Памела Бэрфорд

Борьба без проигравших

Глава первая

Элизабет не успела даже вскрикнуть. Всего секунду назад она домывала последний унитаз и мечтала о том, как рухнет в постель. В следующую секунду сильные руки схватили ее и прижали к широкой груди, словно к стене из горячей стали. Прежде чем она успела вздрогнуть, огромная рука в перчатке закрыла ей нижнюю часть лица. О том, чтобы добраться до оружия, не могло быть и речи. Она вонзила ручку швабры в своего невидимого врага, но тут же выронила ее, и швабра шлепнулась в только что вычищенный унитаз.

Элизабет знала, что ей угрожает опасность. Она знала это с той минуты, как вступила в «Авалон», но не думала, что расправа произойдет так скоро.

А теперь с ней разделаются так же, как разделались с Дэвидом.

Вместо огромной руки рот ей теперь закрывал лейкопластырь. Элизабет сопротивлялась, как дикая кошка, но руки, державшие ее, были похожи на стальные кольца.

Нападающий заломил ей руки за спину, и она услышала клацающий звук застегивающихся наручников.

Элизабет отчаянно извивалась и брыкалась, надеясь, что противник поскользнется на мокром полу, упадет и выпустит ее. Бесполезно. Он был словно каменный. Он перекинул ее через могучее плечо, и комната завертелась у нее перед глазами. Элизабет уперлась лбом ему в поясницу и во что-то твердое, в чем она без труда распознала спрятанный пистолет.

Похититель ухватил ее за внутреннюю сторону бедра, чтобы она не сползла, и… замер. Она сдавленно застонала, осознав, что пропала последняя надежда на спасение. Похититель сдернул с руки кожаную перчатку. Грубые, мозолистые пальцы скользнули под длинную юбку с индийским рисунком, прошлись по голым ногам и протиснулись между ними. Его могучий торс содрогнулся от сдерживаемого смеха, когда пальцы нащупали кобуру на внутренней стороне ее бедра.

— Ну, будь я проклят!.. — Эти слова ее противник произнес шепотом.

В его голосе слышались насмешка и удивление.

Он задрал ей юбку до самого пояса и вытащил плоский полуавтоматический пистолет. Когда его рука находилась у нее между ногами, Элизабет бросило в жар. Прежде чем положить пистолет в карман, похититель проверил предохранитель и осмотрел пистолет.

Ручка двери, ведущей в коридор, дернулась, и Элизабет попыталась закричать, но лейкопластырь заглушал все звуки, а ее длинные темные волосы падали на лицо и мешали что-либо разглядеть.

За дверью послышались сердитые голоса:

— Кто запер дверь? Бет, ты еще там?

Он запер дверь! Как такой крупный мужчина мог незаметно проникнуть в помещение, где сплошь кафель и зеркала?

Но кто этот малый? Элизабет не могла припомнить из «Авалона» никого такого же большого и сильного — в нем было, по крайней мере, шесть футов четыре дюйма. Но тогда, стало быть, Лу нанял для подобной работенки кого-то со стороны.

Крики за дверью усилились:

— Кто-нибудь сходит за ключами? Где ключи?

Но это не произвело на похитителя никакого впечатления. Должно быть, он что-то сделал с замком. Элизабет услышала, как он оторвал еще кусок лейкопластыря, потом обернул вокруг ее коленей, несколько раз, аккуратно и очень крепко, отняв у нее последнюю возможность двигаться. Только после этого он опустил юбку, а потом удовлетворенно похлопал Элизабет по спине.

Странно, но это легкое похлопывание только усилило ее страх. Она издала рыдающий звук, впервые осознав, что этот человек может не только убить ее.

Похититель снова надел перчатки и направился к окну, через которое он, вероятнее всего, и проник в помещение, минуя хитроумную электронную систему безопасности. Протиснувшись со своей ношей через узкий оконный проем, он спрыгнул вниз, не потеряв равновесия.

Их окутал промозглый холод октябрьской ночи. Похититель побежал через сад, принадлежащий «Авалону», коммуне в стиле шестидесятых годов, расположенной к северу от Нью-Йорка. Движения его были точны и грациозны, он был похож на большую дикую кошку. Стремясь укрыться среди деревьев, он бросился в чащу, обегая и перепрыгивая через невидимые препятствия, подобно хищному животному, ведущему ночной образ жизни.

