Никто лучше Гидеона не понимал бедности, голода, страха. Причем не страха за свою жизнь — с ним-то Нико был прекрасно знаком (просто игнорировал опасность). Гидеон боялся за устоявшийся образ жизни. Боялся, что перемены уничтожат привычный мир, ведь тогда во всех отношениях не станет и самого мира. Нико знал, например, что можно купить душу, продать ее или выменять, даже не догадываясь, как это просто (не легко, но просто). И если не сегодня, то однажды это станет поводом для тревоги. Может быть, даже тут, в стенах поместья.

Кое-что об этом могли знать Атлас, а значит, и Тристан с Либби.

С Атласом Блэйкли, очевидно, что-то случилось, но, слыша стук копыт, Гидеон старался думать не о зебрах, а о конях. В конце концов, за посвященными Атласа Блэйкли охотились. Одного даже похитили, а красноречивое молчание, которым Либби отвечала на вопросы про Эзру Фаулера, оглушало. Атлас Блэйкли совершил некую страшную ошибку и скрывал ее от Общества, однако, что бы он там ни затеял, последние два человека, видевшие его, старательно отмалчивались. Что-то явно пошло не так, Атлас занимался чем-то важным, чего не стоило игнорировать.

Однако в итоге на вопрос Нико о том, что Гидеон думает по поводу Общества и архивов, к которым он отныне был привязан условиями договора, тот хотел бы ответить честно: «Я мотал срок и подольше, в тюрьмах похуже». В тюрьмах, где не было Нико, где тот не мог спонтанно, как бы между делом прижать Гидеона к рельефным эдвардианским обоям на стене какой-нибудь душной уединенной комнатушки, а ведь без этого пропадал всякий смысл существования.

В общем, да, возможно, Общество и правда — гадюшник, Либби не лжет, утверждая, будто бы им грозит конец света, а Нико, обычно такой любопытный, отказывается видеть, что на кону судьба мира. Или его ослепили заносчивость и амбиции. С другой стороны, если жизнь за пределами поместья — это лишь вопрос верной смерти, к которой ведет череда уступок общественным нормам, то, может, ну его? Пусть Атлас Блэйкли взрывает мир изнутри, если таков его план?

Собственно, поэтому Гидеон в конце концов ответил:

— Тут мило. Не мешало бы основательно протереть пыль.

Довольный, Нико улыбнулся шире. Как же просто было осчастливить его — что раньше, что сейчас. Это, несомненно, стоило усилий. Значит, он хочет провести безумный эксперимент с мультивселенной, который может завершиться либо катастрофой для него одного, либо аннигиляцией всего сущего? Отлично, Гидеон весь внимание. Чудо, что он еще не спит, чудо, что друг любит его в ответ, пусть даже не так пылко, как он его. И если тут Гидеону суждено погибнуть, если его смерть записана в красном гроссбухе, то встретить жнеца здесь будет ничуть не хуже, чем в любом другом месте.

И потом, червоточина в кухню — та еще крутота.

Конечно, со временем Гидеон станет чаще задаваться вопросом, не оплошал ли он, промолчав о целом букете потенциально важных проблем. Однако пока он решил: пророчества подождут, ведь к нему криком взывает его личное будущее, роковое и вместе с тем упоительное.

— Наколдуешь пирог? — вслух спросил Гидеон, решив забыть на время о том, что только может случиться. Конец света лучше встречать на сытый желудок. И съесть надо обязательно что-нибудь повкуснее. Пирог с кремом, фруктовый. Живот будет болеть, но это потом.

— О, avec plaisir [С радостью (фр.).], — с радостью ответил Нико. — Только напишу еще раз Рэйне. Закончится, скорее всего, слезами. Моими, конечно. Погоди, на все про все уйдет минут пять.

Пять минут, вся жизнь… Один хрен.

— Con mucho gusto [С большим удовольствием (исп.).], Николас, — ответил Гидеон, сонно прикидывая, где будет лучше вздремнуть. — Не спеши.

II

Гедонизм

Рэйна

Она сама не заметила, как задремала, но, уловив далекий запах дыма, проснулась. Во сне, где-то на самом краю мысленного взора размытым пятном мелькнуло черное платье. Рэйна вскочила, чуть не подавившись языком, и тут же поняла, что разбудил ее, оказывается, телефон.

Она заглушила голосовое сообщение от Нико: «Рэйна! Снова я. Осалил! Фиг знает, может, ты даже не играла в салочки, в смысле в настоящие, не по телефону, но это ладно. Короче, извини за треп, я просто уже не знаю, как заставить тебя перезвонить, честное слово, думал, это дело с концом света а-ля Атлас Блэйкли или архивами, которые пытаются нас убить, тебя зацепит, нет так нет. Короче, снова извини, если обидел, хотя не знаю, как именно, Париса же не говорит — молчит эротично так, — а да, кстати о ней, Париса тоже перестала отвечать на звонки, и это клево… Круто, круто, круто, но завтра я еще раз попробую дозвониться, люблю, целую, досвидос», и глянула на часы.

Почти три пополудни. Рэйна встала и направилась в ванную.

