«Они же давно уже ушли, что ему здесь надо?» — испугалась она.

— Но я бы рекомендовал делать вот так. — Железные пальцы повели руку девушки наискось и вбок. — Тогда у вас, пожалуй, действительно появился бы шанс покалечить какого-нибудь беднягу, — издевательски закончил он.

Лесси вспыхнула.

— Я вас не звала! — резко отдернула она руку.

Пират усмехнулся.

— Только я вас очень прошу, никому не говорите, что этим ударам вы научились у нас, — шутливо отсалютовав Лесси, он забрал висевшую на еловой ветке волчью безрукавку (как только она ее сразу не заметила и не сообразила, что за ней могут вернуться!) и неторопливо покинул поляну. Лесси стояла и слушала, как стихает скрип снега. А потом бессильно опустилась на землю, уткнулась лицом в колени и горько расплакалась.

Отойдя от поляны, Дрогов на секунду остановился. И вдруг поднял голову, прислушиваясь. Так и есть! «Дьявол!» — в сердцах выругался он и со вздохом повернул обратно.

— Если противник сильнее тебя физически, это еще не значит, что ему нечего противопоставить, — раздался над ухом у Лесси ненавистный насмешливый голос. Пират сидел на снегу недалеко от нее и, судя по всему, наблюдал за девушкой уже несколько минут. — Ловкость и скорость имеют гораздо большее значение, чем грубая сила. Только удар должен быть точен. Быстр и точен. Сердце, печень, сонная артерия, — он без ложного суеверия показал на себе, — на теле человека есть места, попадание в которые гарантирует смерть.

Лесси подняла голову и внимательно посмотрела на капитана.

— Если долго сидеть на снегу, можно заболеть, — невозмутимо добавил тот.

Девушка, по-прежнему не говоря ни слова, встала, пират последовал ее примеру. Поигрывая своей деревянной саблей, он стоял и насмешливо (или ей только чудилась эта проклятая ирония?) ждал. Лесси решилась и нанесла удар. Он был отбит даже не играючи, его будто бы даже не заметили. Девушка хаотично делала удар за ударом, ослабляя внимание. А потом, вновь представив на своем запястье железные пальцы, она повела саблю наискось и вбок. Этот удар заметили и парировали нарочито медленно. Капитан осклабился, убрал саблю, спокойно развернулся и молча пошел прочь.

На следующий день наблюдающей за пиратами из своего укромного уголка Лесси все время казалось, что она ловит на себе насмешливый взгляд темно-серых глаз. После ухода корсаров она вышла на поляну, размяла закоченевшие руки и ноги и стала ждать. Капитан появился минут через тридцать. Не говоря ни слова, они достали оружие. Еще через три дня Лесси и пират начали разговаривать.

Чем скорее приближался март — месяц западных ветров, — тем мрачнее и молчаливее становился Дрогов. Единственного взгляда в испуганные синие глаза хватило, чтобы капитан явственно понял — он пропал. Иногда он проклинал себя за то, что пожалел девушку и позволил себе вернуться на поляну, но понимал, что сопротивляться было поздно уже тогда. Каждый день Дрогов обещал себе, что сегодняшний поход в лес — последний, но снова наступало утро, и он вновь нарушал слово.

Об этих уроках фехтования никто не знал. Грай сунулся было как-то с вопросом, мол, куда это ты, но, наткнувшись на насмешливый взгляд капитана, отступил. Его ученица, судя по всему, тоже не горела желанием рассказывать про свои прогулки. Почему? Дрогов не знал. За два месяца ежедневных тренировок девушка, обладающая природной ловкостью и сообразительностью, сделала немалые успехи. Понимая, что на силу ударов ей рассчитывать не приходится, капитан главное внимание обращал на быстроту и точность движений. Зачем ей вообще все это было нужно? Дрогов никогда об этом не спрашивал. Зачем он тратил долгие часы на то, чтобы сабля в ее руках перестала быть нелепым куском железа? Зачем рассказывал ей обо всем на свете на обратном пути, замедляя шаг, чтобы продлить встречу? Ирония — лучший друг и злейший враг капитана — подсказывала ему ответ, но Дрогов предпочитал оставаться глухим.