Тонкие ветки цеплялись за юбку и царапали ноги Элизабет. Она лежала на плече похитителя и чувствовала, как ровно он дышит, слышала сильные удары его сердца. У малого даже не сбилось дыхание!

Наконец они протиснулись сквозь недавно проделанную дыру в высоком заборе — несомненно, это была его работа — и выбрались на покрытую гравием дорогу. Перед глазами Элизабет все снова встало на ноги, когда похититель снял ее с плеча и прислонил к машине. Ее трясло так сильно, что она едва могла стоять.

Было около часу ночи, и ущербная луна еще не успела зайти. Похититель не завязал ей глаза, и это только подстегнуло уверенность Элизабет в том, что ей не суждено пережить эту ночь. Было ясно, что ему безразлично, запомнит ли она его лицо.

Элизабет впервые взглянула на своего похитителя — эту зловещую темную тень среди теней природы. Холодный лунный свет скупо освещал его лицо с резкими чертами. То, что не способны были рассмотреть глаза, ей помогли распознать другие органы чувств. До нее доносился запах, запах мужского тела. С одной стороны, это был запах здорового, энергичного мужчины, с другой стороны, это был запах смертельной опасности.

Тень стала больше… ближе. Элизабет увидела, как он снимает перчатки, бросает их на крышу машины. Ее связанные ноги подогнулись, она чуть не рухнула на землю. Низкий голос нарушил тишину:

— У тебя есть еще какие-нибудь сюрпризы для меня, Лиззи?

Похититель придвинулся к ней вплотную и снова обыскал ее. Он провел руками по бедрам, добрался до подмышек, ощупывая все места, где могло быть припрятано оружие. Каким бы быстрым и равнодушным ни был этот обыск, в нем было столько нескромности, что Элизабет не могла спокойно этого вынести. Она была оскорблена. Что у него еще на уме?

Затем он выдернул блузку из юбки и начал бесцеремонно щупать под ней. Элизабет ощутила его дыхание и зажмурилась, пока он проверял, нет ли у нее маленького пистолета, спрятанного между грудями, или кобуры, прикрепленной к руке. Это были подходящие места для такой полногрудой женщины, как Элизабет Ланкастер.

Ее душили слезы, но она старалась сдержать их. Слезами горю не поможешь. Но она не хочет умирать, черт побери! Будь проклят Дэвид за то, что устроил для нее. И будь проклята она сама за то, что не смогла забыть его последнюю мольбу о помощи.

Элизабет открыла глаза и увидела, что похититель стоит рядом и разглядывает ее. Элизабет судорожно рыдала, слезы катились по ее лицу. Ей показалось, что его лицо, слабо освещенное луной, слегка дрогнуло. Она едва расслышала тихий голос:

— Перестань.

Он медленно поднял руку к ее лицу и шершавым большим пальцем вытер Элизабет слезы.

— Не плачь. Ты должна дышать носом. Ленту я не сниму. — Его голос звучал приглушенно, по-деловому.

Он отнял руку от ее лица, но тут же поднес к ее носу платок и приказал высморкаться.

Слезы мгновенно иссякли: значит, ей суждено еще дышать!

— Высморкайся, — повторил он, и Элизабет подчинилась. Он вытер ей нос, как маленькой, и бросил платок на землю.

Мужчина открыл заднюю дверцу машины, потом взял Элизабет на руки и положил на холодное сиденье на бок, лицом вперед. Она зажмурилась, так как ее ослепил свет в салоне автомобиля, и держала глаза закрытыми, боясь взглянуть на своего похитителя. Он плотно пристегнул ее ремнями безопасности, а после закутал с головы до ног в легкое покрывало.

Через несколько секунд машина тронулась. Сначала под колесами шуршал гравий, потом, судя по звуку, они выехали на гладкий асфальт. Элизабет определила, что ее похититель придерживается средней скорости. Он не мог позволить, чтобы его остановила полиция, даже если груз на заднем сиденье выглядел как груда белья для прачечной.

