Чтобы прояснить этот существенный момент подобных учений, я перевел небольшой философский текст, принадлежащий к литературе по «Естественному освобождению» (см. главу 8). В нижеприведенном отрывке из этого текста, носящего название «Естественное освобождение посредством обнаженного ви́дения: указание на ве́дение», Падмасамбхава как раз говорит о том, что реальность свободы, нирвана, Истина и так далее — «само это» — есть высшая цель, к которой стремится любое буддийское учение.


Чтобы ознакомиться с этим трехчастным вхождением в искомое,
Пойми, что прошлое осознавание не оставляет следов, ясно и пустотно;
Будущее осознавание —  непорожденное и новое,
А текущее осознавание пребывает естественным образом, неизмышленно.


Когда, ведая таким образом время в его глубоко обыденном смысле,
Ты обнаженно рассматриваешь себя же,
Твой взгляд прозрачен, а видеть нечего.
Это обнаженный, непосредственный, ясный разум.


Это ясная пустотность, где ничто не установлено,
Чистота недвойственности ясности-пустотности;
Не постоянное, свободное от какого-либо присущего статуса;
Не уничтожаемое, яркое и явственное;
Не единство, много-различающая ясность;
Без множественности, нераздельное, единого вкуса,
Не производное, самопознающее —  сама эта реальность.

Так представлялась высшая реальность нирваны, Великого совершенства, царства Истины, конечной свободы, эволюционного совершенства состояния будды. Подобная реализация — цель всех учений «Книги Естественного освобождения». Она доступна в принципе, поскольку уже является глубочайшей реальностью настоящего состояния даже самого обычного человека. Вы должны смотреть на себя «обнаженно» в поисках цели. Вы ищете фиксированное, независимое, изолированное «я», нечто вроде внутреннего стержня, из которого возникают ваши побуждения и мысли. Но если вы повернетесь на 180 градусов и вглядитесь в себя, то не найдете ничего, что обладает свойственной ему сущностью, ничего независимого и обособленного.

Это выяснил даже Декарт; он обнаружил, что не может найти ничего в моменте происхождения мысли. Он ошибочно утверждал, что это происходит потому, что субъект не может быть объектом. И тогда он договорился до того, что счел этот субъект — единственное, что он никаким образом не смог найти, показать и установить, — именно тем, в чем он неколебимо уверен! Он мог сомневаться во всем, но не смог усомниться в том, что он сам под сомнением! Отсюда знаменитое: «Я мыслю, следовательно, существую». Только самый ленивый буддийский философ мог бы утверждать подобное.

Не совершая такой ошибки, мы смотрим непредвзято и не видим ничего постоянного, ничего неизменного в самих себе, помня при этом, что смотрим в себя. Мы не можем увидеть даже что-либо вещественное за этим ничто. Мы всматриваемся вновь и вновь, кружась вокруг происхождения данной точки. Наш взгляд сам по себе становится прозрачным. Невозможно увидеть ничего независимого или объективного. И эта прозрачность уходит в бесконечность. Декарт был прав в одном: субъективное нельзя обнаружить. Но если исчезает субъект, как объект может остаться вещественным? Субъективность, которая не может найти себя, не способна обнаружить объект, не обретя уверенность в себе. Как субъективность, так и объективность исчезает при подобного рода проницательном наблюдении, а все, что остается, — это свободная, чистая прозрачность. Сама она — это непосредственный чистый ум. Это ясность, недвойственность и пустота всех истинных состояний, включая любое состояние, присущее самой пустоте. Это яркое и чистое осознание неуничтожимо, не может войти в соединение с чем-либо, быть жестко зависимым или задержаться во множественности взаимосвязанных, но внутренне независимых сущностей. Эмпирически мы наслаждаемся только вкусом свободы, не попадая в изоляцию. Это алмазная реальность ясного света, подлинная природа каждого из нас, дающая возможность «Естественного освобождения». Наша истинная природа, сущность будды, не требует кропотливого созидания, она уже всецело присутствует в нас как сама наша душа.

