Глава 14

Я скрещиваю руки на груди и сажусь, бурча:

— Не терпелось меня увидеть?

Данте двигает челюстью из стороны в сторону, словно перемалывает грецкие орехи вместе со скорлупой.

— Я велел не оставлять тебя одну.

— Может, тебе и нравится купаться при свидетелях, но не мне.

— Выходи.

— Ты первый.

Он садится на корточки и хватается длинными пальцами за край медной ванны.

— Эгоистичная девчонка! Даже не думаешь о своем морячке. Брамбилла, принеси мне…

— Нет! — Проверив, закрыта ли дверь, я вскакиваю на ноги. Мне противно обнажаться перед этим фейри почти так же сильно, как подчиняться его приказам, тем не менее я подчиняюсь. Он закрывает мне проход к подставке с полотенцами, и я киваю на нее. — Ваше Величество, будьте любезны, подайте полотенце?

От слащавого тона моего голоса его и без того раздраженное выражение лица твердеет. Данте хватает полотенце, но не кидает мне, а просто держит, вцепившись в выцветшую серую махровую ткань.

Я тянусь к нему, но он отдергивает руку.

— Данте, прошу.

— Ты моя жена.

Я скрещиваю руки и хмурюсь.

— По закону Люче — нет.

— С каких пор тебя волнуют законы Люче?

С этих самых пор.

Взгляд короля скользит по моему обнаженному телу. Не впервой Данте видеть меня без одежды, однако, в отличие от того дня на острове Бараков, сейчас его взгляд воспринимается как насилие. Насилие, которое подкрепляет мою решимость вонзить в его шею его же шпоры.

— Если тебе так важно, я попрошу Юстуса найти нам священника, чтобы…

— Ты прав. Мне глубоко плевать на лючинские законы. — Тон моего голоса настолько жесткий, что его глаза вновь впиваются в мои. — Полотенце, Маэцца.

— Ты сильно похудела. Рибио тебя совсем не кормил?

Надеюсь, мои выступающие кости вызывают в нем отвращение.

— Можно мне, пожалуйста, полотенце?

Он замирает. Лишь на скулах играют желваки.

Не знаю, в какую игру он играет, но она мне решительно не по нраву. Я уже собираюсь в очередной раз попросить полотенце, когда он наконец его протягивает.

Схватив его, оборачиваю вокруг тела.

— Зачем ты пришел? Забыл что-то?

— Хотел пригласить на ужин.

— Я предпочту повторно обмазаться кровью.

Глаза Данте вспыхивают. Рука взлетает — полагаю, чтобы меня придушить, — но застывает в воздухе, когда скрипят дверные петли. Входит Юстус, на согнутой руке висит золотистая тафта и блестящий тюль.

— Церера слишком мягко с тобой обходилась. Нужно будет научить тебя манерам, — заявляет Юстус.

— Вызываешься на должность учителя этикета?

— Почему бы и нет? — Он усмехается, но без веселья. — У нас появится возможность наверстать упущенное время.

Я пытаюсь разгадать его истинные намерения по выражению лица, однако я еще плохо с ним знакома. Действительно ли он намерен меня воспитывать или же планирует обучить всему, что связано с шаббинской культурой?

Я пожимаю плечами.

— Хочешь попрощаться с психикой? Ну дело твое, нонно. Мне до фени.

— До фени? — Его рыжие брови изгибаются.

— До-фе-ни. Разговорное выражение на Тарелексо.

— Ты ходила в лучшую школу Люче. Школу, за которую я заплатил целое состояние.

— Надо было тебе вложить деньги во что-то другое.

— Очевидно.

— А может, Мериам будет преподавать мне этикет? В конце концов, она была… то есть является принцессой.

— Нет.

— Почему нет?

— Она не в состоянии тебя учить, — Юстус четко произносит каждое слово, будто разговаривает с маленьким ребенком, — она позор короны, да к тому же и не в себе. Боюсь, даже ваши уроки придется отложить, Маэцца.

