Памела Кент

Притяжение любви

Глава 1

Хирург лишь частью своего сознания отметил почтительный шум в операционной. Трудно было не обратить внимания на аплодисменты.

Он отступил от операционного стола, на котором находился пациент — в сущности, не пациент, а лишь его мозг, крошечное вместилище человеческого знания и опыта, обложенное стерильными салфетками, — и посмотрел на окружающих; движением бровей врач показал, что отдает должное их восторженной оценке. Затем он кивнул ассистентке, замершей в ожидании. Молодой женщине, одной из наиболее талантливых старших ассистентов Кливлендской неврологической больницы, предстояло теперь закончить операцию, длившуюся в напряжении двенадцать часов.

Двенадцать изнурительных часов, и, слава Богу, все прошло благополучно!

— Великолепно. — Друг и коллега нейрохирурга выступил вперед, внимательно наблюдая за работой ассистентки. — Я не думал, что это возможно. Я действительно в это не верил.

— Ну, насколько это великолепно, мы узнаем, когда попробуем разбудить пациента. Если нам это удастся.

— Он проснется. И проживет долгую и плодотворную жизнь, благодаря тебе и твоему методу.

Другие врачи, коллеги заходили в операционную, пока длилась эта, можно сказать, эпохальная операция, но хирург не ожидал увидеть здесь свою медсестру, помогавшую ему в частной практике. Бросив взгляд на больного и убедившись, что заключительный этап операции проходит нормально, он пересек комнату.

— По-видимому, что-нибудь серьезное, — полувопросительно-полуутвердительно сказал доктор.

— Разумеется, иначе меня бы здесь не было.

Он кивнул. Большинство сотрудников больницы относились к хирургу с благоговейным страхом, но на его медсестру это не распространялось. Она смотрела на Стефана с должным уважением, но не с большим, чем на любого другого человека. Опыт и природный ум позволяли ей философски относиться к успеху. Это ее качество было не последней причиной, почему он взял ее на работу.

— Моя мать?

— Нет, это ваша бывшая жена. — Глаза медсестры тревожно блестели из-под маски. — Ее привезли в приемное отделение университетской больницы сегодня утром, а в полдень, узнав, кто она такая, отправили сюда.

— И ты ждала до девяти часов, чтобы сообщить мне? — Он помедлил, вспомнив, где находился в это время. — Да, конечно, ты не могла сделать это раньше.

— Вас здесь заменить было невозможно. И я не хотела вас расстраивать.

— Что произошло? Что с ней случилось?

— Она в сознании. Предварительное обследование не показало ничего необычного.

Доктор понял, что медсестра, всегда говорившая правду, пытается избежать прямого ответа. Его руки все еще в заляпанных кровью хирургических перчатках непроизвольно сжались, словно чувствовали необходимость каких-то действий.

— Что в действительности с ней произошло?

— Мне очень жаль, но ты должен это знать. Линдсей нашли на рассвете, она лежала на обочине дороги, на острове Келлис, без сознания. Она заявляет, что видела НЛО. И никакие разумные доводы не в состоянии ее переубедить.

Пациентка была совершенно спокойна. Несколько лет назад она упала с лошади и, ударившись головой, ненадолго потеряла сознание. Вплоть до конца того уик-энда ей было труднее, чем обычно, сосредоточиться и сконцентрировать внимание. Сейчас же мысли плавно текли у нее в голове, напоминая успокаивающие аккорды старинной симфонии. Она не была в замешательстве. Но все вокруг были в панике.

Линдсей спустила ноги с кровати и в этот момент услышала, как позади нее открылась дверь. Она даже не посмотрела, кто это. Ей было уже все безразлично. Вместо этого наклонилась и попыталась отыскать свои туфли.

— Я еду домой, — сказала она. — Со мной все в порядке, меня проверили, прослушали, сделали всевозможные снимки и анализы. Я столько раз дотрагивалась до своего носа указательным пальцем, что на нем уже должна появиться дырка. И я сейчас же отправляюсь домой.

— Ты никуда не поедешь.

