Сидит, тварь, с моим отцом за столом, беседуют. Мама в выходном платье суетится на кухне. Ага, ага, всегда готовит в таком виде.

Я думала, мы эту тему закрыли раз и навсегда после нескольких скандалов и бойкота, объявленного мне семьей, а нет — оказывается, самое интересное впереди.

— Что он здесь делает? — спрашиваю, скрестив руки на груди.

— Ты как с гостями разговариваешь?! — ахает мать, отец уже подвыпил — зацепился взгляд за начатую бутылку дорого коньяка на столе — и как жахнет кулаком по столу.

Стыдно. Даже перед Василием стыдно, понимаю ведь, почему он вообще о своих грязных предложениях начал заикаться. Приехал, огляделся, пообщался с моими родителями, понял, что ради нескольких сотен тысяч они будут вокруг него на задних лапах плясать. Он сам их не уважает, презирает, ему даже неприятно сидеть с ними за одним столом — по выражению лица заметно. Всем заметно, кроме родителей. Василию противна наша кухня, наш стол, наш старый ремонт. Вроде бы когда сам живешь — не замечаешь, а как гости приходят, сразу будто их глазами на свое жилище смотришь — тут бы подкрасить, тут переклеить, тут вообще помыть хорошенько.

Нормальная у нас кухня, обычная. Чистая, ни один шкафчик не сломан. Но этот гад губы поджимает, нос воротит, и оттого я начинаю еще сильнее его ненавидеть.

— Василий Васильевич — наш дорогой уважаемый гость, Юля, поздоровайся вежливо.

— Я к себе.

— Юля! — папа вскакивает из-за стола. — Вот же упертая девчонка! Василий Васильевич, вы извините ее, молодая еще, не понимает, что к чему. Что вы помочь нам хотите, с душою открытой пришли.

— Что-о-о? — резко оборачиваюсь я. — Что ты сказал?! — в момент срываюсь на крик. — Ты извиняешься перед ним?! Перед этим ужасным человеком?! — я не могу сдержать слезы, понимаю, что начинается истерика, но остановиться не могу. Два часа назад мне позвонил Ванин папа и сообщил, что Ваня в больнице. Не знаю, что там с ним делали, до чего довели… но он вскрыл себе вены. Спасли, хоть и потеря крови большая. Я впервые в жизни, хоть и по телефону, но слышала, как рыдает взрослый, очень уважаемый мною мужчина. У меня шел урок, я вернулась в класс и довела его до конца. Отпустила детей, после чего поехала домой. Как добралась — не помню. Почему направилась именно домой, где в последнее время мне неуютно? Да что там! Хуже всего! Не знаю, ноги сами привели, по привычке. Пойти-то некуда больше. Не знаю, чего больше боюсь: Ваниной мамы глаза увидеть или свое отражение в зеркале? И вот сейчас истерика и рыдания вырываются наружу каким-то гортанным голосом, неродным мне. Я кричу со всей злостью и ненавистью, которые только способно сотворить мое сердце. О да, эти чувства тоже идут оттуда, из груди. Они рождаются болью за любимого человека. — Не смей! — кричу я. — Никогда не делай этого! Он считает, что может купить все, что угодно, это не так, — и я показываю им всем средний палец.

— Юля, прекрати, — перебивает меня задыхающийся от гнева отец. — Этому парню уже не поможешь, он психопат, в той ситуации можно было договориться, как-то разойтись по-хорошему, он пробовал? Нет! Сразу кинулся с кулаками. Нужно было вызвать полицию, в конце концов! У них есть способы скрутить человека, не нанося ему физического вреда. Этот парень чуть калеками не сделал сына Василия Васильевича и других ребят, а у них вся жизнь впереди. Они тоже чьи-то любимые дети.

— Папа, один из этих ребят вырвал мне клок волос, таская по земле и заставляя смотреть снизу вверх, пока сын уважаемого Василия Васильевича с другом кончали мне на лицо, хохоча и крича, чтобы рот открыла пошире, — выпаливаю на одном дыхании, после чего наступает тишина. Василию это слышать неприятно, но сама ситуация, кажется, веселит, и уголки его губ дергаются в улыбке. Еще бы! Дочь унизили, поиздевались, а отец не знает, с какой стороны зад поцеловать, чтобы получить за это денежное вознаграждение. — Знаешь, как сильно от спермы глаза щиплет? А я знаю теперь.

— Уверен, все было не так, — слегка растерянно бормочет отец, оглядываясь на маму и Василия в поиске поддержки.

— Так, — повторяю я уверенно, красная, как помидор. Щеки пылают, горят. Ст-ы-ы-дно. Мать смотрит круглыми глазами. Я рассказывала это им, но в более мягкой форме, жалела. Да они и не хотели знать подробности, им было неприятно их слышать.

— Но… ведь изнасилования не было, — говорит отец нерешительно. И я пораженно прикрываю глаза. Ваня, который вообще меня не знал, бился за меня. А этот — продает, ища оправдания насильникам, потому что у них больше денег.

