Я повернулась и хотела вежливо поблагодарить его за карандаш, но Эдварт в ужасе вылупился на меня, разинув рот, как бы приглашая всяких там летающих созданий, вроде птиц. Потом схватил карандаш и принялся оттирать ладони детскими влажными салфетками, а карандаш — спиртовым раствором для дезинфекции. А затем мелом очертил вокруг себя круг и стал писать с доски, напевая себе под нос:
Микробы и зараза! Опасность заражения!
Но Эдварту со спиртом микробы нипочем…
Я снова хотела было позаимствовать карандаш — записать кое-что, однако, едва моя рука пересекла меловую линию, Эдварт взвизгнул. Пожалуй, чересчур пронзительно для мужчины, хотя подходяще для супергероя.
Мистер Франклин рассказывал о проточной цитометрии, иммунопреципитации и ДНК-микрочипах. Я все это прослушала на аудиокассете, пока утром ехала в школу, и от нечего делать стала вращать глазами, изображая колесо обозрения. По мне, так это лучший способ не заснуть. Вот только всякий раз, когда зрачки поворачивались направо, они там задерживались чуть дольше, чем следовало, — глазам хотелось смотреть на Эдварта.
А тот все тыкал по клавиатуре ноутбука. При каждом ударе пальцем по клавише было заметно, как кровь бежит по выпуклым венам на предплечьях, как напрягаются бицепсы под обтягивающей белой тканью, как натягивается футболка на груди, будто Эдварт вручную ворочал тяжести. Отчего он печатал так громко? Может, пытался что-то мне сказать? Может, хотел сообщить, с какой легкостью способен подбросить меня к небу, и поймать, и крепко сжать в объятиях, и прошептать, что не отдаст меня никому и ни за что в целом мире?.. Содрогнувшись от страха, я застенчиво улыбнулась.
После звонка на перемену я еще раз украдкой взглянула на него и испытала пронзительное ощущение собственной никчемности. Теперь Эдварт в ярости таращился на звонок и потрясал мускулистым кулаком, жарко сверкая темными глазами и презрительно взмахивая ресницами. Потом запрокинул голову к потолку, с отчаянием вцепился себе в волосы и принялся выдирать целые пучки. Медленно повернулся ко мне. От ионизирующего гипнотического взгляда глаза в глаза меня пронзило потоками электронов. «Быть может, такова любовь, — гадала я, — для роботов?» В наэлектризованном мозгу всплыло само собой: «Красавец! Так бы и застрелила, выпотрошила, набила чучело да повесила над камином».
Он неожиданно отвел глаза и бросился к выходу. Какой высокий, с длинными ногами! Шаг — длиной с мой рост, а руки крепкие, упругие, плоть на бегу и не колышется.
Я закатила глаза. Ничего более прекрасного мне не доводилось видеть с самого детства, с тех пор, как разноцветные конфетки «скиттлз» в потной ладошке окрасили мою руку радугой. Эдварт бежал, и футболка туго обтягивала лопатки у него на спине. Лопатки двигались, как взмахи мощных белых крыл перед взлетом. Демонических белых крыл.
— Подожди! — закричала я ему вслед. Он забыл ноутбук на стуле. На экране горела надпись: «Game over». И в самом деле, конец игре, подумала я, прекрасная метафора.
— Можно твой конспект списать? — спросил обычный человеческий голос.
Я подняла голову. Передо мной стоял парень среднего роста, темноволосый, худощавый, но мускулистый. Я испытала влечение. Он улыбнулся. Мой интерес рассеялся.
— Конечно, мне все равно, — ответила я, протянула свою тетрадь и внезапно заметила, что машинально нацарапала в ней портрет Эдварта. На рисунке у него имелись клыки, сочащиеся темной жидкостью. Соевым соусом.
— С возвратом, — предупредила я. Повешу рисунок на стенку.
— Конечно, Линдси. — С Линдси Лохан меня перепутал.
Он снова улыбнулся. Какой приятный юноша. Приятная гладкая прическа, приятные ясные глаза. Мы непременно подружимся. Непременно — Всего Лишь — Подружимся.
— Проводи меня к администратору, — велела я.
Следующим уроком у всех была физкультура, но мне требовалась инвалидная коляска. Я страдаю заболеванием, от которого при всякой мысли о физкультуре парализует ноги.
— Ладно, — согласился парень, и я повисла на его руке. — Кстати, меня зовут Адам. Ты, кажется, со мной и на английский ходишь? А что, круто! Если один из нас будет вести конспект, другому — мне — даже на уроки ходить не обязательно.
Он тащил меня по коридору и уже изрядно запыхался. Вот так всегда: парни в моем присутствии потеют и нервничают.
— Заметил что-нибудь необычное в Эдварте на уроке? Кажется, я его полюбила, — небрежно спросила я.
— Ну, он и правда взбесился, когда ты упала и выдернула зарядку от его ноутбука.