Он не знал, как ее зовут, и не хотел спрашивать. Она называла его просто «капитан», а он ее — «малыш». Месяц назад девушка неожиданно попросила показать ей хотя бы несколько приемов рукопашного боя, без всякого оружия или с одним ножом. Пират содрогнулся, но отказать, увы, не смог. Теперь ему приходилось еще и валять ее в снегу, заламывать руки и учить выбираться из самых крепких захватов — только невероятным усилием воли капитан не позволял им превращаться в объятия. Иногда он ненавидел свою мучительницу. Иногда — благословлял час, когда впервые увидел ее.

— Капитан, — подсел к нему Грай. Дрогов мотнул головой и отогнал стоявшее перед глазами лицо девушки. Он видел его разным — сосредоточенным и напряженным, когда ей не давался очередной прием, разрумянившимся и ликующим после удачной тренировки, освещенным искренней улыбкой, когда она приветствовала его там, на поляне, испуганным, как тогда, когда он заговорил с ней впервые. Это лицо пират изучил до мельчайших деталей — худые щеки, обрамленные темно-каштановыми, чуть вьющимися прядями волос (он всякий раз вздрагивал, если во время уроков они касались его лица), высокий лоб, тонкий нос, кончик которого от холода сразу делался белым, упрямый рот и огромные, неправдоподобно синие глаза, лишившие его сна. Капитан ужасался той силе, с которой его тянуло к девушке. Так не бывает, говорил он себе. Но так было.

— Кен, — повторил Грай. Дрогов метнул на него быстрый взгляд. Хотя они с Граем выросли вместе и были неразлучны с детских лет, боцман нечасто называл его по имени, предпочитая соблюдать субординацию. — Западный ветер дует уже два дня. Среди ребят начинаются разговоры. Пора.

— Пора, — как эхо откликнулся капитан.

— Что с тобой творится, Кен? — тихо спросил Грай.

— Ничего, Том. Ничего страшного.

Глава VIII

Западный ветер

Несмотря на то что за зиму армия Вельгиса значительно выросла, повстанцы не могли рассчитывать на то, что им удастся выстоять против всех альгавийских сил. Поэтому главным оружием Донн считал быстроту и непредсказуемость их действий. Уже в середине февраля во многие города и крупные поселки были разосланы верные люди — собирать информацию и выискивать недовольных. Повстанцы дожидались лишь конца весенней распутицы, чтобы двинуться в поход.

В начале марта, когда подули западные ветра и слякоть превратила дороги в ничто, к Вельгису подошел пиратский вожак.

— Сезон штормов подходит к концу, — заявил он. — Скоро в южные порты придут корабли. Мы уезжаем.

Донн испытующе посмотрел на капитана.

— Мы можем рассчитывать на вас? — напрямую спросил он. — Или вы тоже пока не готовы принять решение? — В голосе проскочила едва заметная горечь.

— Вы можете рассчитывать на нас, — подтвердил Дрогов, подписывая себе приговор.

— Куда вы пойдете?

— В Илар. Там одна из главных баз орситанского флота. Позаимствуем, — Дрогов усмехнулся, — кораблик и рванем на острова. О том, что получится, я вас извещу. Но на один корабль рассчитывайте при любом исходе, — твердо сказал он.

— Возьмите лошадей, — предложил Вельгис. — Так вы доберетесь гораздо быстрее.

— Мои ребята не слишком умелые наездники, — усомнился пират. — Думаю, большинство ни разу в жизни в седле не сидели.

— Дорог сейчас почти нет, пешком вы надолго застрянете. Я велю дать вам самых спокойных коней.

