Регина, лучезарно улыбаясь, болтала, шутила и незаметно подкладывала на тарелку внука небольшие кусочки то того, то этого. А когда все начали расходиться из-за стола, Таня проводила Лёлика в комнату, отведённую ему в гостинице, и вернулась назад, то услышала слова Регины:
— Ну, я же знала, что тут ему будет невозможно бултыхаться в том отчаянии, в которое он себя загнал! Всё иначе, не так, как он привык, очень тепло и необычно, а мы, лисы, весьма любопытны и не можем удержаться от того, чтобы слушать новое, узнавать новое, обонять что-то для нас непривычное. Короче, для него тут самое место! А потом… Он же сам заговорил о Тане! Да, понятно, что это людская девушка, но он уже давно ни о ком сам не хотел разговаривать. Лёлик говорил односложно и только по крайней необходимости, а об особах женского пола, неважно, лисах или людях, вообще ни слова! Так что это прогресс! Да, а расскажи-ка мне, как случилось, что Танечка до сих пор без мужа!
Таня притормозила в коридоре, прямо у прохода, и сообразила, что вот туда сейчас идти не надо.
«Разозлюсь, наговорю ещё чего-то лишнего… Лучше я пока к Ильдару схожу, как раз и лекарства ему дам, и посмотрю, как там у него с едой — не надо ли принести ещё?»
Так она и сделала — зашла в комнату, где был размещён орёл, пообщалась с ним, принесла еду на ужин, уточнила, не беспокоит ли самочувствие, вовремя сдержала смех, увидев крайне деловитого карбыша, который превосходно утаскивал то, что надо было убрать, а заодно подбирал и все перья, которые находил. Дёргать оперение Ильдара он, конечно, разумно не осмеливался, но уж что упало, то его!
«Действительно, у нас собрался на редкость странный коллектив! — посмеивалась Таня, выходя из комнаты Ильдара. — Ну, надеюсь, что Рууха уже обсудила всю мою личную жизнь и на этом успокоилась!»
Тщетные надежды… Регина давненько не встречала новых и интересных ей людей, а раз так, то как же тут можно удержаться?
— Танечка, ты же на нас не сердишься? — уточнила у Тани яркая-преяркая рыжая, тонколапая и очень красивая лиса, восседающая на диванчике. К её боку привалилась сонная Мышка, которую заботливо прикрывал роскошный лисий хвост, рядом на подлокотнике сидела Шушана, а напротив — Терентий, упоённо чем-то чавкающий.
Таня даже уточнять не стала, чем именно. Видно же, что отнять всё равно не получится.
— Эээ, а что? Есть причина? — осторожно спросила она у лисы.
— Ну, многие люди очень трепетно относятся к личной жизни, прямо ужасно обижаются, если о них говорят… Ну а как удержаться-то? А? Ну вот никак же! — лиса обескураженно помотала головой. — А, да… Спросить хотела, а можно мне поближе познакомиться с вашим карбышем?
Переход от её личной жизни до карбыша был несколько неожиданным, но Таня была готова знакомить лису с кем угодно, лишь бы отвлечь её от собственной скромной особы.
— Конечно, можно! — Таня переглянулась с Шушаной, та постучала лапкой по стене, и через пару минут под диваном зашуршало. — Вот, пожалуйста, общайтесь на здоровье!
Почему-то Рууха позвала карбыша к себе в комнату, туда же ушла Шушана, а Таня, с совместной помощью Врана и Крамеша, сумела оторвать Терентия от стола и перебазировать продукты со стола в холодильник.
— Эх выыы… котику рыбоньки пожалели! — занудно ныл Терентий, который, оказывается, всё застолье рассчитывал добраться-таки до чехони. — Я о ней так мяяяучтал! Мнууу о ней рыбаки рассказывали столько всего вкусного и хорошего, а выыы…
— Она с перцем, тебе будет плохо! — уверяла его Таня.
— Мне будет хорошо! Мне будет преотлично! Совести у вас у всех нет!
«Ну, теперь-то я точно знаю, что именно вопят коты, когда мяукают у холодильника! — думала Таня, собираясь спать и радуясь, что завтра суббота и что эта суббота и воскресенье у неё не рабочие! — Выходные — это такое счастье», — мысли текли мягко, мечтательно, постепенно погружая Таню в блаженное дремотное состояние.
Рядом сопела крохотная, но тёплая и приятная Мышка, вдалеке ныл Терентий, и это почему-то воспринималось как шелест волн или шум деревьев в лесу…
— Ииииййаааррр! — пронзительный вой какого-то зверя, явно попавшего в практически безвыходную ситуацию, сходу разогнал дремоту и безмятежное состояние.
Мышка моментально нырнула за Танину подушку, а сама Татьяна в пижаме кинулась на звук.
Почему-то в кухне был открыт проход, а в коридоре метался молодой рыжий лис, пытаясь стряхнуть с хвоста что-то такое… такое знакомое.
— Гудини! — Таня сходу опознала карбыша и рявкнула так, что Вран, спешивший на помощь, едва-едва не врезался в стену.