Этот мужской голос был хорошо знаком ей и, как всегда, вызвал у нее внутренний трепет.

— Вот как? — Она обернулась, ее светлые волосы волной рассыпались по плечам. — Даже когда мы были женаты, Стефан, ты никогда мне не приказывал.

— Это приказ твоего врача.

— У меня нет врача. Я не просила привозить меня в больницу.

— Я твой врач. Уже целых двадцать минут.

— Я не просила тебя.

— Линдсей, — он подошел ближе, остановившись в нескольких шагах от ее кровати, — ты хочешь сказать, что мое присутствие здесь нежелательно?

Она подумала, что даже спустя год после развода она не может этого сказать, и, глядя на него, попыталась не выказывать своих эмоций. Он не был похож на хирурга, только что закончившего двенадцатичасовую операцию, ставшую вехой в развитии нейрохирургии. И тем более он не напоминал отчаявшегося мужа у постели «свихнувшейся» жены. Он был похож на Стефана Дэниелса, человека, однажды ставшего центром всего ее мира, средоточием всей ее жизни.

— Я говорю, что хочу домой.

Выражение его лица было одновременно успокаивающим и доводящим до бешенства. Это была профессиональная маска врача.

— Я отправил детей к своей матери. Ты не должна о них беспокоиться.

— Я знаю, где дети. Я уже дважды с ними разговаривала. — Линдсей протянула руку и беспомощно ее уронила, прежде чем Стефан смог дотянуться. — Что тебе сказали?

— Я говорил лишь со своей медсестрой, Кэрол, и видел твою историю болезни.

— А врачи в университете?

— Я говорил с двумя.

— Они сказали тебе, что хотели меня отправить в психоневрологическое отделение? И если бы я не была твоей женой в течение двенадцати лет, я бы уже была там.

— Никто не считает, что ты сошла с ума.

— Нет? Тогда что же они думают? Что это временное умопомрачение? Депрессия? Или они считают, что это опухоль в мозгу или тромб? Что-нибудь, что заинтересует знаменитого врача?

— У тебя слишком напряжены нервы.

— Нет. Я просто эмоциональна. Естественная, нормальная реакция.

Линдсей откинулась на подушки, подобрав под себя ноги, как маленькая девочка. Находясь со Стефаном, она часто чувствовала себя маленькой девочкой, смущенной, ранимой, умоляющей, задетой за живое. Хуже всего, что одновременно она ощущала себя женщиной, настоящей женщиной, хотя и не должна была бы ничего чувствовать.

— Прошлой ночью я видела нечто невероятное. Я понимаю, как это должно звучать для каждого, кто не видел этого собственными глазами. Я знала об этом прежде, чем начала рассказывать обнаружившим меня людям и врачам, которые меня обследовали.

— Попробуй рассказать мне об этом.

— Я была на острове, — начала она.

— Почему?

Она попыталась улыбнуться, но ничего не получилось.

— Я никогда не смогу закончить свой рассказ, если ты будешь прерывать меня на каждой фразе. Дети остались на ночь у своих друзей. Я люблю остров в это время года, когда там уже не так много туристов. Можно почувствовать, как он думает… — Она остановилась. Она почти ощущала его реакцию. — Ты понимаешь, что я имела в виду. В действительности я не верю, что остров думает. Это просто, просто…

— Просто метафора. — Она пожала плечами. — Продолжай.

— Это была прекрасная ночь. Великолепная. Ты выходил на улицу прошлой ночью? Разве можно наблюдать за звездами в городе?

— Я не думал о звездах.

— Наверное, нет. — Она отвернулась, отчетливо осознавая, как все это звучит. — Я отправилась на прогулку.

— Я говорил тебе раньше, что небезопасно гулять ночью одной.

Ты мне о многом говорил. И о многом молчал, подумала она, но не сказала об этом вслух.

— Но все было так спокойно. На острове нет преступников. И он практически безлюден в это время еще несколько недель. Я пошла погулять.

— И эта прогулка закончилась бессознательным состоянием на обочине дороги?

— Ты можешь просто слушать? А не обвинять? И не делать поспешных выводов?

