Обычному человеку.

— Послушай, — заговорил Нико, покидая вокзал. Вчерашний инцидент с безопасностью замяли, и всем свидетелям магически стерли память. — В прошлый раз ты исчез для меня, потому что я не вписал тебя в свои закидоны. На этот раз я вписываю тебе насильно, потому что исчезать тебе не позволено. Усек?

— Думаю, следовало учесть немного больше нюансов, — заметил Гидеон и, стрельнув взглядом на камеры наблюдения, повел Нико менее приметным путем. — Например, ты собираешься узнать мое мнение? Или решать, что мне делать и куда идти? До самого конца моей жизни, сколько бы мне ни осталось.

— Я не говорил, что я альтруист. — Нико рискнул бросить взгляд на Гидеона. На ходу он барабанил пальцами по бедру, испытывая смесь страха (перед очередным покушением) и неловкости (от признания). — И, для протокола, ты сам сформулировал свое положение. И сам будешь виноват, если я все не так понял.

Нико подумал, а не зарывается ли он? Не делает ли именно то, что ему постоянно вменяла в укор Либби: бросается в омут с головой, совершенно не заботясь об остальных причастных? В общем-то, да, все именно так. Он это признавал, поскольку не был начисто лишен того, что позволяет замечать несовершенства и сомнительные грани собственной личности. И возможно, особенно жестоким казался его выбор действия — хотя того просто требовала реальность, — потому как этот самый выбор был крепко завязан на особенностях личных желаний Нико. Он настаивал, будто без Гидеона от мести архивов им не уйти, убеждал Либби, якобы магия Гидеона полезна, и в принципе не лгал. Само возвращение Либби доказывало исключительность ума и надежность Гидеона. Однако неприглядная сторона правды заключалась в том, что больше года Нико страдал сердечными муками и предпочел бы запереть Гидеона в стенах загородного английского поместья, лишь бы не повторять болезненный опыт.

Они молчали всю дорогу, пока не вернулись в свой квартал.

— Что ж, это последний мой день на свободе, — заметил Гидеон. — Чем займемся?

— Выпытаем у милашки Элизабет, какого хрена стало с Фаулером, — предложил Нико. — Может, сыграем в бери карту из колоды, если останется время.

Он искренне надеялся отшутиться. Хотя не был уверен, что прокатит, потому как уже не знал, какие теперь действуют правила. Его чувства напоминали экономику какой-нибудь страны в период мощной инфляции.

— Хорошо, — ответил Гидеон.

У подъезда Нико остановился, как обычно обходя выводок шпаны возле магазина у дома, и укоризненно уставился на Гидеона.

— Ты меня ненавидишь? — строго спросил он.

— Нет.

— Должен же ты испытывать хоть какие-то негативные чувства.

— Есть один момент, а то и два, — согласился Гидеон. — Тут и там.

— Ну и? Выкладывай. Te odio tanto [Я так тебя ненавижу (исп.).]. Je te déteste tellement [Я так тебя ненавижу (фр.).]. — У Нико вдруг перехватило горло. — Просто скажи.

В глазах Гидеона заплясали веселые огоньки.

— Говори, Гидеон. Я же знаю, ты хочешь…

— Ты знаешь, все норм. Можешь сказать. Я не против.

У Нико сжало в груди.

— Не против чего?

Гидеон посмотрел на него в упор. Он владел непростительным даром читать мысли, не будучи при этом телепатом, а потому Нико не знал, чем себя выдает.

— На самом деле ты хочешь вернуться туда, — подсказал Гидеон. — В то место, которое якобы ненавидишь, о чем говорил мне уже тысячу раз.

— Что, прямо так и говорил? Не сказал бы, что ненавижу его…

— Дело не только в доме. — Гидеон еще раз ненадолго присмотрелся к нему. — Ты хочешь, Нико, хочешь провернуть эксперимент, о котором вы с Либби говорить не желаете. Я знаю, мысленно ты уже приступил к вычислениям, это видно по тому, как ты обсуждаешь замысел, а ведь ты просто так, вполсилы ничего не делаешь. Либо занимаешься чем-то с полной отдачей, либо не занимаешься вовсе.

В голове у Нико тонко завыла сирена, сигнал об опасности, но он игнорировал его, как и прочие тревожные знаки, к которым вообще-то имел привычку прислушиваться. Руководствуясь тем, что в эгоистичном порыве посчитал верой, он отвернулся от предупредительных неоновых вспышек и направил корабль прямиком в бурю.

— Так ты… — Нико откашлялся. — Думаешь, не стоит пытаться?

Некоторое время Гидеон смотрел на него молча, и за это же время Нико успел перебрать в голове множество вариантов того, как все может пойти не так. Бесконечные, безграничные вычисления, которые он упростил ради понятной статистики: в девяноста восьми, если не в девяноста девяти случаях из ста все кончалось плохо.

Для обыкновенного человека.

— Нет, нет, конечно, — сказал наконец Гидеон. — Но даже если бы и думал, то если я тебе нужен, Николас… — Он пожал плечами. — Je suis à toi [Я твой (фр.).]. Я и мой истекающий срок жизни.

