Оскар Пфистер

Христианство и страх

Жизнь без бремени вины и ужаса перед неизвестностью

Оскар Пфистер: пастор, обвенчавший христианство с психоанализом

От классиков науки остаются, во-первых, идеи, которые живут долго, и, во-вторых, их собственные сочинения, о которых не забывают только историки науки. Геометрию не изучают по «Началам» Евклида, а физику — по «Математическим началам натуральной философии» Ньютона. Но с психоанализом всё не так. Сочинения Фрейда в нем имеют такое же значение, как Священное Писание для средневекового богословия. Психоанализ, как и христианское богословие, говорит и думает цитатами, и каждая новая мысль соотносится (неважно, апологетически или полемически) с какой-нибудь мыслью Фрейда. Кто-то увидит в этом аргумент против научности психоанализа, но кто-то возразит, заметив, что психоанализ, как и медицина, — это не только наука, но и искусство, искусство врачевания.

«Священное писание» психоанализа имеет более сложную структуру, нежели просто собрание сочинений Фрейда. Если проводить параллель с Новым Заветом, то корпус творений Фрейда подобен евангелиям, а сочинения первого, иногда второго поколения его учеников — апостольским посланиям. (Не смог удержаться, чтобы уж заодно не сравнить официальную биографию Фрейда авторства преданнейшего ученика Эрнеста Джонса с Деяниями апостольскими: Джонс тоже писал только из одного угла и нисколько не поддаваясь увлечению историческим объективизмом.)

Однако апостолы Фрейда разошлись в разные стороны не только географически, но и идейно — причем, для развития психологии (даже не только психоанализа) больше сделали те, кто совсем порвал с Учителем. В хронологическом порядке это Альфред Адлер (впоследствии учитель Виктора Франкла; к Адлеру восходят идеи «логотерапии» и многие другие как бы общеизвестные вещи, например понятие комплекса неполноценности), Карл-Густав Юнг, Сабина Шпильрейн [Подобно Пфистеру (чьи труды по психоанализу религиозных людей успели на нее повлиять), Сабина Шпильрейн (1885–1942) оказалась незаслуженно забыта. Важнейшие ее идеи — прежде всего, относительно влечения к размножению и влечения к смерти как двух сторон одного и того же базового влечения — были использованы Фрейдом без ссылок на автора, но, правда, в модифицированном виде. С точки зрения самой Шпильрейн, как мне кажется, все попытки Фрейда развести в разные стороны «Эрос» и «Танатос» должны были восприниматься как наивные. Мы вернемся к этой теме в самом конце, а пока рекомендуем читателю лишь недавно осуществленное (и только в переводе на русский язык) собрание основных трудов Сабины Шпильрейн: С. Шпильрейн, Психоаналитические труды. Пер. с англ., нем. и фр. под ред. С. Ф. Сироткина, Е. С. Морозовой. Ижевск, 2008.], Шандор Ференци (впоследствии учитель Мелании Кляйн, к которому восходят идеи контрпереноса и основанной на нем психотерапии), Отто Ранк… Для тех, кто пошел вслед за кем-то из них, даже сегодня остаются актуальными не только их идеи, но и их подлинные слова, то есть их сочинения. Это будет относиться и к Пфистеру, который Фрейду был верен всегда, но при взаимном согласии быть не во всем согласными.

Те, кто оставались до конца лояльными Фрейду, как правило, так и не выходили из его «тени». Их вклад в развитие психоанализа мог быть велик или даже огромен (как в случае того же Джонса), но это вклад в меньшей степени идейный, нежели организационный. Так, Джонс после «отпадения» второго (после Адлера) из ближайших учеников, Юнга, в 1912 году создал вокруг Фрейда «внутренний круг» психоаналитиков, первоначально из пяти, потом шести человек, члены которого, включая Фрейда, носили одинаковые золотые перстни и совместно разрабатывали «внешнюю политику» движения психоаналитиков… Именно «движения», так как термин «научная школа» тут явно недостаточен; впрочем, сама уже принятая в психоанализе модель ученичества, в которой учитель выступает в качестве аналитика, а ученик — в качестве анализанда, более напоминает монашеские духовные школы, нежели научные.

Несмотря на то, что «внутренний круг» распался после «отпадения» двух его членов, Ференци и Ранка, не приходится отрицать его эффективности для пробивания стены отторжения психоанализа со стороны психологического и медицинского истеблишмента. Организованному большинству научного и медицинского мейнстрима психоаналитическое движение противопоставило организованное меньшинство — в той же степени уступавшее численно, сколь превосходившее в плотности внутренней организации.