Карбыш отцепился от лисьего хвоста, шустро ринулся к батарее и пропал в междустенье, а лис по инерции добежал до Тани, упал, и через миг у Таниных ног оказался запыхавшийся Лёлик в красной пижаме и с абсолютно ошалевшим выражением лица:
— Ччто это ббыло? А? Я ни-ничего не пон-нял!
— Лёл… в смысле, гм… Алёшенька, вы, может, встанете? — Таня участливо склонилась над бедолагой, потянув его за локоть.
— Дда, кконечно. Ппрости. Я ттебя нап-пугал? Если чес-сно, я ссам напу… в смыссле, исспугался!
И тут Таня сообразила, что Лёлик-то, конечно, заикается, но…
— Гораздо меньше! — торжествующе произнесла его бабушка, выходя из своей комнаты. — Ну вот… я же говорила, что если уж пугать, так пугать!
— Бба-буля! — обречённо вздохнул Лёлик, поднявшись и сходу став гораздо выше Татьяны. — Ну, я жж ммог ссообразить, что это твои лиссьи ххитрости!
— Мог, конечно! — фыркнула Рууха. — Но раз не сообразил, то, видишь, и полечился!
— Ббабушки… — с непередаваемым выражением высказался Лёлик. — У мменя в ккомнате ещщё кто-то ессть? Ну, ккрокодил там… или ещё какой ххомяк?
— Нет-нет, мой золотой, больше никого такого! Гудини свою миссию выполнил! — с исключительно правдивым выражением лица кивнула Рууха.
«Я бы на месте Лёлика встревожилась! — подумала Таня, перехватив усмешечку Регины. — Ой, сдаётся мне, что это ещё не конец шокотерапии!»
Глава 11. Попытки и неудачи
Лёлик не сразу смог перевести дыхание после такой ночной побудки. Нет, конечно, он держал морду, делая вид, что всё прекрасно, но когда пришёл в свою комнату, то принимать нормальный лисий вид не спешил.
«Вот так усни лисом, а потом без хвоста останешься», — думал он.
Думать ему всегда было легче, чем говорить — мысли не запинались, не путались друг в друге, не тянулись бесконечным подпрыгом звуков, которые никак не хотели выговариваться как нужно.
Лёлик ненавидел свои слова! Прямо чувствовал, что стоит ему открыть рот, как он превращается в нелепого глупого лисёнка, который так и не смог выучить много иностранных языков, который так разочаровал и подвёл отца…
Отец до сих пор иногда невольно морщится, стоит ему только услышать, как Лёлик что-то говорит, неважно, в каком виде, в людском или в лисьем, — заикание никуда не девается в любом случае.
«Конечно, после того как его потрепали обе мои бабули, он замечаний никогда больше не делал, но стоит ему только меня увидеть без свидетелей, он таким недовольным становится!» — вспоминал Лёлик.
Он честно старался как можно реже попадаться на глаза родителю, но это не всегда удавалось. Он даже пытался переехать к бабушке Руухе, она-то его всегда поддерживала, но не сложилось — бабуля как раз тогда завела себе «курятник», то есть свою птицефабрику, и активно её развивала. Если бы он честно сказал, что хочет к ней, то она, конечно, перекроила бы свою жизнь, но сделала бы её комфортной для одного уникально невезучего лисёнка.
«Но совесть-то иметь надо? Надо! Она и так много для меня делает. Нельзя же её нору под себя перекапывать!» — уговаривал себя Лёлик.
Уже потом, когда немного подрос, понял, что отца он раздражал не только из-за неудачи с языками и заиканием, и даже не потому, что из-за этого ему пришлось впасть в немилость у обеих старших лисиц их семьи. Проблема была даже сложнее — всё дело в даре Лёлика.
«Так ему хотелось самому иметь сильный молчаливый морок, а получилось, что его унаследовал я! Но я же не виноват! Я не хотел его себе. Если бы мог передать его отцу, сделал бы это!» — переживал лисёнок.
При этом нельзя сказать, что отец о нём не заботился или не любил. И любил, и заботился, и защищал, благо хватало где — среди окрестных лисознакомых было много желающих проехаться по Лёликовской уникальной проблеме. Правда, со временем их количество стало стремиться к нулю — очень уж резко и агрессивно реагировал старший лис. Так что получилась в отце вот такая удивительная смесь — защищающий, заботливый, недовольный и обиженный на Лёликовский талант.
Со всем этим Лелланд разобрался к окончанию людской школы. Пережил, принял, местами смирился. И по наивности думал, что теперь-то в его жизни всё будет только проще. Как бы не так!
В Лиуссу он влюбился сходу, с первого взгляда, с первого обоняния — у лис запах едва ли не более значим, чем вид.
Лёгкая, тонколапая, яркая, смешливая и заводная лисичка тоже весьма благосклонно отвечала на неуклюжие знаки внимания жутко смущённого Лёлика. А он иногда даже почти не заикался, когда с ней разговаривал, — так был поглощён этим новым, потрясающим, искрящимся и чудесным чувством.