Она знала, что это слабость, но ей было необходимо дотронуться до него, ей так хотелось этого, с тех пор как он появился в дверях. И она решилась. Только легкое скользящее прикосновение кончиков пальцев к тыльной стороне его ладони. Легчайшее прикосновение — и вдруг пустота внутри нее превратилась в бездонную пропасть. Она отняла руку, но он перехватил ее, мягко сжимая.

— Что же случилось во время прогулки? Она не могла больше выдерживать его взгляд.

Закрыв глаза, она продолжала:

— Я увидела огни в небе. — Голос был слегка охрипший, как бы влекущий за собой ее воспоминания. — Разноцветные огни. Я никогда не видела ничего подобного. Я не могу описать эти цвета. Передо мной было поле, и свет, казалось, навис над ним. Затем он опустился на землю. Я подошла поближе, мне было любопытно.

Она открыла глаза, все еще избегая его взгляда. Впрочем, она знала, что это совсем не нужно, ибо она все равно не увидит ничего, кроме того удивительного света, какой она видела всякий раз, когда повторяла свой рассказ.

— Я подошла поближе, а потом уже не шла, какая-то невидимая сила несла меня к центральному лучу. Мне не было страшно. Это было что-то выходящее за пределы понимания. И еще я четко помню, что меня охватило чувство, очень сильное, доминирующее чувство любви и доброй воли. Оно было настолько реальным и как бы отделенным от меня, что казалось, я могу до него дотронуться.

— А потом?

— Я больше ничего не помню до того момента, как меня нашли на обочине дороги.

— Ты была там всю ночь?

— Не знаю. Я сказала тебе все, что помню. — Она посмотрела ему в глаза. Он не отвел взгляда. В его светло-карих глазах светилось сочувствие. В словах же сочувствия было меньше.

— Я могу дать тебе дюжину возможных объяснений того, что произошло, что ты якобы видела.

Выдернув свою руку, она переспросила:

— Якобы видела?

— Прости. Не спорю, что ты что-то видела. Но либо должно быть простое логическое объяснение случившемуся, о котором никто не подумал, либо…

— Либо…

— Мозг очень сложный орган, Линдсей.

— Понимаю.

— Скажи мне, что же, по-твоему, ты видела?

— Я знаю, что это был прямой контакт. Свет шел от какого-то корабля. Я столкнулась с существами с другой планеты. Я уверена в этом.

— Но ты ведь не помнишь, что случилось после того, как ты была притянута этим светом.

— Я не могу вспомнить каждый отдельный момент. Я помню, что меня приветствовали. Помню, что чувствовала себя частью чего-то невообразимо огромного… — Она развела руками, не находя слов, чтобы описать это чувство. — И я знаю, что мне не причинили никакого вреда, что обо мне заботились, С кем или с чем бы я ни столкнулась, эти существа были настолько разумны, настолько внимательны, что я ни одной минуты не была в опасности.

— Ты помнишь это, хотя не можешь вспомнить что-либо конкретное?

— Я не могу объяснить. — Она встретила его взгляд. — И для чего пытаться это делать? Ты уже решил, что со мной что-то не в порядке. В лучшем случае я просто измучена. В худшем — я ненормальная.

— Ты измучена? Именно поэтому ты отправилась на остров? Чтобы отдохнуть?

— Конечно. Остров очень спокойное место. Это прекрасное место, и я чувствую себя там помолодевшей. Но я не измучена. Я не работаю двадцать четыре часа в сутки. Я не изнуряю себя работой до такой степени, чтобы засыпать на ходу.

— Ты одна воспитываешь двоих детей. Твой бизнес процветает.

— Я видела то, что видела. — Она наклонилась вперед. — И я отправляюсь домой.

Он выпрямился.

— Завтра. Если результаты всех анализов будут в порядке.

— Сегодня. Не дожидаясь никаких результатов, кроме тех, что уже есть в моей медицинской карточке.

Он посмотрел на нее непроницаемым взглядом и понял, что она не уступит.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Я сам отвезу тебя домой.