* * *

Лесси была не в духе. Сегодня она никак не успевала выбраться на лесную поляну, капитан будет ждать напрасно. Донн загрузил ее работой — выбрать полсотни самых спокойных и дисциплинированных лошадей и помочь будущим всадникам с ними подружиться. Брат, конечно, был прав, лучше Лесси с этим поручением никто не справится. Но она так хотела поговорить с капитаном! В последнее время ее наставник мрачнел с каждым днем, хотя с ней по-прежнему был приветлив и спокоен. Лесси видела, что его что-то гложет, и очень хотела помочь, но не знала как. Девушка с удивлением вспоминала, как испугалась пирата вначале, сейчас это казалось ей нелепым. Капитан был неизменно приветлив, непроницаемо хладнокровен, его уроки девушка считала для себя бесценными, а злившая многих насмешливая манера общаться вызывала у нее искреннюю симпатию. Увы, разговор, видимо, придется отложить.

Дверь конюшни скрипнула. На пороге показался Марис, а за ним — пиратский капитан и еще один из корсаров, бритый наголо широкоплечий крепыш. Лесси застыла на месте, сердце ее упало. Полсотни лошадей! Ей показалось, что при виде нее капитан тоже удивился. Она умоляюще посмотрела на него. Только бы он ее не выдал!

— Заставлять меня сесть на лошадь — все равно что кидать ребенка за борт! — горячился его спутник. — Капитан, это просто жестоко!

— Помолчи, Грай, — со знакомой усмешкой перебил тот. — Всех лошадок распугаешь. По-моему, тебе, детинушка ты моя, самое время учиться плавать.

— Лесси, это капитан Кейен Дрогов, его помощник Томас Грай, — представил их не заметивший обмена взглядами Марис. — Капитан, это Лесси, сестра нашего командора. Она у нас главный специалист по лошадям и подберет для вас самых спокойных скакунов.

Капитан кивнул ей головой и пожал протянутую руку. Лесси перевела дух — ее не выдали. Но зачем им лошади?

Весь день она приучала своих лошадок к новым владельцам, показывала пиратам, как надо держаться в седле, как управлять лошадью, как ее чистить, кормить и седлать. Хотя Ронтон вскоре ушел, капитан никак не показывал их знакомство, и Лесси тоже молчала.

— Мне немного страшно отдавать моих лошадок в такие неопытные руки, — сказала она наконец Дрогову (вот, оказывается, как его зовут!), кивнув на Грая, который пытался нацепить на своего скакуна седло.

— Не беспокойтесь, мисс, я за ними присмотрю, — серьезно ответил пират, на секунду встретившись с ней взглядом. Лесси удивилась было обращению, они уже давно стихийно перешли на «ты», но потом опомнилась.

Когда она в сумерках пришла на полянку, капитан уже ждал ее.

— Здравствуй… Лесси. — Он впервые назвал ее по имени.

— Здравствуй, Кейен.

— Кен, — механически поправил он.

— Хорошо, — согласилась она.

Они сели на поваленный еловый ствол.

— Уезжаете? — грустно спросила Лесси.

— Уезжаем, — подтвердил капитан. — Западный ветер дует уже три дня. Сезон штормов на исходе, малыш. Пора.

— Далеко?

— В Илар. Потом на острова. Я обещал твоему брату попытаться собрать для вас флот.

— Почему ты это делаешь? Почему ввязываешься?

— У меня с Аль-Гави свои счеты, Лесси. Они убили моего отца, из-за них погиб мой «Крестоносец». — Дрогов мотнул головой. — Наконец, я просто считаю, что твой брат на верном пути.

— Спасибо, — тихо поблагодарила она.

— Ты хорошая ученица, Лесси. Можешь смело говорить, что научилась драться у пиратов, — улыбнулся он без всякой насмешки. — Куда ты подашься, когда Вельгис уйдет?

— Пойду с ними. Больше мне деться просто некуда. Донн и Марис — единственные родные мне люди. Их судьба — моя судьба, — негромко проговорила девушка. — Есть еще, конечно, дядя Межик и Ванда, она же теперь мне тоже вроде сестра… Наверное, я совершаю ошибку. Но я уеду с братьями. Если меня не возьмет Донн, то Мариса я точно уломаю.

— Ронтон тебе брат?

— Названый. Его отец вырастил нас с Донном…

Они долго разговаривали, а потом долго молча сидели в быстро темнеющем лесу.

— Кейен… Кен, — позвала Лесси, не поднимая головы. — Так надо, да?

