Правек и другие времена

Если хотите влюбиться в творчество Токарчук – начинайте с этой книги. Удивительное, тягучее, порой не всегда очевидное повествование. Да, похоже на Маркеса, но менее эмоциональное и более безумное. В хорошем смысле.

Очень сильный роман. В центра сюжета – небольшой выдуманный городок Правек, в котором живут несколько семей и странных персонажей-одиночек. Очевидны традиции магического реализма Маркеса, Кортасара, Павича. Глубоко впечатлена книгой, рекомендую.

Отличная книга, конечно не Маркес (как пишут в рецензиях), но читать стоит, это Токарчук в своем фирменном задушевном тихом уютном стиле! Время идет, и Вы, читая книгу, как бы видите его ход прямо перед глазами!

Чтобы понять, захочется ли вам читать роман Ольги Токарчук «Правек и другие времена», можно выстроить нехитрую систему координат. Ось первая — магический реализм. У него есть несколько разновидностей, но наиболее известные виды — латиноамериканский (Гарсиа Маркес, Хулио Кортасар, да вы и без меня знаете) и восточноевропейский (например, Милорад Павич или Горан Петрович). Нетрудно предположить, что Ольга Токарчук, польская писательница, ближе к восточноевропейскому магически-реалистическому канону, однако и с Латинской Америкой ее многое роднит. Посудите сами: небольшой выдуманный городок Правек, в котором живут несколько семей и странных персонажей-одиночек, вокруг них постоянно происходит что-то странное, и нет никакой уверенности, что этот городок вообще находится в нашем мире, хотя исторические события вокруг него связаны с общемировой историей и обеими великими войнами. Примерный список героев и их характеристик поражает воображение: они разговаривают с собаками и ругаются с луной, рожают детей от куста дягиля, пытаются выпороть реку, играют в игру, где нужно сбросить кожу и видеть сны по заказу, застревают на границе города и утверждают, что дальше ничего не существует, умирают и превращаются в водяных. Не хватает только, чтобы всех еще звали Аурелиано, но тут все в порядке, имена не повторяются и радуют славяноязычный глаз (ну вот какая прекрасная фамилия — Попуга, или имя — Изыдор). Но спешу порадовать тех, кому не понравились в свое время «Сто лет одиночества», Токарчук творит текст, который куда более сложно насыщен метафорами, но при этом читается проще, а действий в нем полным-полно. Чего стоит одна только инфернальная кофемолка, которая перемалывает спираль истории вокруг Правека. В общем, в системе координат магического реализма роман «Правек и другие времена» расположен ровно по центру.

Ось вторая — творчество Ольги Токарчук. Опять же, его можно по-разному типологизировать, но если совсем упростить, то у лауреатки «Нобеля» по литературе есть два типа романов. В одних события хаотичны, но плотно привязаны к реальности, и лишь изредка прорывается «чудесатость». Много идей витает в таких произведениях, и кто-то может подобный роман вообще принять за сборник рассказов (впрочем, сборников рассказов у нее тоже немало). Например, это известные «Бегуны». Второй тип романов — более цельные произведения с одной крепкой задумкой, которая копается вглубь и вширь, но все-таки вертится вокруг единого стержня, и каждая новая сложная метафора только добавляет новых красок к главной идее. При этом «чудесатости» в тексте хоть ложкой ешь, но все более-менее походит на реальность с большими оговорками. Такой роман, например, «Дом дневной, дом ночной». И «Правек…» со всеми своими сумасшедшинками совершенно точно ближе ко второму типу, нежели к первому.

По этим координатам очень просто решить, захочется ли вам читать переизданный роман Токарчук или нет. Если вы любите глубину, магический реализм, странные события, а среди сказок предпочитаете страшные и не без жестокости, то «Правек…» — совершенно точно один из лучших представителей чего-то подобного. Если хотя бы один признак из вышеперечисленных вас смущает — например, когда кто-то из персонажей посреди разговора бежит насиловать козу или превращается в камень — то можно найти и более крепко стоящих на ногах реальности нобелевских лауреатов.

