Бабушка не признавала тяжелых кружек, которые любили они с мамой, и специально для нее держали фарфоровую чашку с блюдцем. Бабушка не торопилась, она пила чай небольшими глотками, изящно разламывала булочку, намазывала каждый кусочек маслом. От варенья она отказалась — сладкое бабушка не любила.

Мама сидела как на экзамене — очень прямо, руки сложены перед собой. Чай стыл в ее любимой кружке с пучеглазым котом. Ни к булочкам, ни к варенью она тоже не притрагивалась.

Зато Даша наворачивала и то и другое. Она уже догадывалась, что сейчас ее попросят выйти. Ее бы и погулять отправили, но снаружи хлестал дождь.

— Я думала, ты ипотеку возьмешь, — заговорила наконец бабушка о деле.

Мама ответила очень ровным голосом:

— Мне нравится жить в Старом городе.

— Живи, кто не дает… — Бабушка бросила на Дашу выразительный взгляд, но внучка сделала вид, что не заметила.

— Дорого, наверное, в порядок чердак-то привести?

— Не дороже денег. Мы справимся! — Мама заговорила чуть громче и звонче. — Торопиться некуда. Мне всегда хотелось в мансарде жить.

— Ну да… под крышами Парижа, Фиалкой Монмартра. Любовь, вино, богема… — Бабушка еще раз прожгла внучку взглядом, и опять безрезультатно.

— Что? — Мама подалась вперед, звона в ее голосе прибавилось. Она даже ложку в руке вертела, хотя терпеть не могла, когда так делают.

— Дарья, — не выдержала бабушка, — иди, почитай что-нибудь…

— Я еще чай не допила, — буркнула Даша, решив растянуть чашку до предела, даже если пить придется по капле.

Она отломила еще кусок булки, положила на него нетонкий кусок масла и щедро бухнула сверху малинового джема.

— И есть хочется, — сказала она с набитым ртом.

Бабушка перевела взгляд на маму, ища поддержки, но мама Дашу гнать не стала.

— Алина… Ты понимаешь, что делаешь?

— Давай оставим эту тему, — попросила мама.

Бабушка вздохнула:

— Можем и оставить.

И тут же добавила:

— Мне звонила Нина. Нина Владимирова. Мы с ней учились когда-то вместе.

Даша ни про какую Нину Владимирову никогда не слышала, но мама, похоже, ее знала. И нахмурилась.

— Она беспокоится, — продолжала сыпать загадками бабушка, — я тоже.

— Можете успокоиться, — бросила мама, — обе. Я не собираюсь замуж. Во всяком случае, пока.

— Вот видишь — уже и «пока», — грустно улыбнулась бабушка.

И они опять замолчали, выжидательно поглядывая то друг на друга, то на Дашу. Не выдержала мама.

— Даш, — попросила она, — ты не могла бы…

— Можете секретничать сколько угодно, — проворчала дочь.

Она забрала кружку и бутерброд, сунула в карман горсть конфет и отправилась к себе. Демонстративно закрыла дверь, метнулась к столу, вытряхнула карандаши из карандашницы и уселась на кровать, прижав к стене стакан от карандашей, а ко дну стакана — ухо.

— Аля, ты это серьезно? — продолжала бабушка, понизив голос. — Ты из-за него вздумала дом расширять?

— Тебе не кажется, что я уже большая девочка? — Мама старалась говорить спокойно. — И что мне как минимум нужна своя комната?

— А у тебя ее разве нет? Где тогда мы сидим?

— В гостиной. В гостиной, совмещенной, между прочим, с кухней. Где у меня в углу диван и компьютер. Мне хочется жить нормально. Даше тоже побольше места не помешало бы, к ней друзья ходят, а им в той каморке не развернуться.

— То есть вся забота о ребенке?

— Нет, — спокойно ответила мама, — обо мне и о ребенке. Я тоже живой человек.

— Ты могла прекрасно позаботиться о себе два года тому назад…

— Не будем об этом!

— Когда у тебя была возможность устроить свою жизнь…

— Мама!

— …с нормальным взрослым человеком…

— Я еще два года тому назад сказала — хватит об этом!

— Уж комнат-то вам бы обеим хватило, у него дом в Жверинасе! [Жверинас (Зверинец) — район в Вильнюсе. Очень зеленый, застроен большей частью невысокими домами. Жилье здесь довольно дорогое, и иметь дом в Жверинасе весьма престижно.]

— Господи… мам, ты б еще калым за меня брала!

Они уже орали друг на друга, но шепотом, надеялись, что Даша не услышит. Ни о том, что «ребенку было бы лучше в зеленом районе, а эта квартира все равно бы ей осталась», ни о том, что мама — эгоистка: «ребенка для себя завела, а теперь…», ни о том, что «мальчишка еще подрастет, зачем ты ему тогда?»… Какой мальчишка? Откуда?

— Посмотри на себя! — взывала бабушка. — Джинсы, стрижка эта… Молодишься?

— Хватит…

— Ты понимаешь, что тебя в любом случае хватит ненадолго? Возраст есть возраст.

