— Хорошо. — Он кивает на узкий проход, созданный им с помощью магии, и жестом велит мне войти. — Твоя магия ждет, Фэллон.

Я едва обращаю внимание на слова Юстуса, завороженная двумя чернильными кругами на его ладони. Лючинцы не делают татуировок, а генерал лючинской армии делает? К тому же почему я никогда не замечала ее раньше? Ну да, его рука вечно прикована к рукоятке меча, и да, я встречалась с ним всего дважды, тем не менее… круги такие большие и темные, что только слепой не заметит.

Хватка Данте на моей руке ослабевает и вскоре совсем исчезает.

— Идем.

Я не двигаюсь с места, сердце колотится о ребра.

— Живее, Фэллон, пока луна полная.

Я тяжело сглатываю, и еще несколько раз; барабанные перепонки гудят от учащенного пульса. Однако к страху примешивается волнение. У меня вот-вот появится магия. И, судя по рассказам, магия невероятная.

Пальцы дрожат и покалывают, словно кровь готовится вырваться из своей клетки из плоти. Я сжимаю кулаки. Желудок сводит, когда я делаю шаг навстречу женщине, которая навсегда изменит мою жизнь.

К лучшему, решаю я, поскольку, по-видимому, еще не превратилась в законченную пессимистку. Да, из-за древнего заклинания Мериам не получится использовать магию против Данте, но получится использовать против всего остального мира.

Проходя мимо Юстуса, я бросаю на него взгляд. Черты его лица ничего не выражают, однако уголки рта все больше опускаются, а горло подергивается. Неужели великий лючинский генерал нервничает? Хочется думать, что так и есть, поскольку он догадывается, что вторым пунктом в моем списке дел будет его убийство. Если только он тоже не сделал себя шаббинонепробиваемым.

С него станется. Мужчина до крайности хитер и расчетлив — феникс, восставший из ила водяной могилы. Нет, феникс — слишком величественное создание для этого мерзавца, который изувечил собственную дочь. Юстус Росси — чума, инфекция, которая разъедает все, к чему прикасается.

Взгляд вновь падает на его ладонь. Интересно, может, два переплетенных чернильных круга являются шаббинской печатью — неким оберегом? На месте Юстуса я бы вся окуталась магическими щитами, подходя к весьма мстительной женщине, которая вот-вот заполучит силу.

Глава 6

Дойдя до входа в гигантское хранилище, я замираю. Данте намерен последовать за мной, тем не менее вдруг это ловушка? Вдруг Мериам не собирается возвращать мне магию? Вдруг она намерена меня убить? В конце концов, раз уж моя мама мертва, значит, я единственная шаббинка, оставшаяся в Люче. Единственная, кто способен пробудить воронов.

Я прищуриваюсь, вглядываясь во тьму, и замечаю блеск глаз. Отступаю и на кого-то натыкаюсь. Надо мной нависает Данте, его пристальный взгляд прикован к чему-то за моей спиной.

— М-мне… — Я облизываю сухие губы. — Мне не по душе тесные пространства. — Пытаюсь проскользнуть мимо Данте, но он не позволяет.

— Хранилище невероятно просторное, уверяю тебя. — Голос Юстуса звучит словно с другого конца туннеля, по которому мы только что прошли. — Моя мать копит свои богатства с самого раннего детства и ни с чем не расстается — ни ради прибыли, ни ради благотворительности.

Внимание переключается на генерала, чей взгляд направлен в прямоугольную комнату, и теперь я замираю совсем по другой причине.

— Ваша мать?

— Ксема Росси.

Ксема Росси живет в Тареспагии, а значит…

Значит…

О боги! Эпонина не наврала. Лор был неправ. Она сказала правду!

От важности открытия у меня подскакивает пульс. Взгляд генерала возвращается к моему лицу. Останавливается. Понял ли он, какой вывод я сделала из его случайно брошенной информации? Или ему все равно?

— Почему мы не можем встретиться здесь? — Я обвожу рукой помещение, похожее на темницу.

— Потому что моя жена сидит внутри и не может прийти.

Жена?.. Сердце на мгновение замирает. Впрочем, Юстус с Мериам — идеальная парочка: оба хитрые и злобные.

— Как, змей вас задери, вам удалось затащить ее под венец?

Юстус улыбается, но весьма недобро.

— Очень просто. Предложил ей выбрать между браком или смертью. Она предпочла первое.

Да ладно, психопат ты долбаный!

— Как романтично. Вы и нонну таким же образом вынудили выйти за такого свихнувшегося мудака?.. — Я прикусываю язык, слишком поздно осознавая, что назвала одного из своих тюремщиков мудаком, да еще и сумасшедшим. Конечно, это чистая правда, но… мерда! Вдруг за уязвленную гордость он тоже отомстит через Энтони?

Я изо всех сил пытаюсь придумать, как загладить оплошность, прежде чем он сорвется, но ничего не идет в голову.