— Да, Лесси. Так надо, — тихо отозвался Дрогов. — Так надо. Возьми, — он отстегнул с пояса длинный морской кинжал, — это тебе, пригодится. А то твоим ножом даже картошку резать стыдно.

— Нельзя дарить ножи! — с каким-то отчаянием воскликнула девушка. — Нужно обязательно получить что-то взамен. Подожди! Вот, возьми! — Она сняла с шеи маленький кулон и вложила ему в руку.

Капитан взял безделушку, еще хранившую тепло ее тела. Это был миниатюрный медальон, на нем было что-то выгравировано, но в сумерках надписи было не разобрать.

— Удачного тебе пути, капитан, — тихо сказала Лесси.

— Ты уж береги себя, малыш, — очень серьезно попросил он в ответ. — Пожалуйста…

Несколько мгновений пират смотрел ей в глаза, будто хотел что-то сказать, и девушка вдруг испугалась этих несказанных слов. Но капитан промолчал, и она грустно улыбнулась ему.

В лагерь они вернулись вместе. Не доходя до первых палаток, Дрогов пропустил Лесси вперед. Едва капитан растворился в темноте за ее спиной, как Лесси наткнулась на Итона.

— Где ты была? — довольно резко спросил он.

— Гуляла. — У девушки совершенно не было настроения общаться с Нолни.

— В последнее время твои прогулки обходят меня стороной, — с горечью промолвил Итон. — Почему, Лесси? Ты же знаешь, как я тебя люблю! Ну почему мы не поженились тогда, до войны? Ты просила время, я дал его тебе. Неужели я не заслужил ни капли твоей нежности? Я знаю, ты меня ждала, ты была верна мне все эти годы. Что же случилось, Лесси?

Девушка молчала.

— Ты совсем замерзла. Давай я провожу тебя до палатки. Вот, надень мою куртку. — Итон обнял так и не проронившую ни слова Лесси за плечи и повел в центр лагеря.

Спустя несколько минут Дрогов медленно пошел к своим палаткам.

Через две недели после отъезда пиратов повстанцы покинули Скалистые Холмы. Холмичане, те, кто не захотел вступать в ряды повстанцев, разъехались по родственникам. Ванда с родителями и еще несколькими односельчанами уехала к родне на север, на озеро Мет.

— Позаботься о Донне, — попросила она Лесси, прощаясь. — Как мне не хочется расставаться с вами! Но мне сейчас надо думать не только о себе, — улыбнувшись, Ванда положила руку себе на живот.

— Ванда, сестричка, ты… — задохнулась от радости Лесси. — Донн знает?

Жена командора кивнула, глаза ее сияли.

— Сбереги ему отца, — шепнула она, обнимая подругу.

По мере того как западные ветра вступали в свои права, на душе у Лесси делалось все тоскливее. Вот и Ванда уехала, а с ней и дядя Межик (они еле уговорили старого кузнеца поберечь себя). Еще одной родной душой стало меньше.

После отъезда своего наставника девушка продолжала приходить на поляну, но как же одиноко здесь теперь было! Привыкшие к физическим нагрузкам мышцы требовали продолжения занятий, и ей оставалось только наносить безответные удары по соломенному чучелу. Но никакое чучело не могло заменить общения. Лесси неожиданно поняла, что ей очень не хватает насмешливых глаз капитана, его спокойного голоса, сильных рук. «Я, никак, скучаю по нашим тренировкам сильнее, чем по Ванде и дяде Межику», — грустно улыбалась она.

От тоски она попросила Итона научить ее стрелять. Тот сперва потребовал было объяснить, зачем ей это нужно, но потом на удивление быстро согласился. И теперь она проводила два-три часа в день, расстреливая деревянные чурбанчики, которые вырезал для нее Нолни.

Глава IX

Теория и практика партизанской войны

Секретарь снова поскребся и деликатно просунул голову в дверь, напоминая, что человек в приемной уже почти час дожидается аудиенции. Барон с досадой швырнул салфетку на тарелку.

— Ладно, давай его сюда, — бросил он секретарю. — Все равно не дашь спокойно поесть.