— Я сказала…

— Ведь из-за него тебе отдельная комната понадобилась? Ты столько лет одна сидела — а тут нате, места мало?

Даша задумалась о том, что будет, если Игорь переедет к ним. Подумав, решила, что ей это, пожалуй, нравится.

А вот бабушке не нравилось, бабушка бушевала, взывала к материнской совести — «а ребенку каково?», вновь поминала Нину, которая ей зачем-то звонит. Она много еще наговорила. Мама отбивалась, сначала решительно, потом вяло. Договориться им так и не удалось. Даша и дослушивать не стала, отбросила карандашницу и включила музыку.

Игорь ей нравился. Он умел жарить шашлыки, кричать «пиастры» попугайским голосом, читать «Балладу о дуэли» и смешить маму.

Но, оказывается, важнее всего было то, что он младше. На целых двенадцать лет.

— Пока, Дашенька! — бодро и фальшиво пропела бабушка от выхода.

Пришлось выползти из комнаты и махнуть ей на прощание. Мама улыбалась и делала вид, будто ничего не произошло. Но что-то сломалось. Разговор не клеился, и, когда Даша наконец отправилась спать, мама заметно обрадовалась.

Однако сон не шел, Даша лежала на спине, глядя в темный потолок. Там, выше, — чердак. Огромный, запутанный, бесконечный чердак со множеством отнорков, переулков, переходов. В самой его глубине Сценарист заправляет в машинку новый лист и печатает сценарий следующего дня. Скучного и правильного, других он не пишет.

Сценарист вздохнул, размял тонкие пальцы, похожие на паучьи лапки, — «мы писали, мы писали, наши пальчики устали». Потянулся и, довольный, вновь принялся за работу.

— Что тебе от нас надо? — спросила Даша.

Она не так боялась, как раньше: все же выросла, а Сценарист — нет. Он вообще оказался меньше, чем помнился, — с крупного кота, наверное. Силы в нем, похоже, было немного — ручки и ножки тонкие, как веточки.

Но где выход, она по-прежнему не знала, а он знал, что она не знает, и это придавало ему силу. Сценарист равнодушно скользнул по ней взглядом и застучал по клавишам.

«Девочка Даша хочет со мной говорить, — отозвалась машинка. — Я не говорю. Я пишу».

— Прекрати! — Даша сделала шаг вперед, но то ли пол, то ли воздух на чердаке оказались вязкими, как тянучка, а голос почти не был слышен.

«Даша недовольна, — продолжал стучать сценарист, — мама Аля плачет. Начинается новый день. Все поступят правильно».

Грузный сон охнул, неловко повернувшись в кресле, порылся в мешке, пытаясь найти что-нибудь повеселее, но не нашел и загрустил.

«Тюк-тюк-тюк», — слышалось всю ночь. «Дождь идет», — подумала сквозь сон мама, которой удалось наконец успокоиться.

И потянулись скучные дни, один за другим.

Погода испортилась, а на маму так навалилась работа, что ничем другим она заниматься не могла. Даша измаялась: гулять под дождем было нельзя, да и не с кем — друзья разъехались. Родня звала в деревню — она ехать не захотела: там комары, скучно, детей нет. После того разговора мамы с бабушкой Даша поняла, что без расспросов и в деревне не обойдется, наверняка уже слухи дошли, и решила держаться от всех подальше.

В конце концов мама опять отправила ее в лагерь, на сей раз — в городской, до шести вечера. После занятий Даша шла к маме на работу, на ужин они разогревали пиццу или покупные котлеты. Иногда что-нибудь смотрели, но без особой радости — кино Даша так и не полюбила. На игры или разговоры по душам сил уже не оставалось.

Подошли выходные, но лучше не стало — мама никуда не уходила, но ее все равно что не было. Уткнулась в компьютер, даже ела не отрываясь от экрана.

И Игорь не зашел. Ни разу не появился на неделе — но так бывало и раньше, ничего удивительного. А вот выходные без него были первыми за полгода.

Может, они с мамой через мессенджер общались? Даша не знала.

А на следующей неделе они встретились — в лагере была большая викторина по странам света, и проводить ее помогал высокий и красивый пират, с саблей, банданой и попугаем, кричащим «пиастры».

Даша честно отыграла и лишь потом подошла к пирату поздороваться. «Так вы знакомы!» — протянула воспитательница, но не очень удивилась. Кто-то из детей протянул недовольно: «Она все ответы заранее знала!» Глупо, потому что ответила Даша не блестяще, приза ей не досталось.

— Привет, — сказал пират.

— Когда ты к нам придешь? — спросила Даша прямо и тут же подумала, что это не по-взрослому, надо сначала спросить «как дела», потом — «ты, наверное, очень занят, давно тебя не видно», потом пригласить так, чтобы это ничего не значило, — «заходи как-нибудь». Взрослые делают именно так. И отвечать на приглашение полагается теми же словами: «Как-нибудь зайду».

Но Игорь нормальным взрослым не был. Он ответил:

— Я не знаю.

— У мамы работа, — негромко сказала Даша, — она правда очень-очень занята.