Более того, эта душа не укоренена в самой себе, не подобна царству пустоты, где все содержимое исчезает. Это скорее такая область, где присутствуют все существа и явления, но призрачно. Они не существуют независимо, сами по себе, но присутствуют относительно, в непостижимой сети красоты и блаженства, которая и есть пустота. Поэтому наше Тело Истины будды — это одновременно наше Тело Блаженства будды и Тело Проявления будды, тело любви, которое проявляется, чтобы помочь другим существам вновь обнаружить свою свободную, сияющую, блаженную и любящую природу. Как сказано в тексте «Естественное освобождение посредством обнаженного ви́дения: указание на ве́дение»:


Это объективное опознание подлинной природы вещей
Содержит полные в едином, нераздельные Три тела.
Тело Истины —  пустотность, свободная от присущего статуса;
Тело Блаженства, яркое благодаря естественной энергии свободы;
Тело Проявления, что непрестанно проявляется повсюду, —
Такова реальность Трех тел, единых в одном.

Думаю, теперь ясно, что нирвана, свобода, о которых говорит «Книга Естественного освобождения», — это не забвение. Тело Истины — это не абсолютно далекая от нас запредельность. Оно является бесконечным сиянием блаженной энергии мудрости, красотой, безгранично любующейся собою. И одновременно это красота, которая проявляется как любовь и добро, охватывающие всех существ, несчастных в своей эгоистической отделенности. Живых существ, подобных нам.

Сама «Книга Естественного освобождения» — это слова Падмасамбхавы, Учителя, рожденного в цветке лотоса, которого считают буддой Тел Истины, Блаженства и Проявления, сошедшего к нам. Он не просто проплывает над нами в поэтическом воплощении собственного блаженства, а неустанно вникает в наше нынешнее положение, стремясь найти нас там, где мы пребываем, и дать практический доступ к нашей свободе. В следующем отрывке из текста «Естественное освобождение посредством обнаженного ви́дения: указание на ве́дение» он бросает вызов нашему привычному самоотчуждению от нашей собственной реальности:


Представлю силовой метод вхождения в эту самую реальность:
Твое собственное осознавание, прямо сейчас, и есть она!
Искомое представляет собой просто эту неизмышленную естественную ясность:
Отчего же говоришь: «Я не пониманию природы ума»?
Поскольку здесь не на что медитировать,
Отчего говоришь, что созерцание не возникло?
В этом самом непрерывном разуме ясности,
Отчего говоришь: «Я не вижу того, что на самом деле представляет собой ум»?
Поскольку мыслящий в уме и есть искомое,
Отчего говоришь: «Не могу отыскать его даже посредством поисков»?
Поскольку делать здесь нечего,
Отчего говоришь: «Что ни делаю, успеха не достигаю»?
Поскольку достаточно неизмышленно пребывать,
Отчего говоришь: «Не могу покоиться неподвижно»?
Поскольку можно довольствоваться недеянием,
Отчего говоришь: «У меня не получается»?
Поскольку ясное, осознающее и пустотное нераздельны,
Отчего говоришь: «Практика не работает»?
Поскольку это нечто естественное, спонтанное, свободное от причины и следствия,
Отчего говоришь: «Ищу, но никак не могу найти»?
Поскольку мысль и «Естественное освобождение» одновременны,
Отчего говоришь: «Противоядия недейственны»?
Поскольку сам твой разум именно это из себя и представляет,
Отчего говоришь: «Я этого не знаю»?

Эти достаточно простые слова дают возможность соединить свободу с нашими обычными заботами. Как проводники промежутка в «Книге Естественного освобождения», они делают каждый разрыв в одержимости собственным «я» потенциальными вратами к освобождению от него. Эти строки бросают вызов нашему потворству жалости к себе, искусственно отдаляющей нас от спасения. Они придают нам уверенность, чтобы оторваться от отвращения к себе, страха и трепета. Они не могут навредить нам, если мы не примем их за усиление духовного нигилизма, столь глубоко укоренившегося в нашей культуре. Мы должны приложить все усилия, чтобы уберечься от неправильного их понимания, тщательно отличая пустоту от «ничто», а свободу — от забвения.

Опираясь на это, давайте перейдем к тибетскому искусству творческого умирания.