— Да что же ты шумишь, проклятый… — но тут ее ругательства прервались, когда взгляд упал на маленькое бледное существо в руках запыхавшегося сына.
— Я достал его из колодца, еще жив…
Изумленно охнув, женщина схватилась за грудь.
— Как из колодца? О чем ты говоришь, мальчишка? Где ты…
— В колодце, я говорю. Кто-то пытался избавиться от дитяти.
— Святой Геул… Давай его сюда! Бедный, наверное, замерз. — Женщина пододвинула стул к печи и быстро подстелила туда ткань. Анвиль аккуратно положил ребенка и отступил на шаг. Женщина обеспокоенно склонилась над ним.
— Да как же так вышло, кто же мог?..
— Что мы будем с ним делать?
— Беги к видящему, расскажи ему обо всем. Пусть явится и решит его судьбу, потому что мы не вправе.
Анвиль содрогнулся при упоминании жреца. Он несколько раз пересекался с этим человеком, живущим за пределами деревни, у самого подножия холма, и в душе юноши остался неприятный осадок. Побаивался Анвиль тех, кто обладал силами выше человеческих. Впрочем, перечить матери он не стал, только кивнул и с хмурым видом покинул дом, оставив ее наедине с умирающим младенцем.
Глава 4
Идущий следом
Жрец явился, когда сонное светило уже готовилось отправиться в объятия вечного мрака, предоставив луне ее срок царствования над Ревердасом. Все это время Анвиль и его мать не сводили глаз с младенца, пытались привести его в чувства и страшились, как бы смерть не забрала малыша раньше, чем он покинет их обитель. Женщина не уставала причитать, а с возвращением мужа и вовсе не находила себе места, поведала ему все как есть и пожаловалась на несправедливость жизни. Уставший после долгого рабочего дня мужчина ненадолго склонился над ребенком, рассмотрел его, словно пытался обнаружить что-нибудь необычное, задержал взгляд на едва заметном красноватом пятне на шее, затем уселся в дальнем углу комнаты и с хмурым видом подозвал к себе сына.
— Значит… ты вытащил его из колодца?
— Верно, отец, — кивнул Анвиль, украдкой бросив взгляд на бледного младенца. — Сам оторопел, непонятно, что за грешница свершила сие злодеяние.
— Отыскать надобно, — мужчина пригладил щетину, — суду предать. Вы поутру пойдите, разнесите старшим женщинам, к знахарке загляните, ей должно быть ведомо, кто роженица. Кому, если не ей…
Внезапно в дверь постучали. Мать охнула и поторопилась открыть, от волнения забыв поинтересоваться, быть может, кто чужой пожаловал. В дом ворвался порыв ветра, принеся с собою горсть песка, а с ним вошел и невысокий старик в серых льняных одеждах. Он опирался на трость, и руки его дрожали, точно рябь на воде. Лицо осунувшееся, худощавое. Правый глаз как будто плохо видел и оставался слегка прикрыт. Вся семья приветственно склонилась.
— Уважаемый Агмасс, — заговорила мать, — не погубите за то, что мы вас потревожили. Коли бы не горе, не эта загадка, над коей голову ломаем… Мой сын сегодня, к удаче или нет, вытащил из колодца младенца, живехонького еще… да в дом принес. Кто мать, мы не знаем, да и можно ли звать матерью ту, что от дитяти родного избавиться хотела. Его судьбу мы решать не можем, права такого нет, поэтому просим вас оказать милость…
Старик прошел к неподвижно лежащему ребенку, остановился рядом и долго смотрел. В комнате воцарилась тишина. Анвилю даже показалось, что видящий уснул стоя, как вдруг трясущиеся скрюченные пальцы опустились малютке на лоб. Жрец начал что-то нашептывать. Юноша прислушался, но слов разобрать не мог. Он посмотрел на мать, затем на отца, но на их лицах читалось такое же непонимание.
Никто не смел обронить и словечка, пока видящий не отшатнулся. Он едва не потерял равновесие, но вовремя ухватился за палку.
— Это не человеческое дитя, — произнес он негромко. — Те, что его породили, должны быть преданы худшей из участей. Оно не зверь и не маг. Я не могу заглянуть настолько глубоко, чтобы понять природу этого создания, но лучше ему умереть. Женщина, родившая его, уже далеко отсюда, она спасается бегством и не просто так. — Жрец выдержал паузу, пробежавшись серьезным взглядом по лицам. — Надо избавиться от ребенка… Я чувствую в нем недоброе, хотя грядущее бедствие куда страшнее, и одной смертью нам от него не откупиться. Мир изменился. Пока мы этого не чувствуем, но скоро все осознают: благие времена прошли.
«Благие времена? — с сомнением подумал Анвиль. — Этот человек и правда думает, что мы жили в прекрасную эпоху?»
— Как же так? Дитя не выглядит опасным, оно еще неразумно и не может быть повинно в чем-то, — возразила женщина. — Не можем же мы и правда его убить.
— Если это необходимо, сделаем, — вмешался глава семьи. Женщина схватилась за грудь.