Они проехали так несколько минут, потом мужчина откинулся назад и просунул руку под покрывало, прямо ей под нос, по-видимому, для того, чтобы проверить, дышит ли она. От его пальцев исходил слабый запах кожаных перчаток.

Наконец Элизабет почувствовала, что они поднимаются в гору. Поскольку в штате Нью-Йорк полным-полно холмов, она не могла определить, куда именно они направляются.

Элизабет терялась в догадках, какие указания были даны этому головорезу. Или Лу отдал ее полностью в его распоряжение? Во всяком случае, Лу потребовал, чтобы все произошло подальше от коммуны. После смерти Дэвида нельзя было допустить, чтобы в «Авалоне» нашли еще один труп.

Элизабет казалось, что они едут уже около двух часов. Наконец машина остановилась. Дверца открылась и захлопнулась. И снова Элизабет зажмурилась, когда похититель вытащил ее наружу, на холодный ночной воздух, и одним легким, уверенным движением перекинул через плечо.

Открыв какую-то дверь, он понес ее через комнаты, не зажигая света. Элизабет могла лишь определить, что он шагал по дощатым полам, а затем по ковру, затем вверх по лестнице и по длинному коридору. Внезапно остановившись, он снял ее с плеча. Элизабет выпрямилась и, тяжело рухнув на кровать, невольно замычала. Прищурившись, она старалась разглядеть комнату в темноте, но мужчина зажег лампу, стоявшую на ночном столике, и она снова зажмурила глаза. Ее всю трясло от ужаса.

Последовало долгое молчание. Наконец мужчина произнес:

— Открой глаза, Лиззи.

Элизабет заставила себя повиноваться, но тут же отвернулась к стене и стала рассматривать обои кремового цвета. Мужчина взял ее за подбородок и вынудил посмотреть на себя.

Взгляд его серых глаз пронзил ее насквозь. В этих глазах не было ни тепла, ни сочувствия. Элизабет попыталась проглотить комок, застрявший у нее в горле. Она всхлипнула и посмотрела на своего похитителя — прямой нос, твердые скулы с бакенбардами, крепко сжатые губы. Его густые светло-каштановые волосы спускались на шею, и под ними виднелся длинный шрам. На вид мужчине было около тридцати пяти — лет на десять больше, чем ей.

От смутного чувства, будто она видела его где-то раньше, у Элизабет закололо в затылке. В этом человеке было что-то знакомое. Его глаза? Она была уверена, что прежде они никогда не встречались, хотя ему было известно ее имя. Бог знает, что ей почудилось.

Мужчина продолжал смотреть на нее все так же пристально, глаза его словно горели холодным огнем. Элизабет почти физически ощущала его ненависть.

Мужчина снял с пояса большой складной нож. Оцепенев от ужаса, Элизабет увидела, как блеснуло лезвие ножа.

«Сейчас я умру». Сознание этого лишило ее сил, заслонило собой все остальное. Она почувствовала леденящий холод в животе. Не помышляя о гордости, она стонала и всхлипывала под повязкой, отчаянно тряся головой и умоляя о пощаде глазами, полными слез.

Казалось, ее безмолвная мольба застала похитителя врасплох. Он прищурился, и в его глазах отразилось какое-то неуловимое чувство. Раскаяние?

Затем его лицо снова приняло угрюмое выражение. Он задрал ей юбку и разрезал лейкопластырь, стягивавший колени и щиколотки.

Не успела Элизабет опомниться, как мужчина протянул руку и сдернул пластырь со рта. Она пронзительно вскрикнула от жгучей боли и закусила губу.

— Ты, сукин…

Он начал было снова заклеивать ей рот, но Элизабет откинула голову назад и сжала губы. Маленький урок показал ей, кто здесь хозяин. Мужчина резким движением повернул ее боком и расстегнул наручники.

Элизабет медленно вытянула перед собой негнущиеся руки и помассировала покрасневшие запястья. Она отважилась бросить взгляд на своего похитителя. Мужчина стоял, сложив руки на груди, и смотрел на нее. Дрожащими, наполовину одеревеневшими пальцами ей удалось снять остатки лейкопластыря. Мысленно Элизабет дала себе клятву, что если переживет эту ночь, то у нее никогда не будет липких ног. Наконец она уселась лицом к нему, подтянув колени к груди.

