— Ну да, Белль. Как ты узнал?

Он растерянно покосился на меня.

— Извини, я…

— Не бери в голову, — ответила я, демонстративно глядя на доску. — Уверена, что всему этому найдется вполне разумное объяснение.

Он помолчал. Я машинально нацарапала картинку: как буду выглядеть после укуса вампира. Очень женственно.

Мистер Франклин объявил, что на этом уроке нам предстоит расчленять лягушку. Каждой группе он раздал по образцу, которые вытаскивал из заиндевевшего пластикового пакета, воняющего формалином. Наша лягушка безжизненно лежала на металлическом подносе на парте. Я невольно содрогнулась при мысли о всех сожранных ею безобидных мушках.

— Что ж, начнем? — предложил Эдварт.

— Да, да, — торопливо согласилась я, подхватила скальпель и вонзила острие в лягушку.

— Подожди! — воскликнул Эдварт. — Сначала нужно прочитать инструкцию!

— Да это просто, — отмахнулась я, вспарывая лягушку по спинке. Я уже делала такую лабораторную. В детстве, на пруду.

Мистер Франклин подошел к нашей парте.

— Аккуратней, Белль! Внутренности вам еще нужно изучить.

— Да, знаю, — откликнулась я. — В прежней школе я ходила на факультатив.

Мистер Франклин кивнул.

— Понятно, — констатировал он. — Давай-ка лучше остальное сделает Эдварт.

Я пожала плечами. Какая разница? Похоже, мистер Франклин думает, что для меня задание слишком легкое, — ну так он прав. Я со скучающим видом откинулась на спинку стула. Эдварт осторожно рассекал лягушачью кожу и делал пометки в своей таблице. Я склонилась ближе, на миг зачарованная его почерком. Мне вдруг почудилось, что буквы выводит ангельская рука. Но потом я вспомнила, что у ангелов не руки, а крылья. Он, должно быть, нечто иное — какое-то иное сверхъестественное создание.

— А ты не будешь заполнять лабораторную? — поинтересовался Эдварт и протянул мне свой листок как образец. Можно подумать, если он поводил скальпелем, то больше меня узнал о лягушачьих органах.

— Я уже заполнила, — заявила я, показывая собственный листок. Я нарисовала гораздо более интересные схемы, демонстрируя, что получится, если удалить человеческие органы и заменить их лягушачьими. А под схемами записала несколько организаций, куда можно сдавать донорские органы, — на случай, если мистеру Франклину захочется заняться благотворительностью и подарить все эти лягушачьи запчасти тем людям, для которых они важнее.

Эдварт покосился на мою лабораторную и нахмурился, внезапно устыдившись собственной работы.

— Давай сдадим отдельно, — предложил он, как бы признавая значительность моей работы. Когда он говорил, глаза у него вспыхивали ярко-зеленым.

— А вчера у тебя глаза тоже зеленые были? — быстро спросила я.

Он тупо уставился на меня — с божественной бесстрастностью. Этакий бог авторемонта из рекламы сервиса.

— Ну да… Да, у меня глаза зеленые, — пробормотал он.

Внезапно раздался звонок, и я вздрогнула. Совершенно утратила счет времени, пока тонула в странных зеленых глазах Эдварта. Он торопливо вышел из класса. Я выдохнула и глубоко вздохнула, стараясь уловить его запах, но пахло лишь лабораторными лягушками. Тогда я встала, ненароком сбив с ног несколько случайных одноклассников.

После школы я проверила свою электронную почту: уже сорок четыре письма от мамы! Я открыла первое попавшееся.

Белль! Немедленно ответь мне! Или я звоню в полицию! Слишком поздно! Только что позвонила! Спрашивают, что случилось. Конечно, случилось! Я им говорю, что ты забыла родную мать! Говорю, что тебя похитили и держат в заложниках в доке! Это должно подействовать.

Целую, мама.

Я быстренько сочинила ответ, стараясь писать как можно беспечнее, но не в силах скрыть от нее собственную депрессию. Слишком хорошо она меня знала. Мама понимала: раз я говорю, что подружилась с хорошей девочкой, значит, большинство учеников в этой школе зануды. Понимала, что пишу «мы с папой хорошо поладили, и он даже купил мне машину», а подразумеваю, что надо мной в школе издевается демонический одноклассник. Мы сочинили этот тайный код, когда я была маленькая, чтобы дурить интернет-мошенников. Мне хотелось рассказать ей, что в Свитчблейде не так уж плохо. Ну, хоть бы что-нибудь опасное случилось! Или пускай не что-нибудь опасное, а кто-нибудь опасный. Может, тогда маме не придется так волноваться за мое благополучие.

На ужин я сообразила на скорую руку гору бараньих ребрышек.

— Белль, зачем же ты… совсем не обязательно… — пробормотал отец, садясь за стол.

— Ерунда, папа, — ответила я. — В Финиксе я готовила постоянно.