— На сколько? — спрашивает Данте.

— На несколько дней.

— Так долго!

— После того как она блокировала магию Фэллон, она была без сознания целую неделю.

Наши взгляды встречаются. Мой пульс подскакивает.

— Неделю? — Пронзительный возглас Данте неприятно режет барабанные перепонки.

Хотя я рада, что Данте в ближайшие дни не будет размазывать мою кровь по пергаменту, невольно меня охватывает досада. Если Мериам проспит целую неделю, как же мне узнать, где мама? В курсе ли Юстус? Если да, то расскажет мне?

— Я могла бы побыть с ней, — говорю я, пока Юстус встряхивает и расправляет в руках платье. — То есть вы все равно хотите меня запереть, так почему бы не в хранилище? Там намного надежнее. К тому же моя клетка освободится, и вы сможете использовать ее для какого-нибудь военнопленного.

Взгляд Юстуса ожесточается.

— В хранилище тебе может угрожать опасность. Мериам бывает непредсказуема, когда выходит из очередной прострации.

— Ее задница прилипла к трону. — Я сжимаю кулаки, представляя, как собираю все палки, которые Юстус вставляет мне в колеса, и бросаю ему в голову. — Не говоря уже о том, что если она убьет меня, то и сама окочурится.

— Возможно, по пробуждении она не сразу вспомнит, что ваши жизни связаны. — Вокруг его рта складываются морщинки, будто он жует кислую сливу. — Или даже что ты ее внучка.

Я пытаюсь определить, блефует он или говорит правду, и хмурюсь.

— Твой синяк зажил, — внезапно замечает Данте, уставившись на мой лоб.

Я касаюсь кожи над глазом и с удивлением понимаю, что выросшая после удара в день моего похищения шишка действительно прошла.

Данте переступает с ноги на ногу, от чего звенят и шпоры, и золотые бусины в волосах.

— Как такое возможно?

Мои пальцы замерзают вместе с воздухом в легких. Единственное объяснение — магия.

— Прошло довольно много времени, Ваше Величество, — говорит Юстус.

— Кожа там была желтоватой, когда я забирал ее из подвала.

— Хорошо, признаю́сь, я ее исцелил. Подумал, вы будете рады, что не придется больше смотреть на ее уродство. Особенно учитывая, что в округе она единственная женщина.

Уродство? Я едва не фыркаю, однако Юстус Росси спас мою задницу, поэтому я оставляю оскорбление без внимания.

— Как это предусмотрительно с вашей стороны, дженерале. Жаль, что этот предатель Лазарус украл все лючинские целительные камни.

Я вскидываю брови, отчетливо помня слова Лазаруса о том, что Данте отказался одолжить воронам шаббинские кристаллы, когда я умирала от отравленной стрелы.

— Я пытаюсь их возвратить, сир.

— Ну а пока… — Данте начинает разматывать повязку на руке. — Мне нужно исцелить рану. Не против немного поколдовать?

Я искоса поглядываю на Юстуса, у которого ни один мускул на лице не дрогнул. Он протягивает мне платье.

— Не хотелось бы запачкать его кровью.

Я беру одежду и прижимаю к груди; жесткий тюль раздражает покрытую мурашками кожу. Хотя я была бы счастлива, если бы рана Данте загноилась, я скрещиваю пальцы в надежде, что Юстус знает печать для исцеления, иначе… ну, иначе нам крышка.

Когда повязка спадает, обнажая отпечаток моих зубов на мякоти его большого пальца, я морщу нос. Из раны сочится гной, а кожа вокруг почернела, словно я отравила Данте ядом.

Нет, я, конечно, была бы рада с ним расправиться, но действительно ли у меня ядовитая слюна?

А может… может, обсидиан в моем организме вызвал такой эффект? Вдруг химическое вещество, которое принимал Данте, чтобы выработать иммунитет к железу и соли, вызвало аллергию на тот самый камень, из которого он построил свою крепость?