Сама, конечно, только что нарушала, но одно дело — палец между прутьями, и совсем другое — инопланетный зверь в постели!

— Да ладно, — флегматично отмахнулась коллега. — Я свободная, незамужняя женщина, у меня даже зверюшку завести времени нет: я вечно на работе. Могу хоть раз в жизни поспать с кем-нибудь теплым и мягким?

— Будильник хотя бы включи, чтобы нас завтра начальство не застукало ненароком, — посоветовала я.

Девушка подняла большой палец, отдавая должное благоразумности совета, и принялась возиться с многофункциональными часами.

— Что будем делать? — поинтересовалась я.

Мы уже устроились в самодельных «кроватях», но спать пока не хотелось, да и время еще было, как принято говорить, детское.

— Обычно в таких случаях страшные истории рассказывают, — выдвинул предложение Алекс. — Или фильмы ужасов смотрят.

— Это про демонстрантов, которые громят лаборатории? — фыркнула Янлин, прижимавшая к себе крупного, белого и пушистого гатобланко.

Последний был, вне всякого сомнения, доволен. Зверям наше присутствие вообще пошло на пользу. По-моему, они бы не возражали, если бы аналогичные акции проводились ежевечерне, дабы им удавалось столь же весело ночевать на регулярной основе.

— Или про страшных ученых, измывающихся над животными, — подхватил лаборант.

— О! — Янлин аж подскочила на диване, что заставило Котоваську ошалело выпучить глаза. — А это идея! Давайте Маринино интервью пересмотрим!

— Ой, не-е-ет! — запротестовала я, отчаянно мотая головой.

Увы, меня не поддержали. Наоборот, Алекс даже не поленился подняться с койки, чтобы включить галопроектор.

— Зачем?! — простонала я, не желая мириться с неизбежным. — Она же меня по стенке размазала.

— Ничего подобного! — категорично возразила Янлин. — Ты отлично ей отвечала.

— Угу, так отлично, что сейчас мы расхлебываем результаты, — проворчала я.

— Пф! Ты не виновата в том, что у некоторых людей нет мозгов.

Алекс запустил видео, и я нарочито отвернулась, твердо намеренная не смотреть. Но почти сразу вопреки всякой логике все-таки перевела взгляд на картинку.

Вид молоденькой журналистки в черной мини-юбке и пиджаке, выгодно подчеркивающем грудь, всколыхнул в моей душе не самые приятные эмоции, до поры до времени загнанные в подсознание.

— Мы беседуем с Мариной Гинсбург, научным сотрудником Центра изучения инопланетных животных.

— Постдокторантом, — уточнила на грани слышимости моя голографическая копия.

Ну, так-таки копия или нет, не знаю. Судить со стороны трудно; мне лично кажется, что в жизни я выгляжу несколько иначе. Но в общем и целом узнаваемо. Длинные черные волосы, собранные в тугой хвост, круглая форма лица, минимум косметики — ровно столько, сколько требуется, чтобы выглядеть прилично, — сосредоточенный взгляд зеленых глаз. Нет, от природы-то они карие, но с моей близорукостью приходится носить линзы. Заодно сменила и цвет — ну, захотелось мне так.

— Простите, постдокторантом, — с улыбкой исправилась журналистка. — Скажите, Марина, как давно вы работаете в этом центре?

Она вытянула в мою сторону микрофон.

— Почти три месяца.

На этом этапе я вела себя очень дисциплинированно и, не скрою, нервничала. Как-никак по телевидению меня еще ни разу не показывали… Лучше бы и дальше так продолжалось!

— И что же исследуют в вашей лаборатории?

— Когнитивные и коммуникативные способности инопланетных видов.

Глаза журналистки округлились, смотрящие видео коллеги задорно захихикали. Я сообразила, что что-то сказала не так. Та «я», которая в записи. Нынешняя я просто сидела с горящими щеками, прикрывая руками лицо.

— Мы занимаемся инопланетными животными, — перевела саму себя я. — Стараемся разобраться, насколько они умны и как общаются.

Взгляд моей собеседницы прояснился, и стало ясно, что она готова продолжить интервью в запланированном заранее русле.

— Скажите, в вашей лаборатории проводятся опыты над животными?

Вот и он, первый каверзный вопрос. Я помедлила, разгадав подвох, но в итоге вынужденно ответила:

— Да. Но это не те опыты, о которых вы сейчас думаете.

— А какие же?

Я набрала в грудь воздуха, напряженно соображая, что сказать. Попробуй за одну-две минуты охватить такую широкую тему!

— Мы общаемся с животными. Играем с ними. Даем разные задачи и смотрим, как они с этими задачами справляются. Таким образом проверяем, способны ли они, например, считать, понимают ли разницу между треугольной и квадратной формой, какие цвета различают, какую информацию способны передавать друг другу.