Поклонившись, тот ужом выскользнул за дверь, и через секунду человек, нетерпеливо мерявший ногами приемную, предстал перед бароном.

— Господин наместник, — взволнованно начал он. Барон Бринсен узнал в визитере капитана гарнизона города Ветты. — Господин барон, я привез дурные вести. Ветта и Римая взяты повстанцами.

— Что?! — вскочил барон, багровея. — Что вы сказали? Взяты?! Да как вы допустили это?!

— Позвольте объяснить…

— Не желаю ничего слушать! Кучка оборванцев захватила хорошо укрепленный гарнизон, а его капитан придумывает какие-то оправдания! Стража! В карцер его!

— Если вам угодно будет арестовать меня, я к вашим услугам, — проговорил побледневший капитан. — Но сначала все же позвольте мне сказать. Это была не кучка оборванцев, а хорошо вооруженная и дисциплинированная маленькая армия. У них было по меньшей мере в два раза больше людей, часть жителей города перешла на их сторону. Им открыли ворота, на нас стали нападать с тыла. Я послал за помощью в Римаю, но гонец пропал бесследно. Мы дрались до последнего, но исход боя был ясен, и я предпочел спасти остатки людей. По дороге сюда мы миновали Римаю. Она еще сопротивлялась, но крепость уже горела. Теперь, если вам угодно, отправьте меня в тюрьму или накормите. Я не ел уже двое суток.

Бринсен махнул рукой, отпуская солдата.

Уже несколько месяцев прошло с тех пор, как в Гоун — столицу южных и восточных провинций Ор-Сите — начали поступать первые донесения о появившихся неизвестно откуда вооруженных отрядах орситанцев. Они разбивали альгавийские гарнизоны в крупных поселках, нападали на хорошо охраняемые альгавийские обозы со снаряжением, оружием и продовольствием. Но до сих пор они не решались брать города. Если они настолько окрепли и осмелели, их непросто будет остановить.

«Так они, поди, и до Гоуна доберутся», — с тревогой подумал барон.

Барон Бринсен, наместник императора в южной столице, по возможности старался не докладывать об этих неприятностях в Вазар, пытаясь справиться своими силами. Столица — осиное гнездо, достаточно допустить оплошность, и можно распрощаться с должностью. Терять свое кресло Бринсен не хотел. Но посланные против восставших отряды орситанской армии или вовсе не находили мятежников, или упускали их. После того как на сторону противника переметнулось несколько хорошо вооруженных дивизий, Бринсен избегал полагаться на орситанские части. А альгавийских войск на юге и востоке пока было немного.

Анализируя донесения и подкупая всех, кого только можно, Бринсену удалось установить, что ядро партизанской армии составляют «отказники» во главе с кавалерийским капитаном Донном Вельгисом. Остальная масса была добровольцами. Силы восставших были не так уж велики, они навряд ли превышали двадцать тысяч человек, да еще и были разделены на десяток отрядов. Но именно эта малочисленность и раздробленность позволяла им легко уходить от погони и теряться в степях. Отряды партизан были очень подвижны. Насколько мог судить Бринсен, в основном это была кавалерия (где они взяли столько хороших лошадей?), а вся пехота перемещалась исключительно на повозках.

Теперь, когда мятежники принялись за города, пришлось отправить обстоятельный доклад в Вазар. Вопреки опасениям Бринсена оттуда прислали не нового наместника, а войска — стотысячный корпус Колониальной армии Аль-Гави под командованием знаменитого генерала Стайка.

— По морям стало совсем невозможно плавать, — пожаловался за завтраком генерал, статный мужчина с роскошными усами и безупречной выправкой. — Эти пираты совершенно обнаглели! Нападают даже на хорошо охраняемые караваны. Они фактически блокировали Илар и Щук и прямо-таки осадили Дундрут. Представляете, барон, они обстреляли наши фрегаты, хотя видели, что нас много и мы отлично вооружены! Этот беспредел давно пора прекратить!

— Такое впечатление, что они сговорились с моими партизанами, — подтвердил барон и вдруг застыл. — Сговорились?!

Генерал поднял голову, как собака, почуявшая дичь.