Мужчина сложил нож. Его лицо вновь приняло злобное выражение.

— Не думай, что у меня не было соблазна, — сказал он, вешая нож на пояс.

— Что… что ты собираешься со мной делать? — спросила она, пытаясь справиться с дрожью в голосе.

Он не ответил и подошел к углу, где стояло несколько открытых картонных коробок. Поднял одну из них и высыпал содержимое на пол. Элизабет от удивления раскрыла рот.

— Моя одежда!

Мужчина порылся в ее вещах, отыскал ночную рубашку и швырнул ее Элизабет.

— Надень это.

Она вцепилась пальцами в желтый шелк, чтобы они не дрожали.

— Кто ты?

Мужчина подошел к ней.

— Ты сама переоденешься или тебе помочь?

Это были ее коробки — она их узнала. Они оставались в подвале у домохозяина после того, как сама Элизабет съехала с маленькой квартирки, которую снимала в Бруклине последние три года.

— Как ты их достал? Мужчина шагнул к ней.

— Я тебе сказал…

— Что ты сделал с Холом?

Страх за пожилого домохозяина пересилил страх за собственную жизнь.

Похититель окинул ее изучающим взглядом и нехотя объяснил:

— Сомневаюсь, что старик заметит исчезновение этого барахла. Послушай, я не из терпеливых, даже когда в хорошем настроении. У тебя тридцать секунд, чтобы переодеться. Иначе я сделаю это сам.

— Хорошо, только выйди на минуту.

— Нет. Я оставлю тебя одну, когда сочту нужным.

Мужчина вытащил ее пистолет из своего кармана и осмотрел его с пугающей небрежностью: вынул магазин, щелкнул затвором и заглянул в патронник.

— Я бы сказал, что это был лучший из твоих козырей. — Он медленно оглядел ее с головы до ног и уставился на грудь. — Может быть, еще перочинный нож?

Он так тщательно обыскал ее, и должен знать, что больше у нее ничего нет. Элизабет с трудом сглотнула и облизала внезапно пересохшие губы.

— Я… не могу. Я не могу переодеваться, когда ты смотришь на меня.

— Трогательная скромность для девушки, которая провела последние три недели с Лу, — фыркнул он.

— Это не так.

— Как же, рассказывай! Ты думаешь, я не знаю, что делается в «Авалоне»? У вашего великого вождя есть и земные потребности. Такие потребности, которые удовлетворяют только молодые члены коммуны.

— Я этого не делала.

Мужчина грубо расхохотался.

— Да уж, конечно! Такой лакомый кусочек… Я думаю, ты не вылезала из его постели с той минуты, как вступила в «Авалон». Так что сделай одолжение и перестань прикидываться невинной овечкой. — Он снова положил ее пистолет к себе в карман. — Эти штучки со мной не пройдут. Не трудись зря. Ты ведь снималась в рекламе секса по телефону? Вот это в твоем стиле. Вот в это я поверю.

Элизабет вспыхнула. Значит, ему известно об этой грязной рекламе? Да, ей приходилось заниматься этим для заработка.

Боже, как ей было противно мурлыкать и ласкать телефонную трубку, глядя в кинокамеру! Она изо всех сил сопротивлялась и не хотела идти на пробы, но, в конце концов, безденежье и настырность ее агента одержали верх. Ролей в театре было мало, а платить за квартиру необходимо. Наконец, это была всего лишь реклама — она ведь никогда не занималась сексом по телефону.

Конечно же, этот мерзавец знает об этом. Он так сказал, чтобы обидеть ее побольнее. Но откуда ему столько известно? И почему он говорит о Лу так, словно тот его и не нанимал? Если он работает не на Лу, тогда на кого?

Похититель подошел к Элизабет и выхватил ночную рубашку из ее одеревеневших пальцев. Его голос был мягким, как шелк, который он держал в руках.

— Может быть, ты хочешь, чтобы я раздел тебя? Поэтому и волынишь, а, Лиззи? Мое терпение кончится, и тогда…

Элизабет нагнулась и вырвала у него из рук рубашку.

