Ольга Погодина

Джунгар. Небесное Испытание

И маленький камушек может погубить город — если он лежит на вершине горы.

Ургашская поговорка

Глава 1. Чужаки

Год 1372 от начала правления императора Кайгэ по куаньлинскому календарю, месяц Бурь

К ручью осторожно, проваливаясь по брюхо в свежевыпавший снег, спускался изюбр, наклонял рогатую голову, чтобы не задеть низко нависающие ветви. От широкой незамерзшей еще полыньи поднималось влажное марево, оседающее на соседних деревьях и обрывистых каменистых склонах ручья причудливой белой вязью, — зимой здесь, в предгорьях Эбэгэйского хребта, стояли трескучие морозы. Влажные ноздри изюбра тоже покрылись белой каемкой, черный блестящий глаз косил в сторону леса, уши прядали, — что-то тревожило животное. Наконец, простояв довольно долго в глухой тишине морозного утра, изюбр спустился к полынье и опустил морду в быструю воду, масляно-черную среди окружающей ее хрупкой ледяной корки.

Коротко свистнула стрела, следом, почти догоняя первую, полетела вторая. Изюбр прянул было, но не успел — одна стрела вошла ему в грудь, вторая в брюхо. Животное мучительно закричало, судорожно метнулось в слепой жажде бежать, но под его весом намерзшая ледяная кромка проломилась, и изюбр провалился в воду по брюхо. Ручей был довольно мелким, но сил выбраться из ледяной ловушки, умчаться прочь у него уже не было — глаза застилало, вода и снег вокруг окрашивались красным.

Он уже умирал, когда с противоположной стороны ручья, сшибив целый сугроб снега с огромной ели, появился человек на коротких, широких снегоступах и меховой парке с капюшоном. Они встретились взглядом за удар сердца до того, как огромный олень перестал дышать. Человек откинул с головы капюшон, и стало видно, что он стар, — седые косицы, прорезанное морщинами лицо, темное, как кора. Ловко срубив молоденькую осинку, он подошел к краю ручья, опустил слегу в воду, оттолкнулся и легко перемахнул на другой берег. Затем вытащил из-за пояса нож, резанул изюбра по шейной артерии и припал губами к ране — кровь только что убитого зверя, еще теплая, дарует силу и вечную молодость, вместе с ней сила зверя переходит к охотнику.

Оторвался, отер губы, отступил, наблюдая, как темно-красный ручеек струится по шкуре и беззвучно утекает в черную воду. Потом сноровисто снял со спины хитро привязанный тючок, вытащил несколько гладких, оструганных колышков и принялся мастерить волокушу.

Он уже почти закончил, когда с того берега донесся треск сучьев, какой сопровождает только неумело ломящегося по лесу человека. Старый охотник откинул ухо меховой шапки, прислушался. Пар от его дыхания желтоватыми в солнечном свете клубочками поднимался вверх.

Троих торопливо пробиравшихся к нему людей можно было разглядеть издалека. По меньшей мере двое из них явно были чужаками, ни один охорит не будет так переваливаться в снегоступах.

— Эй, старик, — услышал он молодой недовольный голос. — Это был наш изюбр, мы его из-за хребта сюда гнали!

— Наверное, ваш куда-то еще побежал. Этого я с осени заприметил, куда он на водопой ходит, — лукаво сказал старик. — Вот туточки, в ентом месте и ожидал.

— Ну я же говорю — наш. — Говоривший выбрался на берег ручья, и старик смог рассмотреть его скрытое паркой лицо. Впрочем, он и без этого уже знал, кто это: это чужаки из Ургаха, видно по змеиным глазам. Следом подошел второй — оба были на голову выше сопровождающего их охорита, — тщедушного кривоногого парня с непроницаемым скуластым лицом.

— Что скажешь, Этугей? — обратился старик к проводнику и по тому, как обратился, сколько в голосе прозвучало властной уверенности, стало ясно: он не простой немощный старик.

— Да… то есть нет, Кухулен-отэгэ, — затравленно забормотал проводник. Видно было, что он боится и старика, и своих чужеземных спутников.

— Ты что говоришь? — обернулся к нему один из чужеземцев. — Зенки залепило?

Этугей вжал голову в плечи и стал оттого похож на нахохлившегося облезлого воробья.

— Н-нет, все так, как в-вы сказали, господин, — невнятной скороговоркой промямлил он, косясь на старика, — видимо, выбрал, кого стоит бояться больше.

— Ну во-от, а я что говорю? — с удовольствием растягивая слова, проговорил чужеземец. Подмигнул второму, до странности на него похожему, и нагло уставился на старика. — Так что, видишь, старик, на нашей стороне правда. Так и быть, можешь вырезать себе печень — мы, ургаши, считаем ее употребление варварским, да еще как вы ее едите, сырой…

— А ты добрый, молодой господин, — усмехнулся старик, показал белые молодые зубы, — у вас в Ургахе все такие?

— Да ты еще дерзишь, пожиратель падали. — Второй незнакомец выхватил из-за пояса лук и сноровисто натянул тетиву. Наконечник стрелы смотрел прямо в лоб старику, однако тот даже бровью не повел. Этугей, однако, изо всех сил повис на руке незнакомца:

— Пожалуйста, не надо!

— Отвяжись, это не твое дело. — Возмущенный ургаш сшиб коротышку охорита с ног, его лицо перекосилось гневом.

