— Эх, шас бы пунчу, кишки согреть!

— Чего это? — встрепенулся Кузьма.

— Водка горячая. С приправой на меду. Не хужей, чем у царей! — пояснил Назар, мечтательно зажмурив глаза.

Киприан кивнул понимающе, смягчаясь.

— А… «Ра́кица» по-нашему. Доброе дело.

Кузьма тоже обнаружил интерес и знание предмета.

— У нас оно «Голбешная», анисовка исчо. С анисовым-то маслом шибче идет.

Затем снова насмешливо — Киприану:

— Царь-то, сказывают, почище нашего хлещет!..

Назар затянул на весь лес новую частушку.

Царь купил своей Сашухе
Золотые серьги в ухи.
Русских немцам продала,
Да недорого взяла!

Чагин цыкнул на Назара, натянул поводья своей гнедой.

У поворота реки намело большой сугроб. Чагин осмотрелся по сторонам — в лесу было тихо.

— Объезжаем, что ли? — спросил Кузьма.

— Объезжай по левой, — велел Чагин. И добавил: — Прошку разбуди, Киприан.

Кузьма начал неторопливо объезжать снежный завал. Заспанный Прохор соскочил с тарантаса, держа в руке ружье.

Из-за поворота показалось упавшее на дорогу дерево.

— Сто-о-й! — разнеслось по обозу.

Лохматый мерин, издав недовольное ржание, встал. Гром вскочил, не сводя глаз с хозяина.

Перед деревом на льду недвижно лежал человек, припорошенный снегом.

Тут уж и Кузьма перекрестился.

— Мертвяк лежал! Глянь!

— Недобрый знак, Егор Степаныч, — тихо сказал Назар Чагину, спешился и вместе с Прохором решительно направился к мертвому.

Чагин подъехал к лежащему дереву, упавшему откуда-то сюда, на лед замерзшей реки. «Плохо дело», — подумалось ему. Гром молча стоял рядом.

Назар склонился к покойнику, крикнул Чагину.

— Мертвый! Одет чудно́. Егор Степаныч, у него карабин под рукой.

Прохор, вглядываясь в лицо мертвеца, вдруг воскликнул:

— Да я его знаю! Это ж бес настоящий! Салтан, татарин, он с каторги сбежал.

Назар нагнулся, протянул было руку, чтобы взять из рук покойника карабин. Звук выстрела грохотом разнесся по лесу. Назар отлетел, упал, окрашивая кровью снег, только шапка покатилась с кудрявой головы.

Мертвый человек возле дерева оказался куда как живым. И он был не один.

Из-под завалов раздались выстрелы, полетела граната и взорвалась позади обоза, ранив серую в яблоках лошадку.

Киприан и Прохор начали беспорядочно палить в сторону завала, откуда выскочили, показалось было, мохнатые звери, но это были люди в страшных масках. На одном была медвежья шкура с оскаленной мордой, на другом — оленья, прямо с рогами наброшенная на голову, на третьем — наряд из черных перьев, а голова и лицо были замотаны черным платком.

Чагин приметил и четвертого, тот прятался за деревом. Он был в черном плаще, лицо закрывала жуткая маска из древесной коры с просверленными в ней дырками для глаз. Разбойники издавали вопли, рычание и другие устрашающие звуки.

— Бесы! Господи, спаси! — завопил Киприан, бросив наземь винтовку, побежал к лесу и тут же получил пулю в плечо.

— Шаманы, Егор Степаныч! Всех убьют! — захрипел в последней агонии окровавленный Назар.

От следующего выстрела рухнула в снег гнедая лошадь. Чагин перекатился за нее, занял позицию. Подполз испуганный Гром, приученный прятаться от выстрела, не лаять и не кидаться без приказа.

«Шаманы» бежали к обозу. Чагин подстрелил Салтана. Тот завизжал и покатился по снегу.

Киприан и Кузьма спрятались за обозом. Дрожащими руками раненый десятник перезаряжал винтовку. Чагин крикнул:

— Стреляй, дубина!

Разбойники меж тем спокойно обходили обоз.