Умылась и обтерлась полотенцем. Поправила кольцо в носу, обулась. Потом видя, что ее компаньон даже не шевельнулся, встала на пороге и нетерпеливо потопала ногой.

— Я слышу, Мори, — только и ответил распластавшийся на гостиничной кровати Каллум.

Они сняли двухместный номер, само собой, ибо Рэйна скорее бы сдохла, чем разделила постель с Каллумом, ориентации которого даже не понимала: то ли он любил мужчин, то ли женщин, то ли и тех и других, а может, и вовсе одного только бесящегося Тристана Кейна.

— Тебе которая больше нравится? — спросил Каллум, приглашающе мотнув головой.

Рэйна, до смерти утомленная месяцем, проведенным в компании Каллума Новы, тяжело вздохнула и закатила глаза.

— Там никого, — напомнил Каллум. — По крайней мере, если верить тебе.

Честное слово…

— Последний раз повторяю, я не бог, я лишь…

Каллум усмехнулся, не вставая с кровати, и Рэйна уже который раз подумала: не лучше ли все провернуть в одиночку? Впрочем, пока что Каллум был полезен.

— Ладно, — уступила она, быстро подойдя и выхватив телефон у него из руки. — Что это? Фото с сестрой Тристана?

— Сводной сестрой, — без нужды уточнил Каллум, постучав по экрану с двумя снимками. — На котором у меня прическа лучше? Я тут подумал опробовать творческий беспорядок.

Рэйна пролистала снимки.

— Он так и не ответил на твои сообщения?

— Нет. Отсюда и нужда сделать все максимально верно. Ну знаешь, с правильной дозой спонтанности.

— Ты ведь в курсе, Роудс вернулась. — Об этом сообщил Нико в одном из сумбурных голосовых посланий, а потом повторил раз эдак семь, если не больше. Он даже ненадолго создал групповой чат под названием «От вражды к любви», пока Тристан не взмолился: прошу тебя, бога ради, не надо. — Вряд ли Тристан о тебе думает.

— Мало же ты знаешь, — ответил Каллум, подкладывая руки под голову. — Ты ведь читаешь сообщения от Вароны?

— Заткнись. — Рэйна по какой-то причине восприняла его вопрос до нелепого серьезно. Она прямо чувствовала, как плавится мозг: безумный план мести Каллума ее не заботил, но она почему-то была уверена, что одна из фоток лучше, и не хотела ошибиться. — Разумно ли вообще тягаться с Эдрианом Кейном?

Нет, определенно нет. При первой встрече Эдриан вообще взял их на мушку и потом неоднократно демонстрировал, что компенсацию за беспокойство берет фунтами плоти [У. Шекспир, «Венецианский купец»: «Когда вы не уплатите мне точно/В такой-то день и там-то суммы долга/Указанной, — назначим неустойку:/Фунт вашего прекраснейшего мяса,/Чтоб выбрать мог часть тела я любую/И мясо вырезать, где пожелаю» (пер. Т. Щепкиной-Куперник).]. Он промышлял перевозками оружия, поддерживая круговорот насилия в мире, и вряд ли нашелся бы человек (хоть посторонний, хоть колдун ковена), кто пересек бы ему путь, остался бы жив и смог поделиться впечатлениями. Каллум отмахивался от Рэйны, твердил, будто у нее паранойя — доказательств, что в морозилке, в которой она однажды застукала мордоворотов Эдриана, лежит труп, не было (хотя одна ведьма-модница вот уже месяц как куда-то пропала), — однако она собственными глазами видела, как Эдриан поступил с тем, кто впал в его немилость. Рэйна шла к пабу, свернула за угол, а там Эдриан пожимал руку незнакомому колдуну. Рэйна глазом моргнуть не успела, а горло последнего пронзил короткий узкий клинок. Колдун рухнул, где-то рядом завопил молодой бук. Рэйна резко встала, но ее уже услышали. Эдриан невыразительно посмотрел на нее, затем повернулся к подручному и вытер нож о лацкан его пиджака. Не сказав ни слова, вошел в паб, словно дневной моцион совершил.

Каллум, само собой, вел себя так, словно им ничего не грозит. Для него разговоры об опасности были пустым сотрясанием воздуха. Такое равнодушное отношение к хаосу казалось Рэйне естественным и вместе с тем глупым. Возможно, чувство собственной безопасности Каллума и правда зиждилось — как сам он буднично повторял — на прочном фундаменте незаурядного ума. А может, он просто слишком богатый, слишком белый и слишком мужчина, чтобы сама мысль об опасности казалась ему смехотворно надуманной. То, что он мог оказаться прав, было, наверное, даже хуже.

Как бы там ни было, сегодня Рэйна уже отчаялась его убедить, но и не поднять тему было бы безответственно.

— Мне лишь кажется, что Эдриан опекает своих девочек. — Без оружия, то есть в хорошем настроении, она видела Эдриана только в присутствии дочерей и собаки охотничьей породы средней величины, настоящего энциклопедического образца для определения слова «собака». — А ты выглядишь… — она нахмурилась, подняв взгляд, — не особенно безобидным.

— Прикинь, я в курсе, — ответил Каллум.