Приближаются роды

Даже до войны роды были одним из самых опасных моментов в жизни женщины. Система здравоохранения работала плохо, и в большинстве провинций Кореи не хватало больниц. Повитухи умели принимать роды, но у них не было медицинского образования. Родственники могли разве что курить благовония и молиться в надежде, что все пройдет хорошо.

Мы шли по дороге, когда у матери начались роды, и нам пришлось поспешить к ближайшему дому, который виднелся у обочины. К счастью, хозяева впустили нас и устроили маму в одной из спален. Никогда я не слышал таких криков — долгих и громких, неудержимых. Они пронзали меня до костей. Это было так ужасно, что я рыдал в голос, и слезы лились у меня по щекам. Я понимал, что маме больно. Знал, что это имеет отношение к ребенку, и видел, что положение серьезное, потому что отец закрывал руками лицо. Раньше он никогда не сидел так неподвижно; однако плечи его время от времени содрогались. Когда он повернулся ко мне и приказал не плакать, лицо его было таким бледным и изможденным, что я перепугался еще больше. Мой брат Ги Сан, четырех лет, тоже громко плакал.

Моя сестра Пан Чон Ран родилась 6 января 1951 года, во время бесславного отступления, начавшегося 4 января, когда китайская армия оттеснила войска ООН и Южной Кореи за 38-ю параллель. Мать моя была бледна и еле держалась на ногах, но спустя три дня после родов она уже шла с нами по дороге, сжимая новорожденную малышку в руках. Чон Ран, завернутая в нашу одежду, постоянно плакала, когда не спала.

В те времена роды были опасными как для матери, так и для ребенка. Официальная дата моего рождения 13 июня 1944 года, однако в действительности я родился месяцем раньше. Родители, как часто случалось, не спешили регистрировать мое рождение, желая увериться, что я выживу. Пока мы шли, мне очень интересно было смотреть на младенца, еще более маленького и беспомощного, чем я сам. Я знал, что теперь, с появлением сестрички, должен стать храбрее и отважнее.

Мы шли так быстро, как только могла мать, и часто останавливались передохнуть. До безопасной территории оставалось каких-то двадцать пять километров, но мы двигались пешком, и путь занял у нас двое суток. На мне были тонкие резиновые калоши, не защищавшие ноги от камешков, колючек и грязи, покрывавшей проселочные дороги, по которым мы спешили вперед. С окровавленными ногами, изголодавшийся, измученный непрерывной ходьбой и короткими промежутками неглубокого сна, я чувствовал себя ужасно. Хорошо, что родители были рядом, но я слишком боялся и постоянно мерз, так что не мог заснуть.

Десятилетия спустя я снова испытывал этот ужас всякий раз, когда оказывался в лагерях беженцев. Сотни тысяч младенцев, рождавшихся в этих лагерях, не знали ничего, кроме жизни в палатках. Большинство из них располагалось в засушливых пыльных регионах, а не на холодном Корейском полуострове. Однако их жизни, как и моя, оказались под влиянием политических и экономических сил, вовлекающих людей и народы в войну. Многим этим семьям пришлось столкнуться с насилием и бедностью: более тридцати миллионов человек в разные периоды оказывались вынуждены сниматься с места и бежать. Для детей беженцев границы лагеря становились границами всего их мира.

Дитя войны

Родители матери жили в предгорьях, на краю леса, и там мы могли в безопасности переждать один из самых жестоких военных конфликтов двадцатого века. Мы с Ги Саном видели истребители, пролетающие над городками, через которые мы шли. Мы рыдали от страха, хотя бомбардировки были далеко.

Мы прожили в домике бабушки с дедом в Чынгпхёне всего несколько месяцев, но это время показалось нам бесконечным! В основном мы занимались поисками пропитания да иногда играли с малышкой. Наверное, она чувствовала, как волнуются все вокруг, потому что постоянно плакала. У нас не было никаких игрушек, даже карандашей, и я скучал. Помню, мне удалось разыграть парочку шуток, но в целом заняться было нечем.

Мы думали только о том, как выжить. Отец с дедом уходили из дому на поиски продуктов. Еды хватало, чтобы прокормиться, но желудки наши вечно были полупусты. Продукты были плохими — картофель и тому подобное. Мы не могли даже купить риса! Я постоянно ходил голодный. Как и все остальные.

Наконец, весной 1951 года, мы вернулись домой. Бои еще продолжались и все: гражданское население и солдаты — страдали от голода. Мы уже так долго не наедались досыта, что обычное яйцо казалось настоящим лакомством. Повсюду мы видели следы войны, но быстро засучили рукава и взялись восстанавливать свои дома и свои жизни. Многие районы Чхонджу были разрушены, но жилище моей семьи не пострадало. После перемирия, заключенного в июле 1953 года, жить в сельской местности снова стало страшно. Северокорейские и китайские солдаты отступали, и в горах бродили остатки северян, застрявших за 38-й параллелью.