— Это вовсе не обязательно. Я могу позвонить друзьям.

— Я отвезу тебя. И останусь с тобой. — Он поднял руку, отвергая все ее протесты. — Я остаюсь.

— Это уже не твой дом.

— И ты больше не моя жена. — Он наклонился к ней. — Неужели ты думаешь, что какой-то клочок бумаги может что-то значить сейчас? Я останусь и прослежу, чтобы с тобой все было в порядке. Не хочу слышать никаких возражений.

Она была слишком уставшей, слишком опустошенной эмоционально, чтобы вступать в спор. Закрыв глаза, она увидела разноцветные огни. Ей хотелось почувствовать то спокойствие, тот взлет надежды и радости, которые она испытала. Но все это уже ушло, оставив место лишь чувству сомнения и неуверенности, которые были с ней всегда в присутствии любимого человека, с самого первого дня их встречи.

— Позволь мне одеться.

Она почувствовала на лбу его губы. На мгновение ей показалось, что она ошибается. Затем она почувствовала пустоту и поняла, что это не так. Когда она открыла глаза, Стефана уже не было в комнате.

По-видимому, кто-то из соседей включил свет у входа. Окна были распахнуты, пропуская свежий вечерний ветерок, и у входа не лежали газеты и журналы. Стефан протянул руку за ключом. Свой ключ он вернул ей после развода. Линдсей попросила лишь опеки над детьми и возможности пользоваться их летним домом на острове Келлис. Он настоял, чтобы ей остался их дом на Роки-ривер, так же как и значительная часть их инвестиций.

Но сегодня ему хотелось, чтобы этого летнего домика у нее не было.

— Как ты себя чувствуешь?

— Я не могу ничего сказать…

Он повернул ключ и распахнул дверь. На пороге их встретил аромат свежего кофе.

— Кто-то был здесь.

— Я позвонила миссис Чарлз, перед тем как уехать из больницы.

— Она хорошая соседка.

— Тебе вовсе не нужно здесь оставаться. Она зайдет ко мне, если я попрошу.

— Она же не врач.

— А я не больна.

— Линдсей, пожалуйста. — Стефан ввел ее в дом. Она упрямо отворачивалась от него, но он хорошо представлял себе то отчаяние, страх, смятение, которые она пытается скрыть.

Он коснулся ее плеча, и она неохотно повернулась.

— Я хочу остаться, — сказал Стефан, — не только ради тебя, но и ради себя самого. Ну улыбнись же.

— Мне бы хотелось, чтобы дети были здесь с нами.

Он не осмелился ей сказать, что рад, что их здесь нет. Развод был достаточно тяжелым испытанием для Джефа и Мэнди, от которого они еще полностью не отошли. И совсем не обязательно им было видеть свою мать в таком состоянии.

Он оставил Линдсей и детей потому, что она попросила его об этом. И у него не было никаких причин сомневаться в том, что развод ей необходим. Все было так до сегодняшнего дня.

Глава 2

Интенсивность этого света значительно превосходила цвета радуги. Свет был чистый и мягкий, но достаточно яркий, так что Линдсей была вынуждена прикрыть глаза. Звезда опустилась на землю, ее слепящий блеск был чуть приглушен и отрегулирован так, чтобы невзначай не ослепить земное существо, какое могло бы ее заметить.

Но она ее видела. Она купалась в многоцветье красок, позволила этому свету привлечь ее к самому центру и, оказавшись там, охотно распахнула ему свою душу и сердце.

Они просили прощения. Она чувствовала это глубоко внутри, хотя и не помнила, какие именно слова были сказаны. У звезды не было планов вступать в контакт с землянами. Но даже самые точные расчеты не могли исключить случайности. Она рассмеялась детским беззаботным смехом. Она допускала, что встреча именно с ней, а не с кем-нибудь другим была наиболее случайной. Нет, она не могла улететь вместе с ними. Она не могла остаться навсегда в этом великолепии света, надежды, радости. Ее ждали дети. И Стефан.

— Стефан. — Она заставляла себя вернуться, произнося его имя. — Стефан!