— Давай я иногда сам буду готовить? — предложил он. — Дело в том, что… ну, ты отлично готовишь, но я же тебе говорил, что вегетарианец, и…

— Пап, тебе не нравится? — расстроилась я. Может, мясо слишком крупно порубила? Или фигурки недостаточно забавные из него вырезала?

— Нет, нет, все очень вкусно, Белль! Я понимаю, тебе тут непросто…

Он откусил еще кусочек, и я улыбнулась. По крайней мере, на кухне папа доверяет мне абсолютно.

На следующее утро дождь превратился в снег. Ничего хорошего. Мне нравилось ходить по лужам, перепрыгивая из одной в другую и давая оценки по «Шкале Белль Слон» от 1 до 5, согласно которой 1 означает сушу, а 5 — цунами. Когда я проснулась, Джим уже ушел на работу. Первые полчаса я волновалась, нашел ли он хлеб, который я оставила для него в шкафчике, или молоко в молочном картонном пакете, потом надела свою самую пушистую зимнюю шапку и выбежала на улицу.

Грузовик занесло снегом, но, к счастью, руки у меня оптимальной конструкции для сгребания и убирания снега. Одна проблема — убирать некуда, только во двор. Поэтому я стала сгребать снег в кузов машины. И тут же поняла, что можно сделать огромный коктейль со льдом! Сбегала в дом за сахаром и красным пищевым красителем и высыпала и то и другое в кузов со снегом. Заводя машину, я раздумывала, как назвать собственное кулинарное шоу. В голову сразу пришел первый вариант — «Слон в посудной лавке». И второй — «Само совершенство!».

По дороге я все время прерывисто жала на тормоз, чтобы не скользить по льду и заодно создать вибрацию в кузове, чтобы все ингредиенты перемешались в замечательный снежный коктейль. А на светофорах напевала себе под нос, прикидываясь грузовичком с мороженым.

Когда выпадает снег, правила парковки больше не действуют, поэтому я бросила машину посреди дороги и пошла к запасному выходу из школы. Тут-то все и случилось.

Не так, как в замедленной съемке, не по-стариковски медленно, но вместе с тем и не по-стариковски быстро. Скорей, как если выпить энергетический напиток из бутылки с нарисованным черепом, вопреки маминым запретам: мозг словно ускоряется, разгоняется, пока все не выхлебаешь, а потом замедляется, все медленней, медленней, пока напиток сочится в желудок, и еще медленнее, пока не стошнит. А потом еще одну банку выпить, «на слабо».

Он летел ко мне прямо с неба, перемещался по совершенной дуге, летел так стремительно, что я ни за что не успела бы убраться в сторону. Я раньше никогда не представляла собственной смерти, но как бы втихомолку надеялась, что все произойдет на войне. И совсем не думала погибнуть вот так: от снежка в лоб.

И тут вдруг прямо передо мной очутился Эдварт; его кудрявые растрепанные космы заслонили от меня обзор, а в воздухе загудело, засвистело… хлюпнуло. Невероятно! Эдварт меня спас.

— Как ты… догадался? — выдохнула я, переводя взгляд с собственного девственно-чистого пальто на его заснеженную куртку.

Но Эдварт меня не слышал. По лицу его расплывалась широченная, практически неземная ухмылка.

— Готовься к возмездию, враг! — заорал он, сгребая кучу снега, и метнул снежок в направлении школы.

Не может быть! Эдварт меня защищает!

— Эдварт! Эдварт! — закричала я, теряя всякое самообладание, и бросилась к нему. А он тем временем ловко нагнулся и сгреб еще снега. Я обхватила его за руки со спины и остановила эту снежную ярость в последний момент.

— Ты спас мне жизнь! Неужто этого недостаточно? Прерви порочный мести круг!

Я вспрыгнула ему на спину, силясь удержать от демонической жестокости, и тут ему в лицо ударило сразу два снежка.

— Ай! — завопил он и, высвободив руки из моих объятий, принялся тереть глаза. — Эй, ты, пусти меня! Я девчачьими духами провоняю!

Я зачарованно отступила. Снег осыпался с его куртки.

— Как ты это делаешь? — спросила я, успешно скрывая безумный ужас перед его сверхчеловеческими способностями.

— Эдварт втюрился, Эдварт втюрился! — закричали откуда-то сбоку.

— И вовсе не втюрился! Я вообще ее не знаю! — заорал он в попытке защитить расцветающую между нами тайну от грязных слухов и домыслов. Затем опять повернулся ко мне. — Что? Что «как я делаю»?

— Снег! Он на тебе тает! — Я шагнула ближе, и наши лица почти соприкоснулись. — Ты… не человек, правда?

Он нервно усмехнулся.

— Ты из-за урока биологии?.. Понимаешь, я так много знаю о лягушках только потому, что когда-то держал у себя дома лягушку. А вовсе не потому, что сижу на интернет-сайтах по расчленению лягушек, ничего такого! Это для ботанов. Я даже домашних заданий не делаю. И учусь плохо. Терпеть не могу школу. Дай мне волю, так прогуливал бы уроки, болтался бы по улицам… понимаешь?