Когда война закончилась, мы перебрались в Чхунджу — город близ горы Намсан. Я жил там до отъезда на учебу в Государственный Университет Сеула, а моя семья оставалась в Чхунджу и далее, включая мать, которая умерла там же в возрасте ста лет в июне 2019 года.

Ни одно общество не хочет, чтобы дети подвергались ужасам войны. Мы не хотим, чтобы они превратились во взрослых, считающих насилие нормой. Однако дети в первую очередь страдают от вооруженных конфликтов.

Вот почему я стал человеком мира.

Спасенный другими народами

ООН считает человеческую жизнь основополагающей ценностью и потому в первую очередь защищает детей. Положения о защите несовершеннолетних включены во все документы о правах человека, начиная с главного — Всеобщей декларации прав человека 1948 года — и заканчивая Конвенцией о правах ребенка, принятой в 1989 году, и другими правовыми актами.

Роль ООН в Корейской войне невозможно переоценить: ей мы обязаны спасением своих жизней и своей страны. Солдаты-миротворцы остановили военные действия. Гуманитарные организации снабдили нас продуктами и учебниками. Бело-голубой флаг с земным шаром и оливковыми ветвями мира подарил нам надежду.

Миротворческие войска ООН включали более трехсот тысяч солдат из шестнадцати стран; еще пять стран предоставили команды медиков. Это была миссия по установлению мира — мощный международный военный ответ на вооруженную агрессию. Президент США Гарри Трумэн поддержал военную операцию, потому что США не хотели планировать и вести новую войну в одиночку так скоро после окончания Второй Мировой. Тем не менее американские войска составляли до 90 % международных сил. Миротворцы понесли серьезные потери: около сорока тысяч иностранных солдат погибло, из них более тридцати шести тысяч американцев. (1)

Впервые я увидел американцев именно в составе миротворческих сил ООН. Солдаты разных стран носили свои национальные формы, и, должен признаться, в том возрасте я не очень отличал США от Объединенных Наций. Мы кричали солдатам: «Хэлло!», а они в ответ бросали нам значки и конфеты из кузовов грузовиков, в которых проезжали мимо. Безусловно, так проще всего впечатлить малышню, но американцы являлись лишь частью международных войск.

В то время я еще не осознавал роли ООН, но знал, что ее присутствие в стране является знаком надежды. Это означало, что друзья со всего мира стараются помочь нам. Наша судьба им небезразлична.

Миротворцы ООН одарили нас не только конфетами и игрушками. Они построили школы взамен разрушенных войной. Организация постаралась восполнить недостаток учителей. Я помню, как каждый день к нам приходили студенты с черными дощечками, которые ставили под деревьями — то были наши импровизированные классы. Среди обломков стулья нам заменяли каменные валуны. Мы приносили на уроки пакетики, как велели учителя, и уносили в них домой порошковое молоко, переданное нам ООН. Еда и одежда были нам очень нужны, но с гораздо большей теплотой я вспоминаю учебники, которые мы получали. Окруженные разрухой, мы изучали чтение, математику и естественные науки, а также мир за пределами Кореи. Я поглощал знания с не меньшей охотой, чем рисовые батончики.

На последней странице каждого учебника было напечатано: «Издано при поддержке Агентства ООН по реконструкции Кореи (UNKRA) и ЮНЕСКО (UNESCO)». Я испытывал глубокую благодарность к обеим организациям; больше всего меня интересовала ЮНЕСКО. Я не мог и мечтать, что когда-нибудь лично поблагодарю ее за то, что она научила обездоленного мальчишку читать и показала ему жизнь за границами родной страны. Когда я в сентябре 2012 года начал Глобальную инициативу «Образование прежде всего» (ГИОП) вместе с бывшим премьер-министром Великобритании Гордоном Брауном в качестве специального посланника ООН, то рассказал эту историю представителям стран-участниц.

Несколько недель спустя, узнав об этом, Корейская национальная комиссия ЮНЕСКО отыскала в букинистических магазинах несколько учебников той эпохи, и один был подарен мне на церемонии открытия молодежного фестиваля в Йосу, в Корее. Это один из самых дорогих подарков, которые я получал. Еще два учебника подарили Ирине Боковой, которая тогда руководила ЮНЕСКО, и теперь они выставлены в штаб-квартире этой организации в Париже. Надеюсь, что современные дети и дети будущего тоже увидят в ООН маяк надежды.