— Надо было оставить весточку Братьям, — сказала Сильвия, нарушая тишину очередного вечера.

Освальд медленно поднял голову.

— Здесь? — насмешливо сказал он.

— На Гряде. Надо было написать им, что мы были там. Что полетели дальше и что вернемся…

— Сильви, это и так понятно. Если наших останков нет на Черте… и под Чертой — значит, мы улетели. К чему лишние слова?

— К тому, что Братья волнуются.

— Если там и есть кому за нас волноваться, то дел, кроме этого, у них с головой. — Освальд пожал плечами и вернулся к ножам.

— Не говори так, — попросила Гвен, тряхнув головой. — Конечно же, в Городе ждут нашего возвращения, и Сильви права, надо было оставить что-нибудь…

— Я оставил, — вдруг ровным голосом произнес Сэм, не поднимая тяжелых век.

— Ты? — Трой даже подскочил на месте. — И что ты оставил?

— Огниво, — так же спокойно ответил великан. — Мое огниво, с буковкой. Оно истесалось, и я его оставил. На столе. Братья прилетят и сразу увидят.

Смех пробежал вокруг костра, и воздух, сгустившийся в пещере, потеплел. Даже Освальд хмыкнул.

— Он вечно все теряет, — прошептал Лин, обращаясь к Юли. — И мы выбили большую «С» на всех его походных вещах, как для ребенка. И надо же, пригодилось.

Он улыбался, легко и открыто, и улыбка делала его лицо совсем мальчишеским и веселым. И очень красивым. Юли захотелось дотронуться до ямочек на его щеках, кончиком пальца провести по скуле, погладить растрепавшиеся на ветру волосы. Она просто улыбалась в ответ, не вслушиваясь в то, что он ей рассказывал.

Но вскоре оживший было разговор начал утихать. Освальд вышел наружу, желая оглядеться, Сильви собрала чашки, чтобы вытереть их насухо и сложить в походной сумке.

— Эх, сюда бы Фету… — протянул Трой, откидываясь на камни, и тут же поймал рассерженный взгляд сестры. — Ох, прости… Юли, да? Я не подумал.

— Ничего, — только и сумела выдавить девочка, сглатывая мгновенно вставший в горле ком.

— Просто мы все ее… любили, да? — продолжил неугомонный парень. — Она приходила к костру и рассказывала всякие байки. Здорово было.

Юли и сама любила истории бабушки. Все эти сказки, полные чудес и добрых сил, способных победить любую беду, вселяли в девочку веру в жизнь куда более захватывающую, чем долгие дни в лазарете. — На мгновение ее захлестнула новая волна тоски — слишком многое ушло навсегда вслед за старой Фетой.

— Особенно я любил про рыцаря и снег. Помните? — Трой смотрел в огонь, словно силясь разглядеть в нем знакомый профиль.

— Не рыцаря, а шамана, — поправила его Юли и сама испугалась собственной смелости.

— Так ты знаешь? — Трой посмотрел на нее через пламя и улыбнулся, как давней знакомой. — Расскажи, а?

Девушка смутилась, глупо было рассказывать сказку, когда все так напряженно ждут завтрашний день и все те дни пути, которые лежат между этой пещерой и далеким оазисом. Но вокруг зашумели. Просьбу Троя поддержала сестра, Сильви отложила чашки и тоже подсела к костру, а Лин ободряюще потрепал Юли по плечу.

— Я не помню точно, но… попробую. — Она вдохнула поглубже, зажмурилась и начала: — Далеко-далеко, и давно так, что можно сказать и никогда, живую землю укрыл снег. Он был холодным и свежим как роса и блестел на солнце, насмехаясь над ним, потому что его лучи были слишком слабы и, сколько бы ни светило, оно не могло растопить снежное покрывало. Снег знал, как он красив. Каждая его мельчайшая капелька, застывшая в небесном кружеве, была прекрасна. Он хрустел под ногами путников, снежинки покусывали их за щеки, твердея на морозе, и падали, падали вниз, словно бы само Божество рассыпало их из своих рукавов.

Юли открыла глаза и огляделась. Никто не смотрел на нее с насмешкой или скукой, кажется, даже Алиса слушала ее историю, задумчиво поглаживая спину лисицы.

— На той земле рос Город. Крылатые жили в нем, добывая себе пропитание в глубоких водах большого озера. Они ловили рыбу, солили ее в высоких кадках, сушили на солнце, варили с ней густую похлебку. Даже пропитанные водой, их крылья были легкими и сильными, потому рыбаки ныряли за добычей и плыли к ней на самое дно, без страха утонуть под тяжестью промокших перьев. Все было так, и все было ладно. Пока не пошел снег. Вначале он сыпал мелкой взвесью, приятно холодившей лица, мгновенно таявшей на ладонях. И никто не боялся. Даже дети со счастливым смехом лепили из него шарики, чтобы бросать в прохожих и убегать, радостно хохоча. Но дни сменялись днями, а снег продолжал сыпаться вниз из прохудившегося кармана небес. Тучи становились все тяжелее, мороз крепчал, и вскоре уже холод пробирал до костей любого, кто решался нырнуть в остывшую воду озера. Вначале его покрывала тонкая пленка, которая с треском ломалась от легкого прикосновения, но чем дальше, тем толще становился ледяной покров и тем больше ударов он выдерживал, не хрустнув.