— Кровь от моей крови, плод чрева моей дочери… — прорывается сквозь удушающее напряжение жутковато-нежный голосок, возвращая мой взгляд обратно к хранилищу. — Подойди, чтобы я могла наконец взглянуть на тебя.

Мериам настоящая. Она по-настоящему настоящая.

— Что сказала ведьма, Юстус? — Грубый тембр Данте неприятно бьет по округлой раковине моего уха.

Я хмурюсь: холодящий душу призыв прозвучал вовсе не шепотом, к тому же Юстус стоит не ближе нас. Неужели неббенские химикаты воздействуют не только на желудочный сок Данте?

— Мой шаббинский еще не слишком хорош, Маэцца, но, кажется, она упоминала кровь.

Э-э… чего?! Мурашки покрывают каждый миллиметр тела, несомненно, придавая коже вид змеиной чешуи.

— Говори на лючинском, стрега! — Данте выплевывает слово «ведьма» с превеликим отвращением.

Мгновение спустя из бездны тьмы вновь раздается голос:

— Как скажете. Дитя Шаббе и Небесного Королевства, внучка Косты Реджио, подойди ко мне, чтобы я смогла освободить твою кровь и снять проклятие.

Я по-прежнему не двигаюсь с места, и тогда Данте толкает меня вперед. При обычных обстоятельствах я огрызнулась бы на него, но нынешние обстоятельства вовсе не обычные.

Я, на хрен, говорю по-шаббински!

Ну, по крайней мере, понимаю. Говорю вряд ли. Или же?.. Сибилла с Фебом как-то упоминали, что я бормочу нечто невнятное во сне. Неужели я разговариваю на шаббинском? Неужели я вижу сны на шаббинском?!

Понимание иностранного языка ощущается неким сверхъестественным мастерством. Подумать только, а ведь Мериам еще даже не высвободила магию в моей крови!

— Фэллон, дорогая, подойди ко мне.

Вероятно, меня должно покоробить то, что заключенная колдунья назвала меня «дорогой», но что меня поражает, так это то, как она произносит мое имя: удвоенная «л» скатывается с языка, как рулон шелка, плавно переходя в конечный слог, который она произносит скорее как «эн».

— Аби — это королевская фамилия, Росси? — по гудящим барабанным перепонкам ударяет грубое бормотание Данте.

Аби? Когда это она… А! Одно из слов, которые она произнесла? Как ни странно, произнесенное Данте, оно не переводится автоматически у меня в голове. Возможно, из-за акцента? Или же я понимаю шаббинский, только когда на нем говорит Мериам? Весьма странно, но страннее ли, чем люди, которые превращаются в птиц? Уж точно нет.

— В Шаббе детям добавляют имена матерей после их собственных, так что Фэллон будет Фэллон эмЗендея. — Коса ярко-оранжевых волос Юстуса цепляется к темно-синему бархату, подчеркивающему строгие линии его четырехсотлетнего тела. — «Аби» означает «дорогая».

Вибрации сердца обвиваются вокруг ребер и хлещут по коже — точно попавший в сеть змей.

— Разве тебе не хочется поскорее ощутить свой истинный потенциал, Маленькая королева? — шепчет Мериам из тьмы.

Я уже готова заявить, что не намерена вступать в брак, который запланировал для нас Данте, но, к счастью, меня опережает бурчание Юстуса:

— Что Данте сказал тебе о шаббинской речи, Мериам?

Тон у него как у престарелой директрисы Алисы, когда она отчитывала нас с Сибиллой за испачканную во время игры одежду.

Я облизываю губы.

— Что она сказала? — Боги, лишь бы румянец на щеках не выдал того, что я лгу!

Знает ли Мериам? Наверняка знает, раз продолжает говорить на шаббинском. Станет ли это нашим маленьким секретом? Впрочем, о чем это я? С какой стати этой женщине секретничать со мной?

В комнате воцаряется тишина.

— Простите меня, Маэцца. Я позабыла, что Коста велел сжечь все шаббинские книги в тот день, когда бросил меня в темницу вместо своей кровати.

От признания Мериам ненависть к первому королю-фейри разгорается еще сильнее, и не из-за заключения — это было вполне заслужено, — а потому, что он уничтожил чужую культуру в попытке переписать историю на свой лад.

— Приступим к свадебной церемонии и освобождении магии, пока луна яркая. — Юстус перебрасывает волосы, собранные в длинный хвост, через плечо.

Откуда им всем знать, насколько яркая луна? Где-то в подземелье есть окно? Разве такое возможно?

— Освети хранилище! — командует Юстус.

Из ниоткуда появляется мужчина с янтарными глазами: кадык перекатывается на горле, когда он сжимает руку и окутывает ее огнем. Стоя на месте, огненный фейри направляет языки пламени к дальней стене: они разбегаются в разные стороны, образуя полосы различной длины, которые заливают черный свод светом. Меня ослепляет пылающий лючинский герб в виде солнца, и глазам требуется несколько мгновений, чтобы привыкнуть.