Воспользовавшись незыблемыми принципами Ольги Токарчук «Никаких решений до утреннего кофе» и «Пишется то, что пишется» как практическими советами, ваш непокорный слуга зарядил объёмистую «мозесовскую» кружку солидной порцией ароматного утреннего кофе, уселся за буквопечатающую машинку с расширенным функционалом (за клавиатуру простого домашнего компа) и отпустил долгопрогулочные вожжи ...

Перед нами роман, битком наполненный символическими, а может быть даже и сакральными смыслами. Впрочем, с чего это я решил, что это роман? Ведь по форме это скорее сборник рассказов и новелл, расположенных в хронологическом порядке и рассказывающих об одном конкретном месте (деревня Правек) и населяющих его людях. И с этой точки зрения это ещё и герметическое произведение. Собственно именно с заявки на герметичность книга и начинается, ибо Правек объявляется населённым пунктом, расположенным в центре вселенной. И конечно же всё действие (все действия) книги и должны происходить, случаться и совершаться именно здесь, в центре Мира. А всё остальное, происходящее во внешнем мире, доносится до Правека только лишь отзвуками и отблесками. Отзвуками и отблесками мировых войн и революций, перемен в государственном устройстве, появлением солдат то одной, то другой воюющих друг с другом армий, почтовыми конвертами с заграничными адресами и непривычными и потому красивыми марками. А весь остальной мир находится где-то там, далеко, вовне. Да и есть ли он вообще, этот самый внешний остальной мир (по крайней мере у одной жительницы Правека таковое сомнение возникает на полном серьёзе)?

Этот роман герметичен ещё и потому, что в нём рождается, действует, живёт и умирает крайне ограниченное количество людей. Ведь Правек всего лишь деревня и количество жителей в ней раз-два — и вот уже и половина списка народонаселения; три-четыре — и список закончен. Несколько семей разного уровня достатка и разной профессиональной и ремесленной принадлежности, вот вам и весь Правек. И потому центральная фигура каждого отдельного рассказа/новеллы, из которых и составлен этот роман (а всего таких рассказов-новелл более восьми десятков), то и дело повторяется, а когда старые представители семьи уходят в мир иной, то их место занимают новые представители тех же фамилий — всё меняется и всё остаётся на своих местах. А иной раз появляющиеся в повествовании внешние люди так и остаются случайными и внешними, отживающими свой срок в том или ином рассказе и уходящие.

И потому кажется, что Правек вечен — и как центр Мира, и просто как деревня, как населённый пункт. Однако постепенно мы понимаем, что с течением времени, со сменой лет и десятилетий Правек непременно движется к увяданию, к своему неизбежному концу. В деревне практически не остаётся мужчин (рождаются почти одни девочки), в деревне почти не остаётся осмысленной деятельности, и почти не остаётся людей вообще. И к концу романа мы сталкиваемся с ситуацией, что в Правеке остался всего один старый и полувыживший из ума житель. Всё, Правек умер. И умер и Мир, умерла вселенная? Раз не стало центра Мира…

Но вместе со всей сакральностью и символизмом эта книга наполнена самым обыкновенным бытописательством и прозой жизни. Потому то в этих немудрёных рассказах повествуется о самых простых жизненных событиях и происшествиях, лично значимых для каждого, с кем это что-то происходит, но не имеющих ни широкого значения, ни глубокого смысла, однако на самом деле именно вот из таких вот кирпичиков, атомов бытия индивидуального и личностного и проистекает всё Мировое Бытие.

Вообще свой отзыв я хотел начать с запараллеливания творчества Ольги Токарчук с писательством давно и нежно любимых мной Владимира Торчилина и Юрия Буйды, но предусмотрительно посмотрел свой же отзыв на прочитанную три года назад книгу Ольги Токарчук «Бегуны» и увидел/вспомнил, что собственно весь тот самый бегуновский отзыв и состоит из этих самый параллелей. Ну что же, могу только подтвердить то предыдущее ощущение, потому что и сейчас именно это сравнение пришло в голову прежде всего остального.

Перечитал свой опус, нервно почесал голову, но потом вспомнил второй незыблемый принцип Ольги Токарчук «Пишется то, что пишется», махнул рукой и отправил сие творение в самостоятельное плавание по эфирным волнам...