— Все верно, Сереж, — бархатисто произносит Василий, не говорит, а напевает, — проникновения не было. Ну перегнули палку пацаны, ну бывает, молодость, гормоны бушуют. Выпили лишнего. Хотели пошутить и заигрались. Скорее всего, и не сообразили, что девушке это не в радость. Сейчас такие девицы, что ого-го! Любому мужику фору дадут!

— Да-да, скорее всего, так и было. Общество наше современное виновато, и правительство. Развели беспредел, разгул и бл*дство! Молодежь страх теряет, не понимая что хорошо, что плохо. И получилось, что не хотели, а обидели тебя, Юля. Ср*ное правительство, все оттуда идет, сверху. Не зря в народе говорят: рыба с головы гниет. Так ведь, Василий Васильевич?

— Юль, ты еще раз все обдумай, вспомни, покрути в голове, — говорит мне этот Василий, — может, переосмыслишь какие-то моменты, события. Большая вероятность того, что ты не так поняла. Завтра приходи в участок; время упущено, но обещаю, попробуем поправить ситуацию. А чтобы быстрее забыть этот…неприятный для нас инцидент, мы вас в тур отправим! Во Вьетнам. Там очень здорово, мы с женой были зимой. На слонах покатаетесь, на массажи походите, плохое настроение как рукой снимет. Я вам несколько спа посоветую, не узнаете себя после посещения. Юлечка, ты не обязана ломать свою жизнь из-за пацана, который не умеет собой владеть. Он хотел подраться — он подрался. Не было бы моего сына — нашелся бы другой. Повезло еще, что все живы остались. Такого вообще нужно изолировать от общества.

Я слабая и не очень умная, у меня не хватает сил и мозгов, чтобы дерзко ответить и уложить оппонента метким словом или цепкой фразой на лопатки. Я выложила им как на духу самое страшное и постыдное, что со мной происходило, унизилась, а они не придали этому значения. Я способна лишь покачать головой и убежать к себе в комнату, запнувшись в коридоре об собранную ковровую дорожку. Еще и лбом припечаталась, аж искры из глаз полетели.

Противно, папа ему в рот заглядывает, дорогим гостем зовет, а как все закончится, Василий даже не поздоровается с ним, мимо пройдет на улице, отвернувшись. Еще и презирать всю жизнь будет, не сомневаюсь. Сам он за своего сыночка на части готов порваться, лишь бы защитить, вытащить, да еще и чистеньким. Не просто же так они за мной бегают и сумму взятки при каждой встрече повышают. Им мало просто отмазать парня. Им нужны мои показания, чтобы отмыть его окончательно. Натереть пчелиным воском и сдуть пылинки. Выставить героем. Папаша — юрист, возможно, сынку пророчат завидное будущее — скажем, место судьи. А тут хоть и маленькое, но мерзопакостное пятнышко в личном деле.

Но как же, как же Ваньке помочь?! Бедный мой, что с ним там сделали, что он пошел на этот отчаянный шаг? Слышу его беззвучный крик о помощи, а сделать ничего не могу. Он ведь долго держался. Сильный такой, большой, крепкий мужчина. Неужели даже его волю сломили? Все выслушаю, любые раны залижу, только бы вытащить его оттуда. Спасти, домой забрать. Он утонет в моей любви и любви своей мамы. Если моя ему еще понадобится после случившегося, конечно… может, он уже зарекся даже смотреть в мою сторону.

Его мама мне не звонит несколько дней, и мои звонки сбрасывает. Понимаю, что винит в случившемся. Горько на душе. Но мне-то нужно выяснить, как Ванька, какие у него раны, сколько швов наложили. Мне нужна каждая мелочь, я все должна знать про него. Поэтому дважды в день упорно набираю ее номер, задержав дыхание, и жду.

А когда она звонит первой, я сразу понимаю, что есть хорошие новости. Будь плохие — она бы не захотела больше ни видеть, ни слышать обо мне.

А тут сама звонит!

— Он в порядке, спасли, состояние стабильное. Лежит в палате, отдыхает. Там, уверена, условия хуже, чем в обычной больнице, но лучше, чем в тюрьме…

Зима начинается в нашей местности как обычно — в конце октября. Пробрасывает ранним снежком, ветер сильный и порывистый, без шарфа и перчаток нестерпимо на улице даже перебежками. Пальцы и тыльная сторона ладоней вмиг краснеют, потом шелушатся. Может, отморозила, а может, это нервное. Я работаю, занимаюсь репетиторством — нахватала часов за смешные деньги. Делаю все, чтобы убить свободное время, которого начала бояться из-за обитающих в нем тяжелых, неподъемных мыслей, от которых голова раскалывается. Друзья меня потеряли, да и нет их у меня больше. Самую близкую подругу, с которой мы поссорились в День рождения, а потом помирились — купили. Оказывается, по ее словам, я вообще девка гулящая. Люблю и выпить, и в баре с мужиком познакомиться, потом поехать к нему, обслужить. Неправда это, ни единого раза такого не было. А ведь я на Оксанку надеялась, предупреждала, что ее, возможно, вызовут для допроса, и что для меня сейчас каждая помощь важна. Каждое слово в защиту!