Потому что есть еще компенсация.
Советское детство. Все лучшее — детям!
Мамы и папы восьмидесятых слыхом не слыхивали, что есть такой зверь — нейропсихолог. Когда эти нынешние бабушки слышат сейчас и интересуются, чем же занимается этот прекрасный специалист, они крутят пальцем у виска. Учит ребенка ползать?! Играть в ладушки и мяч?! Прыгать и раскачиваться?! Вам деньги девать некуда?
Да, то поколение родителей нейропсихологические услуги предоставляло детям абсолютно бесплатно и не задумываясь. Назывался тот кабинет нейропсихолога — двор. Городской и деревенский различались незначительно. И в том, и в том дети лет с трех гуляли самостоятельно, бдила с лавочки бессменная Никитична либо Кузьминична, испытывая чувство собственной важности. Самостоятельно — значит долго, это у мамы времени максимум час, Никитична же никуда не спешит. Петя, обедать! Затолкал в себя Петя суп за пять минут — кстати, о супе: запах того бульона из синей курицы, помните, а? — и опять во двор. Сине-красный зимой, коричневый и беловолосый летом, местами тоже синий и мурашчатый после реки, кто ж из нее летом живым выйдет, пятки — проще подковать, чем отмыть, ободранный и синякастый — вот портрет нашего усредненного Пети разлива максимум восьмидесятых. Ловок этот Петя и эта Маша как обезьяна, на местности ориентируется в три секунды, от соседских собак и уж тем более разгневанной Кузьминичны унесется в два счета, назревающий конфликт в песочнице разрулит мгновенно, от мячика в вышибалах, пущенного со скоростью и силой снаряда семнадцатилетним Димоном, увернется без вариантов, иначе ж убьет. Бегает, прыгает (резиночку на шее помните?), плавает, бросает, ягоды и грибы собирает, рисует, читает — а что делать зимой-то, когда задубел? Первое прочитанное слово — мультфильм. В 19.30. Где это на часах? Позвоню Машке, ее номер помню, конечно. И Васькин. И Колькин. И…
В первом классе этот Петя откровенно скучает — читает он уже давно, натренированная рисованием рука выводит буквы легко и непринужденно, три плюс два сложить — да чего там думать-то? Я бидон ягод у Машки пересчитывал — у кого больше? У нее 1120 было, а у меня 1354! Позже, привыкнув, что школа — это какая-то непонятная скучная ерунда, бывает ошарашен вдруг необходимостью что-то подучить, но в целом справляется. Вот Виталик — тот не справляется. Ну, он еще до школы чудиком был, его бабушка за ручку водила по режиму, что с него взять, все ясно.
Ох, прямо вижу я, набирая этот текст, пустившего ностальгическую слезу уже пузатого и лысого Петра Петровича… И Марь Иванну тоже вижу. И Вер Петровну. И Виталия Степановича. Тот хмыкает — мое детство было другим! Я со всякой шпаной не шлялся, мной занимались! В школе непросто было, туповат я был. Но сейчас же вот я — успешный! Нормальный! Конечно, дорогой Виталий Степанович! Но… Не смотрели ли вы с завистью на ребячьи компании — вас не брали в команду, подвели бы… Не хотелось ли и вам — так же быстро, ловко, смело? Не думали ли вы, что корень ваших школьных трудностей и взрослых комплексов — там, в дошкольном детстве? Вздохнет Виталий Степанович — хотелось, конечно… А про школьные трудности — нет, не думал. А такое бывает?
...Да, в детстве все завязано теснее, чем нам хотелось бы. Это у нас, взрослых людей, тело с мозгом вроде бы друг с другом никак не пересекаются, детство же плетется тугой косичкой, в которой все за все цепляется и друг без друга не функционирует. Что же случилось в 1990-е? В 2000-е — именно на начало 2000-х пришелся резкий рост числа детей с нарушениями в развитии?
На приеме молодая мама, ей не больше тридцати лет. Ребенку четыре года, развитие в целом на год-полтора. Не отзывается на имя, не говорит и не понимает речь, не интересуется игрушками, не понимает опасности, не умеет кататься на велосипеде или самокате, не может сам раздеться, не ходит на горшок… Не, не, не… Из интересов — планшет, есть свой собственный. Нет, я не противник, сама как мотивашку использую, да и пара программ для коррекции у меня стоит. Предлагаю одну из них ребенку — при всей удручающей картине развития слово «бык» с картинкой быка он соотносит! Читает?! Понимает связь слова и предмета?! Мама устало и буднично — он всегда такой был. В реальной жизни — ничего, а с планшетом с полугода на «ты». Простите, что вы сказали? С полугода? Ну да. Мама смотрит, не понимая мое эмоциональное недоумение. На полгодика подарили… А что такого? Современные дети должны разбираться в технологиях! Я сама все детство за компьютером просидела! И вообще все так растут!
Таковы мамы 90-х. Они действительно не понимают. Возможно, не понимаете и возмущаетесь сейчас и вы. А что такого? Я сама в компьютерные игры до сих пор играю! В Интернете с детства общаюсь, как иначе в XXI веке?! И я нормальная! Успешный специалист!