В этом движении Оскар Пфистер (1873–1956) был на особом положении: не из тех, кто носил золотой перстень, но ближе к Фрейду, чем некоторые из тех, кто носил [Пфистеру среди психоаналитиков его времени довольно много внимания уделяет автор новейшей монографии, Ernst Falzeder, Psychoanalytic Filiations: Mapping the Psychoanalytic Movement (The History of Psychoanalysis Series), London, 2015. В качестве общего введения в интеллектуальную историю и предысторию психоанализа я бы рекомендовал повествование Генри Элленбергера (1970), продолжительность которого (два тома!) является достоинством по причине его чрезвычайной увлекательности: Г. Ф. Элленбергер, Открытие бессознательного: история и эволюция динамической психиатрии. Общ. ред. В. Зеленского. 2 тт. СПб., 2001–2004.]. Эрнест Джонс оставил трогательный рассказ об их дружбе:

...

В начале 1909 года Фрейд завел еще одну дружбу, совсем другого рода, безоблачно продолжавшуюся до конца его жизни, — дружбу со священником цюрихского прихода Оскаром Пфистером, с которым он позднее завязал обширную переписку. Фрейд очень хорошо относился к Пфистеру. Он восхищался его высокими этическими нормами, его неисчерпаемым альтруизмом и оптимизмом относительно человеческой природы. Вероятно, Фрейда занимала также мысль о том, что он может находиться в безгранично дружеских отношениях с протестантским священником, к которому мог адресовать письма как к «дорогому служителю Бога» и на чье терпение по отношению к «нераскаявшемуся еретику» — каковым он себя считал — он всегда мог рассчитывать. Пфистер, со своей стороны, ощущал безграничное восхищение и благодарность по отношению к человеку, который, по его мнению, является истинным христианином. Единственной уступкой, какую Фрейд мог сделать в ответ на этот мягкий упрек, было его замечание, что его друг Кристиан фон Эренфельс из Праги, который только что написал книгу по сексуальной этике, окрестил себя и Фрейда «сексуальными протестантами». [E. Jones, The Life and Works of Sigmund Freud, 3 vols., New York, 1953–1957, vol. 2, p. 46. Рус. пер. (с небольшими изменениями) по сокращенному изданию (by Lionell Trilling and Steven Marcus, 1961): Э. Джонс, Жизнь и творения Зигмунда Фрейда. Пер. В. В. Старовойтова. М., 1997, с. 219.]

Пфистер был заведомо не согласен с Фрейдом в отношении религиозных вопросов, в том числе и имеющих отношение к психоаналитической терапии, но при этом всегда оставался его близким другом. Их доверительная переписка (которую мы также надеемся когда-нибудь издать на русском языке) начинается в год их знакомства и заканчивается в 1939 году со смертью Фрейда [Современное научное издание, включающее 80 новооткрытых писем: Sigmund Freud — Oskar Pfister: Briefwechsel 1909–1939. Hrsg. von I. Noth, Ch. Morgenthaler. Zürich, 2014. С учетом этих новых данных издатели опубликовали статью о дружбе между Пфистером и Фрейдом (точнее сказать, семьей Фрейда: по свидетельству дочери Фрейда Анны, впоследствии знаменитого психоаналитика, дети никого из постоянных гостей дома так не любили, как Пфистера): I. Noth, Ch. Morgenthaler, “The Friendship between Sigmund Freud and Oskar Pfister as Seen in the Correspondence between the Jewish Atheist Founder of Psychoanalysis and the Swiss Pastor Who Pioneered Pastoral Psychology,” Pastoral Psychology 63 (2013), 81–90. Английский перевод был сделан с неполного издания 1963 года и появился одновременно с этим немецким изданием: Psychoanalysis and Faith: The Letters of Sigmund Freud and Oskar Pfister. Ed. by H. Meng and E. L. Freud. Translated by E. Mosbacher. New York, 1963. Ср. также несколько устаревший, но полезный обзор: S. H. Brown, “A Look at Oskar Pfister and His Relationship to Sigmund Freud,” The Journal of Pastoral Care 35 (1981), 220–233.]. На знаменитую книгу Фрейда о смысле религии — «Будущее одной иллюзии» (1927) — Пфистер ответил остроумной статьей «Иллюзия одного будущего», но эта критическая статья была напечатана в журнале, выходившем под редакцией Фрейда и с открытым письмом автора к Фрейду, неизменно дружеским [O. Pfister, “Die Illusion einer Zukunft. Eine freundschaftliche Auseinandersetzung mit Prof. Sigm. Freud,” Imago 14 (1928), 149–184; англ. пер. с небольшой вступительной статьей: O. Pfister, “The Illusion of a Future: A Friendly Disagreement with Prof. Sigmund Freud. Edited, with an Introductory Note, by Paul Roazen,” International Journal of Psycho-Analysis 74 (1993), 557–579. В настоящей книге автор ссылается на основные идеи этой статьи.]. Как мы знаем теперь из их переписки, Пфистер написал ее по прямому приглашению Фрейда.

