— Она же просто пошутила! — вступилась за меня Поля.

— Нет, не пошутила, — твёрдо возразила я и кивнула в сторону сцены. — Там гитара стоит. Можно?

— Бери, если знаешь, как её держать, — поддел бармен.

Я понимала, что он меня раззадоривает, но стало плевать. Сейчас, внезапно обнаружив у себя боязнь сцены, я ухватилась за этот страх и решительно поднялась. С быстро бьющимся сердцем и спутанными мыслями, направилась к возвышению.

Гитара была старой, потёртой, но, как ни странно, неплохо настроенной. Я взяла её в руки и обернулась, щурясь от включённых прожекторов. Кажется, кто-то вошёл, люди занимали свободные столики в ожидании моего выступления.

Или позора.

От ужаса ноги стали ватными, язык прилип к нёбу, но я тряхнула волосами и с усилием улыбнулась. Всё равно спою! Даже если провалюсь, сделаю это здесь, в богом забытом провинциальном городишке, а не в столице, где на мне сразу поставят крест.

Мной овладел азарт, я бросала вызов самой себе, и от отчаянной смелости даже закружилась голова. Мне это было на руку — я не видела зрителей. И падать в обморок не входило в мои планы, поэтому я глубоко вдохнула и призналась:

— Это со мной впервые, не судите строго.

Смех, выкрики, обидные слова пропустила мимо ушей.

«Падать надо красиво», — говорила учитель хореографии.

Так и сделаю!

Ударив по струнам, я выдала руладу, над которой тренировалась много часов, и крики стихли. Стоило начать петь, как мир перестал существовать, я полетела куда-то ввысь на крыльях вдохновения, и мне стало всё равно, кто меня слушает, сколько их. Было даже неважно, где я нахожусь. Сердце разрывалось от восторга, по венам потекла лава, казалось, я вот-вот распадусь на атомы.

С детства мне легко давалась хореография, рисование, игра на фортепиано и гитаре, но лишь пение приносило ни с чем несравнимую эйфорию и ощущение, что всё идёт правильно. Покидая столицу, я поставила на себе и своём будущем жирный крест, но сейчас, наполняя зал ночного клуба своим голосом — собой! — я снова могла быть счастливой.

Позже, отсчитывая купюры, Клоун серьёзно спросил:

— Как тебя зовут, детка?

— Ви… — Я осеклась и, покосившись на девочек, поправилась: — Недотрога.

— Заглядывай ещё, Недотрога, — передав деньги, пригласил он.

Полина и Вика вытащили меня на тёмную прохладную улицу, расхваливая наперебой мой голос, песню и храбрость.

— Что будешь делать с деньгами? — делая вид, что ей всё равно, спросила Полина.

Я пересчитала мятые купюры — шесть тысяч. Негусто.

— О! — щёлкнула пальцами. — Есть у меня одна идея. Месть — это блюдо, которое вкусно отведать даже в три утра!

Ледыш сказал, что красная цена мне — пятёрка. Пусть увидит, что ошибся, и попросит прощения. И тогда я отдам ему эти деньги на оплату больничных счетов.

Но, когда, приехав на знакомую окраину, отпустила такси, поднялась по трём железным ступенькам и толкнула приоткрытую дверь, я поняла, что в вагончике никого не было.

Глава 12

Ледат

В комнате царила полутьма, на лица присутствующих ложились кровавые отблески от пылающего камина. Аид восседал в кресле, покачивая в руке наполненный золотистой жидкостью бокал. Подручные человека, который держал в страхе весь район, застыли по обе стороны, словно свита короля.

Заложив руки за спину, я стоял перед отцом своего мёртвого друга и смотрел в глаза этому чудовищу. Я добровольно пошёл с теми, кто вломился в мой вагончик. Теперь, когда им стало известно, где я живу, другого выбора не было.

Меня не волновало, кто рассказал о моём убежище. Это могли быть сокурсники. Теперь, когда Минотавр растрепал всё Недотроге, информация могла просочиться и дальше. Или же Аид узнал адрес в больнице. А может, пробил местонахождение по телефону. Неважно.

— Почему вы так вцепились в меня? — спросил я то, что интересовало уже давно. — Неужели в этом городе больше нет парней, которые могут петь в вашем заведении?

Он усмехнулся и, залпом осушив бокал, со стуком поставил его на стеклянный столик у камина. Поднялся и неторопливо приблизился ко мне, обходя кругом, будто зверь, принюхивающийся к добыче. Высокий, с длинными худыми ногами и непропорционально маленькой головой, он вызывал страх одним своим видом. Рыбьи глаза, острый подбородок и вечная усмешка, будто намертво прилепившаяся к лицу, вызывали отвращение. Этот человек улыбался даже на похоронах своего сына.

— Слышал, что у тебя некоторые проблемы с деньгами, — лениво проговорил Аид. — Вот и предлагаю возможность заработать. Но ты не ценишь доброту. Ай-яй-яй!

Я глубоко вдохнул и высказался напрямик:

— Егор Никитич, доброта несвойственна людям вашего круга. Не пытайтесь убедить меня, что заботитесь о бывшем однокласснике вашего сына, не поверю. Но и на то, что вы пытаетесь отомстить за него, не похоже. Будь так, вы бы приказали своим псам не избить меня, а убить. Поэтому я и спрашиваю — чего вы добиваетесь?

Он растянул уголки губ ещё шире, и от вида белоснежной улыбки, напоминающей оскал шакала, мурашки побежали по спине. Засмеявшись, Аид похлопал меня по плечу и отвернулся, собираясь вернуться к креслу. Но тут же резко развернулся и ударил меня. Среагировать я не успел, челюсть ожгло болью, меня отбросило к стене.

Конец ознакомительного фрагмента