Юли облизала высохшие губы, помолчала немного и продолжила:

— Когда воды озера сковал холод, люди пошли к шаману. Он был молод, слишком молод, чтобы помнить прошлый снег. Но рыбья косточка указала на него, а кто такой человек, чтобы спорить с ней? Шаман сидел у огня, в его хлипком домике не было теплых шкур и густой похлебки, люди мало верили в его силу, потому не приносили ему подаяний. Шаман грел у огня озябшие руки и думал о кошке, что сидела рядом и требовала еды…

— Расскажи про кошку сначала, — тихо попросил Трой и тут же получил увесистый шлепок от сестры. — Ну там же сначала про кошку!

— Да. Кошка. — Юли помолчала, собираясь с мыслями. — Значит, кошка. Она жила в доме шамана столько лет, сколько помнили себя живущие, может, и больше, да кто скажет. Серая, облезлая, с вечно голодными глазами и проплешиной на боку. Прошлый шаман любил кидать в нее горящие угольки и наблюдать, как она бегает по кругу, силясь затушить тлеющий мех. Так?

Девушка покосилась на Троя, но тот уже лежал на камнях у огня, блаженно улыбаясь. Когда Юли замолчала, он взмахнул рукой: мол, продолжай, — и все засмеялись.

— Так вот. Люди пошли к молодому шаману просить совета. Вначале они робко бормотали что-то о снеге и льде, сковавшем воды озера, но, увидев, как растерянно смотрит на них шаман, принялись требовать расколдовать небо, чтобы больше оно не просыпалось похожими на звезды холодными кристаллами. Шаман слушал их крики, старательно уворачиваясь от особенно ретивых кулаков, и ума не мог приложить, что же ему делать. Рыбная косточка, указавшая на него, обозналась. В парне не было ни силы, ни мудрости, словом…

— Ничего особенного! — закончила фразу Сильвия, подмигивая Юли.

— Да. — В груди у юной рассказчицы потеплело, в первый раз с далекого дня у Черты. — Ничего особенного. Но люди кричали все громче, и шаману оставалось только одно — хмуро свести брови и пообещать разобраться с проклятым кем-то небом. Когда селяне ушли, парень уже знал, как поступить. В самую темную ночь, когда снег блестел, отражая только собственный холодный свет, шаман вышел наружу, ежась от мороза, и распустил крылья. Его бил жестокий озноб, лететь было некуда, вокруг Города расстилалась голая степь, снежная и мертвая…

— Прямо как наша пустыня… — тихо прошептала Гвен, не отрывая глаз от огня.

— Да, как наша пустыня, — удивленно кивнула Юли, которая никогда раньше об этом не задумывалась. — Шаман шагнул за порог, снег заскрипел под ногами. Но в этот миг что-то мягкое потерлось об ногу. Кошка, худая и облезлая, вертелась рядом и поглядывала на него голодными глазами. «Нет, — сказал шаман, — я не возьму тебя с собой. Беги, найди себе новый дом». Он говорил это, зная, что и в лучшие годы никто не взял бы к себе лишний рот, а в бесконечную ночь снега зверя скорее съедят, чем накормят.

Алиса хмыкнула и сказала:

— Уж за что я любила старую Фету, так это за ее умение сказать, не говоря.

Юли помолчала, пробуя слова Крылатой на вкус, но не нашлась что ответить и просто продолжила рассказ.

— Кошка смотрела на шамана, и блеск снега отражался в ее глазах особенно жутко. «Возьми меня с собой, болван», — услышал парень глубокий голос, пронизывающий до самых костей сильнее всякого холода. Но рядом не было никого, кроме серой облезлой кошки. Шаман был неучем и дураком, но болваном он не был. Кошка уютно устроилась у него за пазухой, когда шаман взлетел к тяжелому, снежному небу…

— Это все очень интересно, девочка, — голос Освальда прервал старательный рассказ Юли. — Но завтра нам предстоит долгий день, полный пусть и не снега, так песка и чада. Самое время кому-то идти в караул, а остальным спать.

Вестники неодобрительно заворчали, но старший товарищ был прав. За стенами пещеры уже царствовала холодная ночь, и так слишком короткая, чтобы подарить настоящий отдых.

— Я подежурю, — привычно откликнулась Алиса. — Разбужу потом… кого-нибудь.

Все знали, что она никого не потревожит. Будет до утра сидеть на краю уступа, разглядывая безмолвное небо. И лишь оранжевый зверек составит ей компанию, всех же остальных она старательно гнала от себя, все дальше погружаясь в тяжелые мысли.

Вестники еще долго копались, укладываясь, переговаривались и шутливо пререкались. Вязкая тишина больше не угнетала их, что-то изменилось в самом воздухе, словно неоконченная сказка Юли развеяла дурное оцепенение.