Чагин снова выстрелил и откатился, укрылся за ледяным холмиком. Он видел, как Киприан поднялся и нацелил винтовку на бандитов, но кучер Кузьма весело оглянулся вокруг и с новым выражением лица, безумным и разбойничьим, заорал в ухо старому солдату, стреляя в упор.

— Распутину, поганцу, поклон передай!

По кивку Чагина Гром рванул и повис на рукаве одного из убийц, «оленя», не давая тому выстрелить. Чагин поднялся, всадил пулю в бандита, свистнул Грому и снова залег рядом с ледяной промоиной.

Он видел, как разбойники подошли к обозу и предатель кучер радостно выскочил им навстречу, кланяясь.

— Вот вам, черти-государи, полная телега золота… Принимайте!

Бандит в брезентовом плаще и маске из древесной коры хладнокровно всадил в грудь Кузьмы несколько пуль. И брезгливо, по-барски отпихнул сапогом тело кучера, который еще долго корчился, хрипел, тянул искривленные предсмертной мукой пальцы к золотому обозу.

— Господи, твоя воля!.. Изверги, изверги! Что ж мы наделали, изверги! — скорбно закричал вдруг один из бандитов и упал на колени, срывая маску.

Чагин не разглядел его лица, показалось только, что молодой и сильно бледный, с тонкими светлыми волосами — никакой не тунгус [Тунгусы и эвенки — разные названия одного народа. «Тунгусы» — так народ стали называть русские, когда впервые встретились с его представителями; слово пришло от ненцев. «Эвенки» — самоназвание, в начале XX в. официально закрепленное.]. Их барственный предводитель в брезентовом плаще, проходя мимо него, молча ткнул прикладом пистолета по затылку. Молодой упал, откатился на несколько метров по заснеженному льду.

Чагин прицелился из своего укрытия, намереваясь снять предводителя, но случай спас бандита — в секунду выстрела он наклонился, отдергивая рогожу на тарантасе.

Разбойники, перезаряжая ружья, двинулись в сторону укрытия, где скрывался Чагин.

Егор вскочил на ноги и, петляя, побежал к берегу, под прикрытие леса. Здешние места Чагин знал хорошо, один бы смог добраться до жилья и вызвать подмогу на поимку бандитов. Главное уйти с открытого пространства, а там…

Гром бежал впереди, словно разгадав план хозяина и указывая дорогу.

Позади звучали выстрелы, одна из пуль обожгла бок. Чагин упал, начал было отползать и тут провалился в ледяную промоину. Карабин, как распорка, удерживал его какое-то время на поверхности, но течение затягивало под лед. Гром бегал вокруг полыньи, рычал, готовый защитить хозяина. Следующая пуля попала по карабину. Силы стремительно уходили, а с ними и жизнь.

«Теперь все», — подумалось Чагину. Промаялся на свете сорок шесть годков, а вроде и жить не начинал, все откладывал. И в тюрьме посидел, и трудником в монастырях побывал, и отшельником провел две долгие зимы на дальней сибирской заимке. Не нажил ни семьи, ни богатства, хотя водил по тайге обозы пушного товара, китайской контрабанды и неучтенного казною золота с дальневосточных приисков.

«Господи, прости», — он мысленно перекрестился, из последних сил держась за карабин.

Бандиты подходили к полынье. На их глазах смельчак-проводник вскрикнул и ушел под лед, увлекаемый течением реки.

Предводитель в древесной маске прицелился, чтобы прикончить рычащую собаку, но молодой сообщник повис у него на руке.

— Не надо! Не стреляй! Собаку не трогай!..

Тот все же выстрелил, промахнулся, чертыхнулся с досады — пса и дух простыл.

Предводитель бандитов обернулся к обозу.

Темный, коричневатый золотой песок тонкой струей вытекал из пробитого кожаного мешка, смешиваясь с окрашенным кровью снегом.

Глупец кучер лежал, раскинув руки, и его мертвые глаза бессмысленно таращились на убийцу. Предводитель снял маску, натиравшую виски. Зачерпнул снега, бросил на лицо покойника и каблуком сапога впечатал в мертвые глазницы. Взял под уздцы притихшего лохматого мерина.

Подсадив на козлы раненого Салтана, разбойники потащили обоз вверх по течению реки. Не замечая, что с берега, из тени громадных елей, за ними наблюдает чей-то внимательный взгляд.