Значит, мое воображение тут ни при чем; остальные тоже заметили, как Эдварт на меня реагировал. Нечто во мне будило в Эдварте весьма сильные чувства.
— Хмм… — рассудительно проговорила я. — Любопытно.
— Пришли. — Адам прислонил меня к стене и, пыхтя и отдуваясь, сделал шаг назад.
Я отпустила его взмахом руки и вошла в приемную.
— На ближайший час у меня паралич, — объявила я секретарю.
— Пойди в машине посиди, милочка, — отозвалась она, поднимая взгляд от журнала «Ясный день».
Я выскользнула из школы на парковку, на ходу замечтавшись о том, что мой грузовик — король всех машин, однако чувствовала себя немного не в своей тарелке. Во-первых, поскольку машина досталась мне бесплатно, это значило, что все остальные купили себе тачки дороже, чем у меня. Во-вторых, я была практически уверена, что в Эдварте есть кое-что сверхъестественное, что-то не поддающееся рациональному объяснению.
В итоге я стала наблюдать за спешащей мимо процессией муравьев. Насколько проще мне жилось бы, умей и я поднимать тяжести в двадцать раз больше моего собственного веса!
2. СПАСЕНИЕ
Назавтра был чудесный… и ужасный день. В целом, можно считать, нормальный.
Чудесный он был потому, что дождь немного утих. Ужасный — поскольку на меня наехал Том. Буквально. Своим автомобилем.
— Прости! Я тебя не заметил! — воскликнул он и сдал назад в поисках свободного места, пока еще не всю парковку заняли. Я с понимающей улыбкой отлепилась от асфальта. Вечные попытки Тома привлечь мое внимание были мне лестны, но порой действовали на нервы.
На английском ко мне снова подсел Адам. Пугающая тенденция, неужто он намерен навсегда получить место рядом со мной? Даже когда мы с папой дома будем завтракать? Мистер Шварц вызвал его отвечать, и он что-то промямлил… что-то насчет моего сомбреро — смелого и как раз по погоде, — но мысли мои блуждали далеко. Я думала про Эдварта и составила список разумных причин, по которым он не стал бы говорить со мной:
1) слишком напуган;
2) слишком печален;
3) слишком глуп;
4) не человек.
Я уже собиралась заняться составлением нового списка («Куда хочу поехать»), когда кто-то окликнул меня по имени.
Я подняла голову. Адам.
— Урок закончился, — сообщил он, выходя из аудитории.
Столько внимания от мальчиков, очень непривычно!
— Да-да, — воскликнула я ему вслед. — Я так и знала!
Он не ответил. Я вздохнула. Понятно же, что одноклассники мой юмор не поймут.
На выходе из класса я споткнулась о парту, которая толкнула другую парту, которая толкнула парту, на которой красовалась модель театра «Глобус», собранная из зефира и палочек от мороженого. Модель опасно накренилась. Зная мое везение, даже удивительно, что она не рухнула на парту. Напротив, модель рухнула на пол, а я ненароком умудрилась перемазать все волосы в зефире.
В столовой я снова села с друзьями Тома и Люси. Оглянулась по сторонам — кажется, наш стол самый популярный. Определенно ближе всех к выходу — идеально, чтоб не опоздать на уроки. К тому же у каждого обедающего рядом со мной имелся именной бумажный пакетик для завтрака. Мне стало жаль ребят за другими столиками — может, и неплохих, просто не настолько успешных в социальном плане, не удостоившихся сидеть так близко от дверей и приносить еду в бумажных пакетах. У Тома пакетик был подписан: «Мой малышок-пирожок». Когда я поинтересовалась, отчего его мама дает ему с собой в школу только маленький пирожок, он сделал вид, что не расслышал. Я решила про себя, что принесу ему завтра немного овощей.
Следующим уроком была биология… с Эдвартом. Я шла по коридору в класс. Почему так колотится сердце? И уж тем более напрасно так сильно вспотели подмышки; наверняка я источала дикое количество феромонов, Том с Адамом и так уже с ума по мне сходят. Я вошла в класс, обливаясь собственными естественными выделениями и морально готовясь отражать мужской напор. И тут же увидела Эдварта. Он как будто сошел с плаката, рекламирующего дезодорант, который я бы непременно у него купила, невзирая на наличие в составе солей алюминия, способных вызвать у человека СПИД. Я скользнула к Эдварту за парту. К моему изумлению, он поднял взор от ноутбука и слегка кивнул.
— Привет, — пропел он тихим голоском из ангельского хора мальчиков.
Невероятно! Говорит со мной?! Он сидел ничуть не ближе ко мне, чем в прошлый раз, быть может, из-за запаха, но как будто инстинктивно, по-животному, ощущал мое присутствие.
— Привет, — сказала я. — Как ты узнал, что меня зовут Белль?
— Чего? А, нет, и не знал вовсе. Привет, Белль.