«Ты и твой истекающий срок, Гидеон, — они мои…»

— Ты уверен?

— Я знаю, кто ты. Знаю, как ты любишь. Особняки, поместья, идеи… Люди. Все это неважно. — Гидеон снова пожал плечами. — Что бы ты ни дал мне, этого хватит.

От негодования у Нико сжало горло.

— Все не так. При чем тут… Говоришь как об огрызках, объедках, но это куда больше. Понимаешь, о чем я? Это… оно куда… глубже, и для тебя я…

— Знаю, я же говорил, я все знаю, — рассмеялся Гидеон. — Или ты думал, что я, прожив с тобой так долго, не научусь понимать тебя?

— Я не знаю, но это не… с другими все как-то… — Нико засмущался, не хотел, чтобы на него так смотрели. — Гидеон, причина… все дело в тебе, — попытался он объяснить и тут же опустил руки. — Ты мой… талисман, не зна…

В этот миг он ощутил воздействие чужой магии. Страх того, что они так и не скажут друг другу заветных слов и Гидеон проживет жизнь, ничего не узнав, на время заставил Нико позабыть о том, что с недавних пор на него покушаются. Он слишком долго не озирался, расслабился. Зато сейчас зарычал, сделал резкий рывок и перехватил летящее в него заклятие, остановил едва заметное воздействие. Быстро осмотревшись, обнаружил источник — очередного убийцу, готового спустить курок. Он поджидал у подъезда. Новая немезида, подосланная Форумом — или кто там еще желал ему гибели из филантропических побуждений, — коварно облачилась грузчиком и складывала ящики с лапшой и горячими чипсами у крыльца любимого магазинчика Нико.

Он подавил яростный рык и мысленно обезвредил оружие. Это в теории. На практике же он просто обратил пушку вафельным рожком, а после взмахом руки перенес себя и Гидеона наверх, в квартиру, за искусно защищенную чарами дверь.

Вот, значит, какой теперь будет жизнь, мрачно думал Нико, если он отмахнется от предупреждений Либби и предпочтет остаться здесь. Придут за ним архивы или нет, он будет шарахаться от собственной тени, постоянно оглядываться, пытаясь рассмотреть, кого еще пустили по его следу. Ну что это за выбор? Нико станет жить как Гидеон — если у того вообще есть жизнь, с такой-то мамашей. Кстати, Эйлиф тоже нельзя списывать со счетов, несмотря ни на что. Она знает, где их искать. А если уж нельзя верить парням из магазина у дома, то какой смысл вообще хоть чем-нибудь заниматься?

Нико обернулся к Гидеону, чтобы поделиться с ним мыслями, совершенно забыв, о чем он говорил, когда его перебили.

— Что?

Гидеон смотрел на него с теплой светлой улыбкой.

— Гм? Ничего.

— Ничего?

— Ничего.

Нико смутно припомнил, что ему не дали признаться, и решил, что это Гидеон таким образом уходит от ответа. Нет, правда, хуже него на свете никого нет.

И лучше тоже.

— Болван, — в отчаянии произнес Нико, ухватив Гидеона за щеки и неловко, порывисто поцеловав его. — Гаденыш мелкий.

Гидеон выдохнул, и выдох этот был столь желанен и великолепен, что когда Нико наконец открыл глаза, то испытал подъем, от приторности которого его чуть не вырвало.

Кстати… Он огляделся в поисках королевы дурочек.

— Роудс, как и предсказывал кое-кто гениальный, я вновь вернулся со щитом, — объявил он, просовывая голову в гостиную. — Хоть ты и говорила, что это будет…

Однако на диване было пусто. Вместо Либби там лежала записка.

— …невозможно, — договорил Нико, подскакивая к аккуратно сложенному пледу и недовольно хватая послание.

Я уже сказала, что намерена сделать. С тобой или без тебя, мне все равно.

— Крутить мне яйца, — выругался Нико и, развернувшись, увидел, как Гидеон неспешно покачивает головой. — Ну что, пакуй вещи, Сэндмен. Я дико разозлюсь, если мы пропустим хренов гонг.

Тристан

Просто не верилось, что в кабинете Атласа Блэйкли — Хранителя Александрийских архивов, утраченных знаний, за которые тысячи людей готовы убивать, — есть стационарный, мать его, телефон. Аппарат в беспощадной своей абсурдности трезвонил, как бы напоминая: вот ты мнил себя всемогущим, согласился открыть портал в иной мир по приказу того, кто сделал чуть больше, чем просто намекнул, будто для взрослого мужчины ты представляешь собой печальное и вместе с тем жалкое зрелище. Ну не глупо ли, малыш? Не грусти, присядь и съешь лучше печенюшку.

Тристан, с чувством полноправного хозяина кабинета, которое усердно (но без фанатизма) попытался задавить в себе, взял трубку.

— Алло?

— Доктор Блэйкли, — произнес ясный мужской голос, — это Форд из отдела кадров. Простите за беспокойство, однако вы не ответили на последнее письмо. В курсе ли вы…