Ольга Сафонова, Наталья Габовская

Таня, домой!

Посвящается нашим родителям, которым так непросто было растить нас в 90-е.

Предисловие

Книга «Таня, домой!» похожа на серию короткометражных фильмов, возвращающих нас в детские ситуации, которые когда-то случались с каждым. В те моменты, когда мы были максимально искренними и светлыми, верили, надеялись, мечтали, радовались, удивлялись, совершали ошибки, огорчались, исправляли их, шли дальше. Шаг за шагом авторы распутывают клубок воспоминаний, которые оказали впоследствии важное влияние на этапы взросления. Почему мы заболеваем накануне праздников? Чем пахнет весна? Какую тайну хранит дубовый лист? Эти и другие темы, словно яркий калейдоскоп проносятся перед нашими глазами вместе с героями-детьми, их чувствами, мыслями и надеждами.

Книга написана легким и понятным языком. Ее можно прочитать за пару вечеров. Однако я вам советую не торопиться, а немного растянуть процесс. Проанализировать собственные мысли, чувства и впечатления. Рефлексия в данном случае будет полезной и исцеляющей. Сюжеты, которые легли в основу рассказов, помогают по-новому взглянуть на события сегодняшних дней, осознать связь прошлого, настоящего и будущего. Вместе с героями мы заново переживаем отдельные моменты своей жизни, после чего приходит понимание, откуда растут корни наших взрослых проблем. Да, все мы родом из детства. Эта истина давно известна, и она не теряет своей актуальности. Осознание детских травм — это первый шаг к их решению. Авторы предлагают нам это сделать в увлекательной и безопасной форме, показывая, что за каждой взрослой проблемой стоит решение, принятое в детстве или происшествие, которое повлияло на восприятие мира и на взаимоотношение с ним. Если размотать событийный ряд назад, прожить этот случай вместе с героями, то можно переосмыслить прошлое и подкорректировать настоящее. Главное — не бояться оглянуться назад, а затем смело пойти вперед.

...
Кира Феклисова, психолингвист, лайф-коуч.

Дубовый лист

С четырех лет Боря рос без отца. Светлые кудрявые волосы — единственное, что запомнил о нем мальчик. Когда папа заболел, мама часто подводила малыша к изголовью кровати, чтобы тот немного постоял рядом. Боря держался за металлические прутья, а волосы отца касались его детских ладошек. Потом папа умер, а мальчика временно отправили к дедушке с бабушкой. Он, конечно, скучал по маме, но обратно не просился.

Дедушка Иван Николаевич, в прошлом военный, читал лекции курсантам в местном училище. Боря восхищался его манерой одеваться, говорить. Даже запах одеколона у деда был каким-то особенным — Боря специально утром его обнимал крепко-крепко, чтобы потом весь день пахнуть как он — еловой смолой и немного дымом. Мальчик знал, что когда вырастет, будет точно так же наливать в ладошки одеколон и хлопать ими по гладким щекам. А еще ему нравилось, как дед взбивал мыльную пену для бритья, заправлял рубашку и затягивал ее широким армейским ремешком. Боря мечтал, что выучит все эти ритуалы, и, конечно же, окончит училище и, как дедушка, станет военным.

За все детство Борю ни разу не наказывали, что уж, даже голоса дед на него не повысил. Мальчик всегда чувствовал, когда стоит остановиться, по строгому взгляду, по наклону головы. Он любил деда без памяти и старался его никогда не огорчать. С бабушкой в этом они были солидарны.

— Да, Иванушка, — соглашалась она во всем с дедом. Соглашалась, делала по своему, но никогда не спорила.