— Я здесь, с тобой все в порядке, все в порядке, Линдсей, открой глаза!

Глаза не открывались, несмотря на его слова. Она чувствовала, как ее что-то тянет назад, от него, опять к свету. Она мысленно просила прощения, что не может ему подчиниться.

— Проснись, Линдсей!

Она с трудом поборола это ощущение и открыла глаза. Свет все еще присутствовал, окружая ее подобно лучам радуги. Медленно-медленно они исчезали, и наконец лишь солнечный свет наполнил комнату. Что-то перехватило ее дыхание. Подступили слезы, и она разрыдалась. Щека ощутила знакомую обнаженную грудь, заросшую густыми волосами. Она почувствовала тепло рук Стефана, обнимающих ее.

— Тебе больно? — спросил он.

— Да.

— Где больно? Скажи мне!

— Я не могу передать это ощущение. — Она еще крепче прижалась к его груди. Рука Стефана скользнула вниз к ее запястью, проверяя пульс.

— Ты знаешь, где ты находишься?

— В своей постели.

— Ты знаешь, какой сегодня день?

— Мне все равно.

— Голова болит?

— Это из-за тебя. — Она попыталась освободиться, но его руки не отпускали ее.

— Я не хочу тебя пугать. Я хотел только убедиться, что тебе просто приснился плохой сон.

— Это не сон. — Она старалась остановить быстро ускользающие мгновения. — Не сон. Я опять была там.

— Где?

— На острове. Я видела свет. Меня как будто что-то притягивало. — Она пыталась вспомнить что-нибудь еще, но, произнося слова, сознавала, что все исчезает из памяти. Она чувствовала себя опустошенной и измученной.

— Что-нибудь еще?

— Нет. — Она попыталась сесть, и на этот раз он отпустил ее. — Почему ты здесь?

Прежде чем ответить, он протянул ей бумажные салфетки. Они были мягкого пастельного цвета, как все предметы в этой комнате, за исключением тяжелой мебели красного дерева. Обстановка в их доме отражала компромисс между их вкусами. Удивительно, но результат этого компромисса был великолепен, чего, к сожалению, нельзя было сказать об их браке.

— Я заходил несколько раз ночью. Недавно я проснулся и решил еще раз заглянуть к тебе. Прежде чем я успел дойти до двери, я услышал, как ты меня позвала.

— Я не звала тебя. Во всяком случае, не помню.

— Ты спала очень крепко. Я испугался, когда не смог тебя сразу разбудить.

— Я измучилась. Вчерашний день был таким изнурительным.

— Но ты всегда спала очень чутко.

— Я была моложе.

— Ты и сейчас еще очень молода.

Она вытерла глаза. Они часто были у нее на мокром месте. Так же легко и естественно она смеялась, любила. Ей всегда казалось это само собой разумеющимся, но сейчас она была бы рада сдержать слезы.

— Я знаю, что ты беспокоишься, — произнесла она, тщательно подбирая слова. — Я благодарна тебе за это. Но не волнуйся, пожалуйста, ради нас обоих.

Его рука коснулась ее щеки. Глаза смотрели внимательно и изучающе.

— Почему?

— Потому что я не могу этого вынести. — Она проглотила комок в горле. Он был так близко, но в то же мгновение она вспомнила, насколько далеки они друг от друга сейчас, и так было всегда. Мучительно знакомое ощущение близости Стефана не могло возместить всего того, чего никогда не было в их отношениях. Его колючий небритый подбородок, сонный утренний запах кожи, жар его тела, когда оно сливалось с ней. Но все это никак не могло быть важнее того, что всегда отсутствовало в их отношениях.

— Я попрошу Хильду побыть с тобой, — сказал он мягко.

Линдсей очень уважала и ценила мать Стефана, хотя та была ее полной противоположностью. Хильда Дэниелс жила в мире цитат и формул. Уйдя на пенсию, Хильда — профессор физики все свое время теперь посвятила тому, чтобы донести до широкого круга людей принципы и положения любимой науки. Ее первая книга пользовалась огромным успехом, который и окрылил ее для написания следующей.