— О, Геул, только не в нашем доме… Я не хочу быть к этому причастна.
Внезапно входная дверь с грохотом распахнулась. Все находившиеся в доме вздрогнули. На улице разыгрывалась непогода. Темная фигура в длинном плаще вырисовывалась за порогом. В следующее мгновение тяжелый мужской сапог опустился на скрипнувшую половицу. Неизвестный пригнулся, чтобы не удариться головой о притолоку: его габариты внушали трепет. Он был уже не молод, но еще и не стар. В лучшие годы наверняка красив, хотя теперь отпечаток невзгод глубоко врезался в черты: щеки слегка запали, под глазами залегли тени, во взгляде читались усталость и равнодушие. Темные вьющиеся волосы, достигающие плеч, засалились и топорщились в разные стороны, придавая мужчине пугающий вид.
— Ты кто такой? — Хозяин дома выступил вперед, загородив собою жену.
Анвиль уставился на незнакомца в оцепенении. Он не знал наверняка, но чувствовал: перед ним не человек.
— У вас есть то, что принадлежит мне. Я пришел это забрать.
— Смеешь являться в чужой дом и заявлять, будто чем-то здесь обладаешь? — прокаркал видящий. — Я вижу тебя насквозь. Знаю, кто ты и что тебя ждет. Лучше тебе убраться в ту дыру, из которой ты вылез, ибо ты не обретешь то, чего жаждешь, не найдешь ничего, кроме бедствий и смерти.
— Правда? А что насчет тебя? Свою судьбу ты тоже знаешь?
Едва видящий успел открыть рот, как незнакомец выхватил из-под плаща кинжал и вонзил ему в глотку. Старик захрипел. Женщина вскрикнула, и муж оттолкнул ее подальше.
— Вот почему я склонен не доверять жрецам. Вы — жалкая пародия на тех, кем никогда не сможете стать.
— Бегите! Быстро! Анвиль!
Юноша схватил мать за руку, но стоило им сделать пару шагов, как ноги резко потяжелели и будто вросли в пол. Оба сделали рывок и упали, не сумев сдвинуться с места. Хозяин схватил топор, стоящий у печи, и бросился на мага, но тот увернулся и, подгадав момент, вонзил клинок в грудь мужчины чуть ниже сердца. Женщина издала протяжный, полный ужаса вопль.
— Отец! — Анвиль попытался подняться, но невидимая сила прижимала его к полу.
— Лучше вам заткнуться, или перережу глотки.
Выдернув клинок, маг позволил мужчине упасть неподалеку от старика. Приблизившись к ребенку, он взял его за подбородок и внимательно осмотрел.
— Где женщина?
Мать и сын продолжали завывать от страха и горя, не в силах оторваться от злополучного пола. Маг бросил на них полный презрения взгляд. Неужели до сих пор не поняли, что должны соблюдать установленные им правила? Подойдя ближе, он приставил окровавленное лезвие к глазу Анвиля:
— Спрашиваю еще раз: где женщина?
— К-какая ж-женщина?
— Мать ребенка.
— Н-не ведаю, к-клянусь…
— Ответ неверный, — мужчина замахнулся и одним ударом отсек Анвилю большой палец. — Напряги память, что-то в ней должно всплыть.
Юноша зашелся в крике. Мать присоединилась к нему, захлебываясь слезами и соплями, но не имея возможности вытереть их из-за сильно потяжелевших рук.
— Мы ничего не знаем! Он нашел дитя в колодце, это правда! Клянусь именем Геула! Не убивайте! Не трогайте нас! О боже…
— Боже, боже… Давайте откровенно, часто ли вам помогает ваш бог? Вот вы сидите и ноете на пороге смерти, а он и не шевелится. Для него вы просто мясо, оружие, защищающее его тщеславие.
Анвиль смотрел на рану, из которой хлестала кровь. Мать, казалось, вот-вот лишится чувств. Маг поднялся на ноги.
— Значит, сбежала. Благородство изменяет всем, если речь идет о спасении жизни, не так ли?
— Забирайте дитя и уходите, — всхлипнула мать, — оставьте нас.
— Чтобы завтра вы всем растрепали о моем визите?
Мужчина сделал глубокий вдох и посмотрел на две трясущиеся фигуры. Сколько раз он видел подобную картину и как от нее устал!
— Шэйла! Шэйла, где ты? Ко мне!
Русоволосая девчушка лет семи от роду носилась по двору, потеряв из виду собаку. Перед тем как приступить к делам по дому, она вышла ее покормить и заигралась. Теперь животное куда-то запропастилось и не хотело отзываться.
— Шэйла! — вопила она. — Сейчас же ко мне, или больше не выпущу! — Обида закралась в детский голос.
Собака не появлялась, и девчонка не знала: рассказать об этом матери или поискать за пределами двора. Вообще-то, взрослые велели не выходить, но ведь она не пойдет далеко. Шэйла должна быть где-то поблизости. Девчонка видела ее вот только что. Она застыла в нерешительности, поглядывая то на дом, то на калитку, как вдруг собачий хвост показался в пределах двора — из дырки в дальней части забора.