Лето они проводили на даче. Дощатый домик с огородом на шести сотках располагался совсем недалеко от города, но это был совершенно другой мир. Каждое утро Боря просыпался от пения соседского петуха и шел ловить рыбу на пруд. Потом солил и развешивал вялиться на чердаке пойманных карасей, и спускался завтракать. Бабушка жарила обыкновенную яичницу и очень смешно ела ее вприкуску с зеленым луком. Сначала она наматывала перо на палец, снимала получившиеся кольцо, солила и отправляла его в рот вместе с яйцом и хлебом. От бабушки всегда летом пахло немножко луком. Боря лук не любил, но с удовольствием уплетал яичницу с жареными гренками и убегал на улицу.

В сарае он облачался в индейца — в ход шли негодные для носки бабушкины юбки. Крышка от старой стиральной машины приспосабливалась как щит, а в волосы крепилось гусиное перо, раздобытое в соседском курятнике. В таком виде Боря с друзьями носился по дачному кооперативу, завывая, улюлюкая и отправляя в воздух невидимые стрелы.

В жару дедушка поливал внука из лейки водой, нагревшейся от солнца, а вечером отмывал его черные пятки мылом и щеткой. Перед сном Иван Николаевич рассказывал Боре о маршалах и военных походах, о королях и разных странах. Мальчик засыпал, мечтая, что когда-нибудь обязательно купит дедушке «Жигули» четвертой модели, чтобы они с бабушкой могли увезти в них весь урожай с дачи. Он мечтал сделать ему хороший подарок, но купить автомобиль сейчас в силу возраста не мог.

— Смастерю-ка я для деда шикарную дубовую кровать, подумал Боря за завтраком. За участком растет небольшой молодой дуб, да к тому же ничейный…

На чердаке мальчик нашел ножовку. Вряд ли она предназначалась для того, чтобы пилить деревья, скорее, сучки или доски, но молодой человек был полон решимости. С тех пор каждое утро Боря незаметно уходил за сарай и принимался за дело. В день ему удавалось пропилить не больше сантиметра. На вторую неделю работы он подтолкнул, поднажал, и дерево повалилось ровно между участками.

Еще две недели Боря отпиливал пеньки — ножки для будущей кровати. Когда и эта работа была окончена, домой он возвращался в задумчивости.

— Где бы теперь раздобыть доски? — размышлял мальчик, и вдруг заметил, как из калитки выходят соседские бабка и дед.

— Не к добру, — смекнул он.

На пороге его ждал дедушка.

— Ты зачем дуб спилил?

— Хотел тебе кровать сделать.

— Очень тебе за это благодарен, но будь добр, иди к соседям и расскажи им о своих хороших намерениях.

Боре хотелось провалиться. Лучше бы дедушка оттаскал его за ухо, все бы стерпел. Чуть не плача, он побрел к соседям, обещая себе, что больше никогда не заставит его за себя краснеть.

Чужие бабка с дедкой сдержанностью не отличались.

— Тудыть тебя растудыть, шишкин-едришкин! Ишь ты, птица, что натворил! Ты зачем дерево свалил?

— Я думал, оно ничейное, деду кровать хотел смастерить, — оправдывался Боря, еле сдерживая слезы.

— Думал он, грехи мои пузатые. А что мы теперь в огурцы класть будем на засолку, ты подумал? Мы что с дедом полезем на старый дуб? До этих веток-то мы сами доставали!

Сошлись на том, что залезать на дерево будет Боря. Про уговор бабка действительно не забыла и гоняла парня нещадно.

— Сколько же она огурцов солит? Вздыхал Боря, слезая с высокого дуба, но обещание свое выполнял, сам виноват, что поделать.

Диплом на выпускном в военном училище Борису вручал дедушка. Иван Николаевич гордо смотрел на внука, на его уверенную походку, подтянутую фигуру и открытое радостное лицо. К нему шел уже не тот мальчишка, кто из пеньков мастерил кровать, к нему шел молодой военный, в котором было очень сложно угадать того сорванца.

— Что ж, теперь я с чистой совестью могу уйти на пенсию, — сказал Иван Николаевич и обнял внука.