— Господин, здесь живут горные охориты, они все колдуны! Прошу вас, не надо! — продолжал причитать Этугей, закрывая лицо рукавами, как испуганный ребенок. Впрочем, его слова не вызвали у его спутников благоговейного трепета.

— У нас в Ургахе такими закусывают! Прочь с дороги! — проревел второй ургаш, поворачиваясь к несчастному проводнику, посмевшему усомниться в его могуществе. Он пнул охорита с презрительной гримасой, затем сорвал лук с плеча, демонстративно прицелился… и в растерянности опустил его: старик вместе со своей добычей… пропали, на том месте, где они только что были, остались только разостланная волокуша, следы и кровяная полоса.

— Я же говорил — колдун! — взвыл Этугей, огорченно тараща глаза. — Ой-е, пропала моя голова!

— Твоя голова куда в большей опасности прямо сейчас, — с угрозой сказал первый ургаш, тот, что завязал перепалку. — Не так ли, Унарипишти?

— Так, так, дорогой братец, — ухмыльнулся тот, явно забавляясь непритворным ужасом охорита. — Ты что же, варвар, не веришь нам?

— Верю, верю, — с усердием закивал тот. — В Ургахе все колдуны, надо хорошо служить…

— Вот-вот, почаще повторяй это, — приходя во все более веселое расположение духа, одобрил Унарипишти. — Глядишь, и выучишь. Так оно, Даушкиваси?

— А как же!

— А твоего плюгавого колдунишку мы достанем, как есть достанем! — подбоченясь, сказал Унарипишти. — Еще раньше, чем он нашего изюбра переварит.

— У-у-у-у! — Даушкиваси приложил к губам руку, протяжно завыл и завертелся на месте. — Видишь? Я послал твоему колдуну вдогонку злого духа. Он теперь не остановится, пока не найдет его и не сгрызет ему печень. Пропал твой колдун!

— Ой-е, пропал! — завороженно повторил Этугей, на всякий случай отодвигаясь подальше. — Великие вы колдуны, не губите маленького человека. Хорошо служить буду!

— Да ты со страху, гляди, штаны не обмочи, — засмеялся Даушкиваси. — Эх, запороли нам такую добычу. Как придем к твоему вождю? Что скажем?

— Скажем, что изюбра убили, — с готовностью согласился Этугей. — Но, скажем, в этот момент напал на нас злой колдун, вот вы и вызвали себе на подмогу духов из Ургаха. А когда колдуна прогнали, пришлось им, духам то есть, за долгую дорогу ясык давать, дань то есть, по-вашему. Вот изюбра и забрали — в момент растерзали и с воем унеслись по небу обратно в Ургах. У-у-у-у, ночи теперь не спать буду, какие страшные духи! — все больше воодушевлялся Этугей.

— Э-э, безродная твоя душа, да тебе сказочником-улугом быть, — изумился Унарипишти. — Но хорошо врешь, красиво, вдохновенно врешь, так, что и соврать не стыдно. Так и ври, да только смотри не заврись, чего лишнего не наболтай, не то мы тебя живо…

— Что я, безголовый совсем? — обиделся Этугей, поняв, что гроза миновала, и заулыбался. — Зачем мне самому на себя беду накликать? Как известно, зашел в юрту — глупо рубить опорные колья, зашел разговор — глупо наживать себе врагов… Э-э-, да что мы стоим, мерзнем тут! — Этугей хитро подмигнул. — Там, выше по ручью, знаю я, зимовье стоит — наш хулан, продли его годы Великое небо, здесь зимой на охоте останавливается. Там и запас еды есть, и дрова для розжига, — обогреемся, подкрепимся… А, высокородные?

— Дело говоришь, — степенно согласился Даушкиваси. — Веди, что ли…

— И впрямь дело, — согласился Унарипишти. — Да только смотри, плешивая твоя башка, ежели нам твоя землянка не понравится, на плечах нас обоих обратно понесешь!

— Понравится, понравится! — довольно резво переступая плетенными из лыка снегоступами, успокаивал Этугей. — Вы только, высокородные хуланы, выше поднимайте ноги, чтобы в снегоступы снегу не нагребать. И ступайте прямо в мой след — так меньше шанс провалиться, да и быстрей дело пойдет.

Под нескончаемое бормотание проводника оба чужеземца, то и дело оступаясь и оглашая воздух ругательствами на незнакомом языке, потихоньку удалились. Зимний лес поглотил их звуки, сменив торжественной тишиной. А немного ниже, за поворотом ручья, на излучину течением неторопливо вынесло тушу изюбра. Зацепившись за крупный валун, она застряла на мелководье. Через какое-то время недалеко от оставленной волокуши с шумом осыпался снег и лед, обнажив из-под намерзшей снежной корки песчаный обрывчик, куда, даже не замочив ног, и спрыгнул старый охотник, предварительно столкнув тушу в полынью. Сейчас он быстро вскарабкался на берег, свернул волокушу и потрусил вниз по течению. Там он подобрал свою добычу, погрузил на волокушу и, надсадно кряхтя под тяжестью ноши, поволок ее по кромке долины, где лес был реже. Над ним, наверху, в обе стороны расходилась узкая лощина, являя поросшие кедрачом и искривленными березами склоны. Где-то к полудню старик со своей ношей вывернул по руслу ручья на берег большой реки, куда вел ровный, занесенный снегом спуск по боку пологой сопки. Усевшись на волокушу и подцепив один ее конец на себя, чтобы не запорошило глаза, старик залихватски гикнул. И, как на салазках, съехал вместе со своим грузом с горы, подняв ворох сверкающей снежной пыли.