— То есть вы дрессируете их, как в цирке?

Теперь в ее голосе проявляются обвинительные нотки. Зеленые уже давно выступают против цирковых номеров с участием животных. В чем-то я с ними согласна: есть звери, для которых такие представления — исключительно травма и стресс. Но есть и такие, кому работа с людьми, наоборот, в радость.

— Нет, — жестко отрезала я, уже понимая, с какой целью меня попросили «ответить на несколько вопросов». — Это не дрессировка. Мы не заставляем животных выполнять те или иные действия. Мы создаем экспериментальные условия и смотрим, как именно животные сами себя поведут.

— Ну хорошо, — нетерпеливо перебила меня журналистка: такие подробности не интересны ни лично ей, ни — что значительно важнее! — ее целевой аудитории. — Скажите, а вы держите зверей в клетках? Как в зоопарке?

— Почему именно в зоопарке? — Почувствовав агрессивное отношение с ее стороны, я тоже начала злиться. — Многих домашних животных тоже содержат в клетках.

— Вы изучаете домашних животных?

— Не только.

— И как они попадают к вам в лабораторию? Есть специальные люди, которые на них охотятся?

— Вот же стерва!

Это уже не в записи, это Алекс не выдержал и прокомментировал со своего ложа.

— Говорю же, выключайте! Зачем гадости на ночь глядя смотреть? — возмутилась я. — Мне вообще-то не доставляет удовольствия в очередной раз наблюдать, как из меня делают девочку для битья.

— Глупости, — отрезала Янлин. — Ты отлично ей отвечала. Уверена, нормальные зрители все поняли. Там чуть-чуть осталось, давайте уже дослушаем!

Пока мы спорили, моя голографическая копия уже успела ответить, что нет, охотников за головами мы не нанимаем, и вообще к нам прибывают только те звери, которые и так живут в неволе, зачастую с рождения. Соответственно, в естественной среде вполне могут и не выжить. Это, конечно, мою собеседницу ни в чем не убедило, зато она решила, что настало время вытащить туз из рукава.

— В вашем научном центре есть и вторая лаборатория, — напомнила она. — И нам достоверно известно, что там проводятся опыты в том самом, традиционном смысле, на который вы намекали в самом начале. Там исследуют вирусы?

— Говоря точнее, ищут лекарства от вирусов.

— А в процессе гибнут ни в чем не повинные животные? Место мышей и кроликов заняли жертвы с других планет?

Очень глубокий вдох, затем столь же медленный выдох. Эта барышня знает, по каким точкам бить. Но критиковать других легко, а ты попробуй сделать лучше!

— Никто не преследует цели убивать животных, — вступилась за коллег я. — Больше того, в последнее время для подобных экспериментов все чаще используют специально синтезированные организмы. Возможно, когда-нибудь этого станет достаточно. Пока наука еще не достигла необходимого уровня.

— И страдают звери? — упрямо гнула свою линию девушка.

Ну, в плане упрямства ей как раз попался хороший оппонент. Мне этого качества тоже не занимать, иначе я вряд ли продержалась бы столько времени на академическом поприще.

— Я предлагаю, прежде чем выносить вердикт, посмотреть на ситуацию с другой стороны. И вспомнить, для чего все это делается. Вы хотите закрыть такие лаборатории, как у наших соседей? А отказаться от всех лекарств, разработанных в этих лабораториях, вы готовы? Оставить свою бабушку без средства от Альцгеймера, ребенка — без таблеток от ледяной оспы (вы как журналист, наверное, знаете, сколько детей погибло от этой болезни на трех планетах полвека назад)? Я уже молчу про такие мелочи, как исцеляющая бумага. На сегодняшний день мало кто представляет себе, как без нее вообще можно существовать. А ведь для разработки всех этих медикаментов проводились опыты, в том числе на животных. А средняя продолжительность жизни в сто двенадцать лет и три месяца? Вы знаете, сколько люди жили на Земле перед началом звездной экспансии? — Меня откровенно понесло. — По имеющимся у нас данным — около восьмидесяти пяти лет. Вы чувствуете разницу? Как по-вашему, в чем причина?

— В том, что мы более бережно относимся к окружающей среде, — убежденно ответствовала журналистка.

— Это тоже фактор, но не основной. Главное — достижения современной медицины. Которые были бы просто невозможны без таких вот лабораторий.

Я махнула рукой в направлении здания, соседствовавшего с нашим. Впрочем, в поле зрения камеры оно все равно не попадало.

— То есть человеческие жизни за счет жизней других существ?

— Не только человеческие. Лекарства для животных тоже не появляются из ниоткуда.