Пфистер был единственным человеком, относительно которого ошибся проницательный Карл Абрахамс, исполнявший роль директора по кадрам в кружке носителей золотого перстня: он предрекал «отпадение» Пфистера вместе с Ференци и Ранком. Фрейд не верил Абрахамсу относительно всех троих, но хотя бы в надежде на Пфистера не ошибся.

Когда в Швейцарии — маленькой, но поэтому тем более не терпящей «возмутителей спокойствия» — тучи над психоанализом сгустились, Юнг «пал», увлекая за собой всех швейцарских психоаналитиков, кроме Пфистера и Людвига Бинсвангера [Интересен, но, видимо, пока остается открытым вопрос о том, насколько это «боевое братство», объединившее Пфистера и Бинсвангера, влияло на развитие их идей. Пионерская в этом отношении статья Roger Frie, “Psychoanalysis, religion, philosophy and the possibility for dialogue: Freud, Binswanger and Pfister,” International Forum of Psychoanalysis 21 (2012), 106–116, показывает Пфистера и Бинсвангера связанными друг с другом не столько напрямую, сколько через их общего старшего друга Фрейда. Пока что каких-либо родственных отношений между психоанализом Пфистера и Dasein-терапией Бинсвангера не выявлено.]. Пфистеру пришлось занять круговую оборону — против консервативных, особенно религиозных кругов, отрицавших психоанализ на корню, против преуспевающей школы бывших соратников, созданной Юнгом, а также против многолетнего оппонента психоанализа со стороны сразу и психиатрии, и философии Карла Ясперса (жившего в Германии, но очень влиятельного на всем немецкоязычном пространстве).

Пфистер стал вторым после Бинсвангера защитником психоанализа от Ясперса. Почти не читавший Фрейда, но десятилетиями полемизировавший против него Ясперс способствовал закреплению популярного мифа о фрейдизме как учении, низводящем человеческую природу к низменным инстинктам. Пфистер в ответ показывал, что человеческая природа предстала в свете психоанализа не только худшей, чем было принято о ней думать, но и лучшей, и что доводы Фрейда против религии еще более свидетельствуют в ее пользу. В то же время он выражал сомнение в пользе для человечества таких психологов, которые пишут, словно для воспитанниц английского — читай, викторианского — пансионата для благородных девиц [O. Pfister, “Karl Jaspers als Sigmund Freuds Widersacher,” Psyche 6 (1952), 241–275. Эта стадия полемики Ясперса против психоанализа (начало 1950-х гг.) прослеживается на основании новых архивных данных (включая неопубликованную переписку Пфистера и Ясперса) в: M. Bormuth, Life Conduct in Modern Times: Karl Jaspers and Psychoanalysis. (Philosophy and Medicine, 89). Dordrecht, 2006, pp. 112–125. Негодование Ясперса было на этот раз катализировано рассказами его бывшей студентки Ханны Арендт о ситуации с психоанализом в США; эмигрировавшая в США Арендт начиная с 1949 года регулярно посещала Ясперса в Германии.]. В противостоянии Пфистера (и Бинсвангера) Ясперсу проявилось фундаментальное различие в представлении о человеке. Для психоаналитиков классическая психиатрия и философия (пусть даже представленная, как у Ясперса, не только нелюбимым ими Кантом, но и любимыми Кьеркегором и Ницше) очерчивали края ямы, в которой скрывалось самое важное знание и доступ к которой им пытались преградить психиатры и философы.

Из этих баталий Пфистер вышел не без потерь. Они не повлияли на него лично, так как его характер и жизнеутверждающее мироощущение, скорее всего, было вообще невозможно поколебать. Оно не подтачивалось даже отрицательным отношением к оппонентам (то есть собственной агрессией, исподволь разрушающей человека изнутри) — и этой чертой Пфистера Фрейд, судя по его признаниям в их переписке, мог лишь восхищаться издали. Как будто без всякого усилия, Пфистеру удавалось в своих оппонентах и даже в настоящих злодеях видеть прежде всего хорошее, но при этом нисколько не закрывая глаза на плохое (отчасти об этом свидетельствует и настоящая книга). Однако после смерти Фрейда Пфистер как ученый и терапевт остался без группы поддержки. Психоаналитикам была не нужна его analytische Seelsorge («психоаналитическое душепопечение»), а пасторов, желающих осваивать психоаналитическое мышление, оказалось немного.

Отход от «чистого» психоанализа в другие области человеческой культуры, особенно в философию, мог привести тогда к сверхпопулярности — как в случае Бинсвангера и феноменологии или Ясперса и экзистенциализма, — но не в случае Пфистера: Пфистер совершенно не увлекался «Богом философов» и стремился к Богу христианства, но, на беду, этот Бог как раз тогда, в военное и послевоенное время, сильно проиграл в глазах всех лидеров общественного мнения.