— Возможно, мой муж…

— Он занят: играет с жизнью моряка. А теперь перестань тратить мое время и приступай, Мериам.

Я пытаюсь вырвать руку из хватки Данте, однако она не ослабевает. Мое запястье теплое от хлещущей крови. Желудок сжимается и переворачивается, сжимается и…

Я извергаю наружу свой завтрак, а также вчерашний ужин. Хотя мне не видно Данте, я стараюсь целиться в пальцы, обхватывающие мою руку.

— Гребаная тварь! — рычит он. — Принесите таз с мыльной водой, живо! — В его голосе звучит крайнее отвращение.

Вот и славно.

— Отныне не кормите Фэллон перед кровопусканием.

— Разве ты не намерен пускать мне кровь каждый день? — хриплю я, поскольку горло саднит от желчи.

— Намерен. Так что либо учись подавлять брезгливость, либо тебя опять будут кормить внутривенно.

— Опять?

— Как, по-твоему, мы поддерживали в тебе жизнь во время путешествия?

Он опускает мою руку в таз с пеной и вытирает насухо. Должно быть, затем он подносит мое запястье к другой емкости, поскольку нажимает на рану большим пальцем, чтобы усилить кровотечение.

Глаза щиплет от мучительного жжения, желудок вновь сводит, однако меня больше не тошнит. Вероятно, потому что ничего не осталось.

— Можно мне немного воды, чтобы прополоскать рот?

— Когда закончим. Не хочу разбавлять чернила.

Однажды я заставлю тебя страдать и истекать кровью, гребаный Данте Реджио!

— Начни с самых полезных печатей, стрега.

— Хорошо. — Мир скрыт от меня клочком черной ткани, тем не менее ощущения такие, будто Мериам находится на другом конце королевства. — Самый важный — ключ. Он позволит вам проходить сквозь стены. Нарисуйте квадрат…

— Не описывай словами! Начерти мелом на доске. Мой солдат сейчас поднесет.

От скрипа мела тонкие волоски на руках встают дыбом. Ах, вот если бы она обрушила эту доску на голову Данте! Я приоткрываю веки, пытаясь заглянуть сквозь бархат, но он совершенно непроницаем.

Мел тихо поскрипывает, моя кровь мерно капает. У меня тяжелеют веки и начинают опускаться. Когда глаза вновь открываются, я опять в клетке, а запястье ноет.

Лор, — хнычу я по нашей безмолвной связи. — Отыщи же меня.

Как же жаль, что он не поверил словам Эпонины! Я начинаю на него злиться, хотя он ни в чем не виноват. Гнев утихает, когда в подвал проскальзывает Катон в сопровождении двух охранников.

Я предполагаю, что он пришел отвести меня на очередной урок Данте, но тут замечаю бледно-розовый шелк, висящий на сгибе его руки. Ткань настолько прозрачная, что сквозь нее виднеется накрахмаленная белая форма.

— Данте позвал тебя на ужин, Фэллон.

Серые глаза Катона скользят по принесенной им ткани.

— Я пропущу.

Стражник вместе со спрайтами, сидящими в разных местах винных стеллажей, раскрывают рты: нельзя игнорировать прямой приказ короля.

Катон вздыхает.

— Фэллон…

— Я не голодна.

— Ты ничего не ела с тех пор, как тебя стошнило, а прошло уже два дня.

Два дня! А я-то полагала, что время летит незаметно, только когда тебе весело…

— Накорми меня внутривенно.

— Прошу, Фэллон. Подумай не только о своем аппетите.

Он подразумевает: подумай обо мне, подумай об Энтони.

— Ладно, блин, — бурчу я, отрывая позвоночник от матраса и принимая сидячее положение.

По крайней мере разомну ноги и вылезу из этого чудовищного платья, провонявшего блевотиной. Возможно, даже получится поиграться с вилкой и ножиком. Я представляю, как воткну оба столовых прибора в длинную шею Данте. Желудок никак не откликается на жуткий образ, и я понимаю, что вполне способна на подобное зверство.

— Энтони тоже будет присутствовать на ужине. — Катон смотрит на ткань, висящую на руке.

— В качестве гостя?

— Н-не знаю. — Кадык на его горле подпрыгивает, когда он протягивает мне розовую ткань. — Тебе нужно надеть это… — под глазом дергается нерв, — …платье.

— Спасибо, но я предпочитаю брюки с рубашкой.

Горло Катона вновь дергается от громкого глотка и еще более резкого «прошу».

С насеста срывается спрайт.

— Я немедленно доложу о неповиновении Заклинательницы зверей.

— Разве я отправлял тебя к нашему королю? — рявкает Катон, останавливая крошечного спрайта на полпути к выходу. — Ты подчиняешься мне, Дилл. Не забывай.

— Вообще-то он подчиняется мне. И ты тоже, Брамбилла. — Юстус, оказывается, стоит, прислонившись к дверному косяку. — Отдай Фэллон платье и уходи, забери с собой остальных.

Едва все покидают помещение, генерал спрашивает меня:

— Готова убить Данте, Фэллон?