Да, дети 90-х — уже другие. Димы и Саши, рожденные на закате XX века, в годы великих потрясений, действительно выращены на только появившихся у нас игровых приставках и компьютерных играх, общении на форумах и в аське. Компьютер, Интернет, мультики на видеокассетах— часть их жизни, и они действительно вырастают, и действительно чаще всего — обычными людьми, учатся, работают, создают семьи, рожают детей, и… выращивают их по образу и подобию своего счастливого детства. Ведь известно, что детство всегда счастливое, каким бы ни было, ну если не совсем ужасным. Трава зеленее и мороженое слаще. Родители 70–80-х еще читают детям книги, памятуя детство свое, родители 90-х уже не пытаются — не особо-то им самим читали. И сами они — уже не из рано зачитавших. Зато вот телевизор и компьютер был, как им кажется, всегда. Всегда ли? Побьюсь об заклад — в полгода точно не было.
Ну и какая разница? Ну не в полгода, лет в пять уже точно в приставку вовсю играла! А разница — есть.
Декомпенсация
Есть такая картина Веласкеса — «Портрет инфанты Маргариты в белом платье». На картине — странное большеголовое существо женского пола, но возраста неопределенного. Если взрослая женщина, то почему такие пропорции тела? Если ребенок, почему во взрослой неудобной одежде и почему такое взрослое выражение лица?
На картине ребенок, девочка, инфанта. Вот только в Средние века ее детскость никого не волновала. Ребенок — маленькая копия взрослого. Никаких особых отличий от взрослого у него нет, ну разве что знаний и опыта поменьше. Поэтому одежда — взрослая, занятия — взрослые. Знаете, иногда кажется, что мы от Средних веков не так уж далеко ушли.
...Нет, различия между взрослым и ребенком нам объяснять вроде как не нужно. Ребенок — бегает, играет, шумит. Одежда ему, конечно же, нужна удобная для движения. Еда особая. Игрушки. Но вот различий между школьником, например, и дошкольником, между дошколенком и двухлетним малышом, между трехлетним и годовалым мы, кажется, не видим. И то — ребенок, и то — ребенок. Тогда как полгода и пять лет — разница. Не большая. Огромная. Разный рост и вес, разные пропорции тела, разный обмен веществ, разное восприятие мира, разные способы получения информации, разная ведущая деятельность… Нет, я ни разу не демонизирую. Я просто утверждаю со всей уверенностью, что ребенок, получивший планшет как основную деятельность в полгода, и ребенок, приобщившийся к удивительному цифровому миру в пять лет, вырастут разными детьми. Первый — с большой вероятностью станет ребенком с нетипичным развитием.
Это дети нового цифрового мира — возгласим мы с придыханием. У них совершенно другое мышление! Они по-другому видят мир! Знаете, совершенно не спорю. Другие. Вот только о детях этого нового мира пока книги по психологии не написаны. Программы их обучения не разработаны, а почему-то все поклонники нового детства хотят своих индиго отдать потом в школу обычную, поближе к дому. А там все по старинке, даже слишком, и рассчитано на способы восприятия более чем традиционные. Диссертации не защищены. Как новых детей обучать — никто вам не расскажет, нет таких специалистов. Хотя, впрочем, есть. Дефектологи. Ведь большинство клинических случаев нового цифрового детства вполне укладывается в картину отклоняющегося развития. Особого детства.
«Да надоели вы со своими гаджетами! Прямо в мультиках все зло мира! Да мой ребенок только через мультики и видео вообще и учится!» Сразу хочется спросить: а по-другому вообще пробовали? Не день, не два, хоть месяц продержаться. И посмотреть на изменения. Нет, не могут. В квартире плазма на полстены — важная часть жизни. Фон жизни. Звуковой и визуальный. Ну как еще этот день сурка с младенцем пережить, в самом деле? Себе сериал, ему мультики. Только руки свои нашел ребенок — в них вложен планшет.
Когда я раз за разом осуждающе фыркаю в адрес этого нового цифрового развития, я ощущаю себя кликушей и мракобесом. Ну в самом деле, только ленивый не пофыркал, и вы туда же, а еще серьезный специалист. Этой книгой я как серьезный специалист и выступлю. И от кликушества и фырканья, которое действительно никому не интересно и никого не убеждает, перейду к аргументам. Совсем скоро. А пока всего лишь предложу подумать — почему упомянутый в предыдущей главе специалист под названием нейропсихолог именно ерундой занимается, за которую ваши родители, бабушки ваших детей, ломаного гроша не дали бы? Зачем ползает? Прыгает? Мяч кидает? В песке с ребенком копошится? На качелях качает? В куклы играет? Затем, что это — компенсация. Точнее, в руках специалиста — уже коррекция. Постановка отклонившегося развития на нормальные рельсы. Компенсация была бы, если бы как-нибудь само. Во дворе. Как в восьмидесятые.
