Он открыл коробку и достал оттуда небольшое карманное зеркальце, инкрустированное рубинами и гранатами.

— Кайле, которая не мыслит себя без любви, — прочитал Герберт и протянул Кайле зеркальце.

Сестра изо всех сил делала скучающий вид, но я заметила, как дрожит ее рука.

— Кортни, девушке, для которой время является главной ценностью.

Я постаралась взять старинные карманные часы так, чтобы не касаться руки поверенного. Мне показалось, Герберт это заметил и усмехнулся. Волна ненависти поднялась во мне, но нечеловеческим усилием я ее подавила. На глаза навернулись слезы, когда я открыла часы. Кристалл… Кристалл понимала меня, понимала мой порыв, осознавала причины моего побега. Не оправдывала, но понимала.

— Кимми, нашей маленькой художнице. — Герберт отдал Ким небольшой блокнотик с красивыми пергаментными листами.

— На память обо мне и моей к вам любви. — Мужчина дочитал до конца.

Мы все молчали, сжимая каждая свой подарок. Я предполагала, что будет какое-то письмо или слезливая речь, но, если честно, не ожидала чего-то такого. Эти часы я видела несколько раз, ими пользовалась Кристалл, они были… Они ей подходили. Словно были созданы для нее.

— Она вас любила, — произнес Герберт. — Пусть не показывала этого, но очень любила.

— Что ж, — Кайла привычно нацепила маску холодной стервы, — спасибо, Герберт. Я должна вернуться к гостям. В этом доме даже похороны проходят так, словно мы продаем ее тело.

Для похорон Кайла выбрала черное платье «в пол». Закрытое, с длинными рукавами и плотно облегающим тело верхом, но расходящейся юбкой из легкого шифона в несколько слоев. Как по мне, такой наряд был слишком уж торжественный, но в этом вся Кайла. Я не сомневаюсь, что она знает, в чем ее нужно будет хоронить, если вдруг что. И упаси Богиня не сделать ей маникюр — восстанет, как пить дать.

— И не надейся, Герберт, что останешься нашим поверенным, когда я вступлю в права, — донесся ее голос из коридора.

«Сначала роди», — захотелось ответить мне.

— Я тоже пойду, — тихо произнесла Ким и шмыгнула носом.

Поднялась и я, совершенно не желая оставаться в компании Герберта. Мне нечего было ему сказать.

— Она в чем-то была похожа на тебя, Кортни. — У него оказались совершенно иные планы.

Нужно было уйти, но я замерла, так и не дойдя до двери, крепко, почти до боли сжимая в руках часы.

— В городе ее считали содержанкой. Беднячкой, которая удачно вышла замуж. Она не боялась осуждения, улыбалась всем, кто за глаза ее оскорблял, и заставляла приветствовать ее на утренней прогулке. Ты тоже не побоялась сбежать. Нам нужно поговорить, Кортни.

— Нам не о чем разговаривать. — Лед в моем голосе прозвучал достаточно явно.

— Надо же, в Даркфелле учат говорить «нет»? — усмехнулся Герберт.

— В Даркфелле, — сладко улыбнулась я, — учат говорить лишь с теми, кто этого достоин. Извини, меня тоже ждут гости.

По лицу Герберта пробежала тень. Я знала, на какие точки нажимать, чтобы сделать больно. Я детстве много раз слушала занятнейшую историю…

О том, как подружились два мальчика: богатый подросток, сын влиятельнейшего мага в городе, и бедный сирота, несколько младше первого, продающий газеты на площади. Как их дружба из детской переросла в настоящую, крепкую, как богатый мальчик взял над младшим товарищем шефство и помог другу поступить в Хейзенвилльский колледж, как благодарный мальчик стал поверенным друга и оставался с ним до самой смерти.

Герберт, как и все, выбившиеся из низов, смертельно ненавидел упоминания о своем прошлом. Особенно от таких, как я.

В зал для приемов, где толпился народ, не пошла. Если память мне не изменяла, в малой столовой стоял небольшой бар. Туда я и направилась, чтобы выпить пару глотков хорошего коньяка, а после — собраться перед обратной дорогой. Экипаж прибудет рано утром — если я не хочу застрять в Хейзенвилле еще на сутки, придется поторопиться.

* * *

Музыка стихла лишь к полуночи, когда я уже закончила все водные процедуры и готовилась ко сну. Этот дом навевал воспоминания. Каждый звук в нем рождал десятки образов, каждый предмет — воспоминания. Я спала в своей старой комнате, и за исключением личных вещей, здесь все осталось по-прежнему. Та же темная тяжелая мебель из темного дерева, тот же дорогой эрентийский ковер, огромная кровать с мелкими подушками. Портрет мамы сняли. Кристалл после смерти отца сняла все портреты и заперла в хранилище, и это тоже стало одной из причин, по которым я уехала.