Глава 19


Юстус говорит приглушенным голосом, однако у чистокровных острый слух, и я бросаю взгляд на вход в туннель.

— Печать там. Я проверять. — Генерал подходит ближе к клетке. — Но говорить на шаббинском, как я.

И вновь меня поражает осознание, что я не сразу уловила причину его неправильной речи.

— Я более чем готова оборвать жизнь Данте, нонно, — тихо отвечаю я, затем шиплю: — Это было на шаббинском?

Он улыбается. Зрелище весьма чудное. Я видела лишь, как его губы искривляет ухмылка. Широкая открытая улыбка придает взрослому мужчине почти мальчишеский вид.

— Да.

Невероятно! Просто невероятно…

Я провожу пальцем по платью, обшитому изысканным золотым кружевом.

— Мне обязательно это делать в одежде первоклассной проститутки?

— Я выбрать платье, чтобы оно отвлекать.

Грамматические ошибки Юстуса напоминают мне об Ифе, отчего в сердце щемит. Если получится сегодня убить Данте, она будет свободна. Если только уже не свободна?

Я хочу спросить о ней, когда Юстус говорит, понижая голос:

— Я заменить его медикаменты на… — он задумывается, подбирая подходящее слово, — …плацебо. У него нет иммунитет к железо, а также магия возвращаться. — Подмигнув, что совсем на него не похоже, он добавляет: — Дотторе Ванке кудесник.

Я перебираю ткань между пальцами.

— Жаль, что дотторе Ванке не смог увеличить порцию яда.

— Яд не убивать чистокровные, Фэллон.

— Но ослабил бы его. Я не опытный убийца, но разве это не облегчило бы задачу?

— Нет. Он настолько потерять чувствительность к железу, что он исцелиться.

— Даже если проткнуть железом его сердце?

— Неббенский порошок укрепляет кожу. Тебе понадобиться пила и сила десяти фейри, чтобы отсечь голову.

От нарисованной воображением картинки к горлу подкатывает желчь.

— Но когда я его укусила, мои зубы прекрасно проткнули его плоть.

— Потому что защита концентрируется в шее и груди, в слабые места. Вот почему гнилое дыхание.

Я сжимаю губы, запоминая информацию.

— Напомните… почему вы не можешь его убить?

— Потому что это должна быть кровная дочь Мериам, которая снимать проклятия, иначе Котел не простит.

Бровь взлетает на лоб. Я знала, что Котел — источник всей магии, но не знала, что он обладает разумом.

— То есть технически это могла бы сделать мама?

Юстус кивает.

— Но мама… она сейчас не понимать.

Я хмурюсь.

— Почему?

— Нет времени объяснять, Фэллон… Скорее одевайся.

Вздохнув, я разворачиваю тонкую ткань и рассматриваю.

— Платье почти прозрачное. Напрашивается вопрос: а где, по-вашему, мне прятать оружие?

— Я воткнул кинжал в изголовье.

Мой взгляд взвивается на запрокинутое лицо Юстуса.

— В изголовье? — Он лишь кивает. — Поправьте меня, если я ошибаюсь, но разве изголовья не прикреплены к кроватям?

— Вы ужинать в королевских покоях.

— С Энтони? — Какого рода ужин Данте задумал для нас троих? — Вы тоже будете присутствовать?

— Да.

Эта весть меня немного успокаивает, хотя мне все еще не по душе идея идти в спальню Данте в прозрачной ночной рубашке.

— Надеюсь, вы не ждете, что я с ним пересплю.

— Только убить. Но платье ослабить защита.

Полагаю, он хочет сказать, что Данте ослабит бдительность.

— Можно хотя бы натянуть эту штуковину под платье? — Не то чтобы я питала хоть каплю симпатии к колючему золотому тюлю, но это всяко лучше, чем разгуливать полуголой среди солдат.

— Нет. Нужно отвлечь король. И будет легче двигаться в простом платье.

— Мне было бы легче двигаться в брюках и рубашке, — ворчу я. — Есть ли надежда получить свежее белье?

— Разве тебе не выдали пакет на днях?

— Оно все закончилось.

— Все?

— Да, все. Не знаю, как часто вы меняете свое, нонно, и у меня нет желания выяснять, поэтому не стоит рассказывать, вот только я люблю чистое нижнее белье.

Он что-то бурчит себе под нос.

— Ладно! Надеть платье, пока я искать чистое.

— Буду весьма признательна! — кричу ему за мгновение до того, как он с раздражением выходит из подвала.

Неловкая интерлюдия вызывает на губах улыбку, которая меркнет с каждой расстегнутой пуговицей на платье. Настал день, когда я оборву жизнь Данте Реджио. Такое чувство, будто я готовилась к этому моменту годами, хотя прошло всего несколько недель.

Нервы подрывают уверенность в себе, и я начинаю сомневаться в том, что гожусь для этой роли.

Он жестокий человек, который тебя похитил, Фэл. Который пустил тебе кровь. Который лгал тебе. Который убил твоего коня. Который вырвал Энтони ногти. Который больше всего на свете жаждет истребления воронов.