— Пошел к черту! — От внезапно накатившей волны ярости у Элизабет кровь застучала в висках. — Ты, проклятый громила! Тебе нравится мучить беззащитную женщину! Нравится, да? Может быть, это единственный способ, каким ты можешь… — Она внезапно остановилась. Сердце ее колотилось, в груди жгло. — И не смей называть меня Лиззи, — прошипела она. — Я терпеть этого не могу.

Ее маленькая тирада произвела на похитителя некоторое впечатление, и он, казалось, немного смягчился. В глазах его мелькнуло странное беспокойство, словно он только что сложил головоломку и у него остался последний кусочек, в котором нет прорези.

— Я думал, все зовут тебя Лиззи, — сказал он, недоуменно пожав плечами.

Она коротко вздохнула.

— Не все.

Но тот, кто натравил на нее этого маньяка, должно быть, называл ее Лиззи.

— Я предпочитаю, чтобы меня называли Элизабет.

Черт побери, с ее желаниями никто никогда не считался. Она запустила пальцы в свои спутанные волосы и откинула их назад. Она чувствовала себя совсем опустошенной, выжатой, как лимон.

— Можешь ты хотя бы отвернуться?

Лицо мужчины окаменело.

— Нет. Если ты прячешь…

— Клянусь тебе, у меня ничего нет. — Она широко раскинула руки, желая доказать, что говорит правду. — Пистолет — это все, что у меня было.

— Я не знал, что Лу вооружает своих людей. Ты хоть знаешь, как пользоваться этой штуковиной?

— Не твое дело, — огрызнулась Элизабет. — Послушай, у меня нет другого оружия. Ты меня хорошо обыскал. — Она все еще ощущала его прикосновения.

Мужчина засмеялся.

— Милочка, если ты думаешь, что это был хороший обыск, то ты заблуждаешься. Хочешь, я покажу тебе, что такое настоящий обыск?

Его слова подействовали словно ушат холодной воды. Пожалуй, он на это способен. У нее защипало в глазах. Элизабет посмотрела на пуговицы своей блузки. Ее холодные пальцы механически, будто нечаянно, расстегнули верхнюю пуговицу. Еще одну. И еще…

От этого занятия ее отвлекло грубое ругательство. Она подняла глаза и увидела, что похититель повернулся к ней спиной.

— У тебя тридцать секунд, — прорычал он и показал ей часы. — Давай начинай.

Через двадцать девять секунд, лишь только подол рубашки прикрыл ей колени, он повернулся. Элизабет любила эту свою старомодную ночнушку без рукавов, сшитую из тяжелого скользкого шелка, с кружевами на обтягивающем грудь низко вырезанном лифе. Обычно в этой рубашке она чувствовала себя привлекательной. Сейчас же она ощущала себя беззащитной.

Элизабет села на край кровати и сложила руки на коленях. Похититель продолжал смотреть на нее. Она же смотрела прямо перед собой, на старинный мраморный умывальник.

Мужчина подошел поближе, и Элизабет затаила дыхание. Но он просто поднял ее блузку из варенки и длинную юбку — обычная одежда женщин в «Авалоне» — и тайную набедренную кобуру.

— Это я сожгу, — сказал он, собрав все вещи в узел. — Теперь ты будешь носить только обычную одежду. — Он указал на груду ее вещей на полу.

С этой минуты?.. Значит, она будет жить?

Ее похитили. Всю излапали. Унизили. Запугали, как никогда в жизни. Настало время получить ответы на кое-какие вопросы.

— Кто ты, и что ты, черт побери, здесь делаешь? — медленно, размеренным голосом спросила Элизабет.

— Мы поговорим завтра. Ложись спать.

Она взглянула на двуспальную кровать. Потом на него. Он понял ее замешательство и ответил на безмолвный вопрос неприязненной усмешкой.

— Не беспокойся, милочка. Думаю, тебе надо отдохнуть.

Элизабет была благодарна за то, что он считал ее слишком замордованной, чтобы поддерживать беседу, но все равно чувствовала себя маленькой и жалкой.

— Давай ложись, — сказал он и, схватив ее за плечи, довольно грубо уложил. — У нас есть пара часов, чтобы поспать.