Часы лежали на столике. Надо же… когда я уехала, Кристалл оборвала все контакты, перестала давать мне деньги. Она не могла отменить содержание, назначенное отцом, но что-либо выделять сверх него категорически отказалась. Я не думала, что она включит меня в завещание, а уж тем более не думала, что Кристалл оставит часы.

Бронзовая поверхность блестела в свете лампы. Я аккуратно потрогала пальцем завитки на часах, открыла, чтобы полюбоваться. Изящная секундная стрелка неспешно завершала круг. Я уже знала, что не расстанусь с этим подарком.

На внутренней стороне крышки была какая-то гравировка. Приглядевшись, я поняла, что напоминает она беспорядочный набор букв. Странно… не сказала бы, что такое украшение пошло часам на пользу.

Над Хейзенвиллем взошла полная луна. Я поднялась, чтобы задернуть шторы. Нужно спать, иначе я рискую пропустить экипаж, ждать он не будет.

Щелчок. В полной тишине он прозвучал особенно громко, и я поняла, что доносится от часов. У меня не было дара прорицательницы, но почему-то именно в этот момент ощущение приближающихся неприятностей вышло на первый план. Я осмотрела часы со всех сторон, но больше ничего не щелкало, время они показывали нормальное, стрелки ходили исправно.

Но что-то было не так, а что именно, я поняла, едва взглянула на внутреннюю крышку часов. Там, где раньше были разбросаны буквы, теперь отчетливо угадывалось несколько мелких строчек. Я поднесла часы поближе, чтобы рассмотреть, что за надпись там появилась. Кристалл ни разу не была замечена в подобных шутках… Буквы были мелкие, но я без проблем прочитала послание.

— Маленькие девочки хранят большие тайны. И кто-то знает твою, — прочитала я.

Где-то вдалеке кричала неясыть.

* * *

Шутка, шутка — повторяла я себе. Всего лишь шутка Кристалл. Как забавно было бы подшутить над падчерицей, ослушавшейся воли старших. Так я себя успокаивала, сидя на кровати и уставившись на надпись.

Проблема была лишь одна — Кристалл никогда не имела склонности к подобным шуткам. Она мало улыбалась и уж точно не тратила драгоценное время на розыгрыши. Это удел Кимми, но Ким не способна плясать на костях погибшей мачехи.

Надо выпить наконец, решила я. Совсем немного, буквально глоток виски, чтобы успокоиться и уснуть. Совершенно непроизвольно я пропустила третью сверху ступеньку — знала, что она скрипит. Потом усмехнулась. Усмешка вышла горькая. Когда отец болел, любой шорох мог его разбудить, и я изучила каждую скрипящую поверхность в этом доме. Надо же, за пять лет не забыла…

Я услышала тихие голоса еще в коридоре и мгновенно определила, кому они принадлежат. Сестры не спали, вероятно, не могли прийти в себя после всех процедур. Как бы Кайла ни играла стерву, я знала, что для нее всегда тяжело давались похороны. Она была самой старшей, когда хоронили маму, а я толком ничего и не понимала. Ким вообще еще не было.

— Кортни? — раздался голос Ким. — Это ты?

Я не стала таиться и вошла в гостиную. Кайла все еще была в своем платье, она поздно ложилась. Ким уже готовилась ко сну и переоделась в красивую, расшитую гладью, голубую сорочку чуть выше коленей.

— Не спится? — хмыкнула Кайла. — Нам тоже. Твои шутки?

— Кайла, хватит! — Ким вскочила с кресла. — Зачем Кортни так шутить?

Закралось неприятное и в некотором роде неожиданное предположение.

— Что случилось? — спросила я.

Вместо ответа Ким показала свой блокнот. Внутри, на первой странице, красовалась точно такая же надпись, что и на моих часах. И даже почерк совпадал, вот только узнать его я не могла.

— А у тебя? — спросила я Кайлу.

Та нехотя протянула мне зеркальце. На посеребренной поверхности, словно помадой, оказались выведены те же слова.

— И вы думали, что это я, отлично.

Так как на столе уже стояла бутылка с виски, мне осталось всего лишь достать из бара чистый стакан. Я щедро плеснула себе янтарной жидкости и одним махом осушила первую порцию. Вторую уже принялась потягивать.

— Что-то мне не смешно, — презрительно скривилась Кайла. — Кристалл, что была настолько стервой, что даже после смерти решила нас приструнить?

— Кристалл была не большей стервой, нежели ты, Кайла. Прекрати истерику.

— Прекратить?! — взорвалась сестра. — Кортни, это не истерика. Это… Богиня, а что, если это не Кристалл, а кто-то, еще не унесший нашу тайну в могилу?

— И кто же знает? Вы кому-то рассказали?

— Нет! — горячо заверила меня Ким.

Кайла отрицательно мотнула головой и поджала губы.

— Ну, надеюсь, во мне вы не сомневаетесь.

— Это могла быть только Кристалл, — медленно произнесла Ким. — Либо Герберт, он наверняка видел эти вещи, передавая нам. И мог заколдовать.