухо:

— Мадам, вы отдавили мне ногу!

— А? Что?

Колоссальная женщина пришла в волнение и начала топтаться на месте, отчего моей несчастной ступне пришлось совсем уж туго. Я на секунду задумалась — покроет ли моя туристическая страховка лечение перелома здесь, в Турции? Потом представила, как мне придется ковылять по всем местным достопримечательностям на костяной ноге, и взвыла еще громче:

— Вы на мне стоите, любезная!

Тут она наконец сообразила, в чем дело, и отскочила в сторону. У меня аж слезы выступили от облегчения. Я осторожно пошевелила пальцами ноги, дама же принялась многословно извиняться на отвратительном английском и так эмоционально расшаркиваться, что я побоялась, как бы меня не снесло этим темпераментным бульдозером, и поспешила, прихрамывая, улизнуть в другой конец зала. Но там, как оказалось, меня поджидало новое испытание.

Должна признаться, я никогда не влюблялась в актеров. Даже в раннем подростковом возрасте, когда все мои сверстницы вздыхали по какому-нибудь экранному красавцу, орошали слезами плакаты с его изображением и писали чувственные письма. Иногда, если речь шла о соотечественнике, они ходили на его спектакли, садились в первый ряд, а потом горячо доказывали всем, что герой их девичьих грез, разумеется, рассмотрел их со сцены и именно к ним обращал свой пламенный монолог в третьем действии. Мне все эти пылкие юные восторги были чужды, и к увлечениям одноклассниц я относилась с присущим от природы сарказмом.

— Ты пиши, пиши, — говорила я очередной трепетной деве, кропавшей послание Микеле Плачидо. — А то он, наверное, заждался, бедный. Каждый день бегает почтовый ящик проверять — почему же от Дергуновой из шестого «Б» ничего не слышно?

Что тут сказать… Никогда не стоит соревноваться в тонкости чувства юмора с судьбой! Особа она страшно ревнивая, и за все твои жалкие шуточки однажды отплачивает таким феерическим шоу, что зарекаешься когда-либо высмеивать чужие странности.

Итак, страсть к актеру, счастливо миновавшая меня в подростковом возрасте, догнала меня во вполне уже зрелые и, можно даже сказать, многоопытные тридцать семь. Незадолго до запланированного визита в Турцию я, посчитав, что мне перед поездкой необходимо приобщиться к современной турецкой культуре, чтобы в разговорах с издателем не чувствовать себя неуютно, посмотрела несколько вышедших за последние годы турецких фильмов и сериалов. Надо ж было такому случиться, что сердце мое намертво прикипело к одному из исполнителей главных ролей… О, как мастерски он играл запутавшегося в собственных неврозах полицейского-психопата! Этот его комиссар Гурур поразил меня в самое сердце. В его аквамариновых глазах стояла такая боль и ненависть, прежде всего к самому себе, а губы так страдальчески кривились, что зритель тут же готов был простить ему самое изощренное злодейство, приголубить и пожалеть несчастного. А также осудить героиню, которая предпочла такому сложному, такому неоднозначному персонажу простого, как три копейки, до тошноты положительного героя.

Едва закончив смотреть сериал, я, конечно же, ринулась в интернет и выяснила, как зовут пленившего меня актера. Но мне все же было не двенадцать! Поэтому увешивать комнату постерами и сочинять моему герою оды я не стала, а посчитала свою напасть этакой не перенесенной в детстве ветрянкой и вознамерилась молча и стоически пережить ее, находя отдушину в чтении светской хроники, где регулярно фигурировала причина моего недуга. Кто же мог предположить, что, приехав в Турцию, я встречу на первой же вечеринке именно его — Вурала Догдемира!

Я отошла подальше от барной стойки, переводя дыхание и благодаря судьбу за то, что почти без потерь удрала от опасной во всех отношениях массивной дамы. Но сердце мое, едва успокоившееся, снова отчаянно забилось, стоило мне увидеть знакомый силуэт. Он сидел на низком диванчике у стены в окружении знакомых, смеялся чему-то, откинув голову, задавал вопросы, отмахивался от кого-то… Иногда повыше вскидывал айфон и щелкал себя и всю компанию, а потом утыкался носом в экран — наверное, сразу скидывая получившиеся снимки в давно уже изученный мной Инстаграм.

Ко мне, замершей на месте от неожиданности, снова подскочил издатель и, проследив за направлением моего взгляда, сказал:

— О, сейчас я вас познакомлю с нашим постоянным автором. Его романы в жанре фэнтези очень популярны в Турции. Пойдемте.

Издатель подвел меня ближе к расположившимся на диванчике и принялся представлять молодому мужчине в светло-сером пиджаке. Я что-то машинально отвечала. Мое внимание было приковано вовсе не к нему, а к его приятелю, наверное, пришедшему сюда за компанию со своим другом-писателем.

Он, вероятно, почувствовав мой взгляд, обернулся и осмотрел меня с ног до головы с явным интересом. Клянусь, я не выдумала это на волне своей влюбленности! Он действительно заметил меня сам, приподнялся из-за стола, протянул ко мне свою маленькую, изящную, почти женскую кисть и улыбнулся подкупающей, вкрадчивой, заставляющей что-то сладко замирать внутри улыбкой.

В глазах моих, по всей видимости, немедленно вспыхнули алые сердечки — только этим я могу объяснить, что не обратила ни малейшего внимания на то, что поразившая меня с экрана небывалая красота на деле оказалась сильно подпорчена. Природа, без сомнения, щедро одарила его классическими чертами и легкой, гибкой фигурой. Однако обладатель этого богатства за свою жизнь крепко постарался, чтобы его сияющий облик померк, — дивной прелести лицо стало слегка одутловато, алебастровая кожа приобрела болезненный желтый оттенок, а под глазами набрякли мешки. Впрочем, когда подобная малость останавливала влюбленную женщину?

Я шагнула ближе, сказала что-то по-английски. Тут же рядом со мной материализовался ушлый издатель и снова завел свою уже отработанную речь. На этот раз, правда, он говорил по-английски, а потому я поняла, что предположения мои оказались правдивы — я в его представлении действительно выглядела как минимум новым Гоголем современности.

— О, русский писатель, — уважительно протянул, выслушав его, Вурал Догдемир. — Меня всегда интересовала русская литература. Как это, Tolstoy? «Три сестры»… Нет, Dostoevsky, да? Masha… Dunjasha… Всегда мечтал познакомиться с русским писателем. Я, правда, ваших книг не читал…

Впоследствии я выяснила, что он не читал не только моих книг, но и вообще практически никаких. Он уже много лет проводил свой досуг совсем по-другому, решив, что знаний, полученных в университете искусств им. Мимара Синана от одного знаменитого турецкого театрального педагога, вполне достаточно для того, чтобы играть злодеев из «Черного алмаза».