Лемуан был советником еще при короле Альберике. Потом он один из всех не поддался ни посулам, ни угрозам Жакара. И вот наказание: именно ему велели надеть корону на голову недостойного принца. В худший день своей жизни астроном изучил законы вдоль и поперек, ища благовидный предлог для отказа. Но законы не предусматривали отказов, как не предусматривали коронации убийц. Жакар — убийца? А где доказательства? По официальной версии, Тибо утонул. Хотя отлично плавал, был заправским моряком… Как же это случилось? Ходили слухи, что виновен Гийом Лебель. Неужели он? Беда случилась глубокой ночью вдали от дворца… Почему?

Не найдя поддержки в законодательстве, Лемуан наотрез отказался принимать участие в коронации. Тогда в обсерватории появилась Эсме и сообщила, что он больше не астроном, его изыскания публиковаться не будут, а все предыдущие работы осмеют и уничтожат коллеги.

— Тем хуже.

— Скажите, мсье Лемуан, что вы думаете о бывшей советнице Ирме Доброй?

Астроном думал о ней только самое лучшее и даже питал к ней некоторую слабость.

— Вам понравится, если она лишится своего пианино и дома тоже?

Лемуан сдался.

— Знаете, я разбил очки, у меня артрит, я такой неуклюжий!

— Ничего! Голову короля как-нибудь найдете!

Ответ Эсме подал Лемуану неплохую идею. Лемуан взял корону из рук Бенуа, поднялся на помост к трону и не только не опустился на колени перед будущим монархом, но даже головы не склонил. Из-за артрита, само собой. Он держал корону очень высоко, отсчитал семь положенных секунд и возложил ее наобум. Из-за близорукости, конечно. Корона миновала голову принца, скользнула по плечу, по бедру…

Жакар хотел выглядеть скромным, благородным и сдержанным, но под глазом забилась жилка, на виске набухла вена. Виктория гордо выпрямилась, синие отблески сапфиров заиграли на расписных сводах. Тишина в зале стала неестественной, напряженной. Кто-то не выдержал и захохотал. Лисандр, должно быть.

Лемуан не хотел рисковать ни своим телескопом, ни пианино Ирмы. В конце концов он честно выполнил поручение: подхватил корону с пола и нахлобучил ее на голову Жакара как соломенную шляпу, набекрень. Потом торопливо и неловко спустился с помоста вниз.

— Король умер, да здравствует король! — скандировала толпа, отчетливо выговаривая только первую часть речения.

Куда деваться? Вот он, стоял перед ними, новый законный король в горностаевой мантии, с короной на голове, со скипетром в руке. Начиналась новая эра, когда каждый обречен на страх с рассвета до заката.

Однако одного атрибута королевской власти принцу не хватало — кинжала, что спрятан в сапоге у Лисандра. Жакар занял трон по праву престолонаследия, но что-то вечно от него ускользало. Нет, не суждено ему стать настоящим королем!

6

Вино текло рекой, подносы ломились от угощения, бесчисленные вилки, вилочки и ножи обещали несметное число блюд. В Тронной зале яблоку было негде упасть, но впервые за всю историю королевства не пригласили работников дворцовой фермы, а большинство гостей пришли не по доброй воле.

Мсье и мадам Доре наслаждались успехом дочери и не отходили от нее ни на шаг. Мадам Доре в пышном белом гофрированном платье походила на рисовый колобок, а мсье Доре в узком камзоле — на узкую трость. Они обсуждали стоимость мрамора, ковыряли ногтем позолоту, проверяли, звенит ли хрусталь, взвешивали на руке серебряные приборы — словом, вели себя как оценщики в доме банкрота. Виктория хотела стереть родителей в порошок.

Для нее самой вечер стал крупным сражением в ходе долгой военной кампании. Она подчиняла себе королевский двор: дамам делала комплименты, строила глазки мужчинам, выставляла напоказ свой немыслимый наряд и белые ручки с идеальными ноготками, верным свидетельством постоянной праздности. Оказавшись в центре внимания, не скупилась на рассказы исключительно о себе любимой. То повышала, то понижала голос, хохотала, умилялась, восхищалась. А заодно приглядывалась к дамам, выбирая, кого возьмет к себе в свиту, потому что у любой уважающей себя королевы в будуаре толпятся дамы, готовые исполнить любой ее каприз. Виктория хотела найти послушных, но не дур, миловидных, но не красавиц, чтобы оставаться несравненной. С каждым шагом было все трудней скрывать тяжесть драгоценного платья. У нее болели плечи, спина, поясница — казалось, целое королевство навалилось на нее. Она с беспокойством поглядывала на супруга всякий раз, когда к нему подходил Бове и шептал что-то на ухо. Однако утешительных сообщение не поступало: Удачи и след простыл.

Гостей по-прежнему обносили легкими закусками. Казалось, время ужина не настанет никогда, но вот наконец королевская чета заняла свои места за богато накрытым столом, усевшись в бархатные кресла, слепящие новизной. Ужин всех поразил. Кто же оплатил такое роскошество? Нетрудно предсказать будущее по свиным рулетам: Жакар вытянет все соки из провинций, заморит голодом ремесленников, отберет последний кусок у крестьян. В Краеугольном Камне вскоре останется несколько богатых, очень богатых, и появится много бедных, совсем нищих. Соратники Жакара поднимали бокалы и лакомились всем подряд. Стикс пожирал угощение без малейшего стеснения. У остальных гостей пропал аппетит.

Лисандр набил полные карманы лакомыми кусочками для своей пустельги Сумерки, которая ждала его в парке возле пруда. Он сильно сомневался, что его пригласят на праздник, ведь ему-то праздновать нечего. Поэтому оделся в рыбацкий костюм, пропахший рыбой. Ланселот Бове, самый ценный экземпляр перебежчика, надеялся на успешную карьеру при дворе и поэтому неусыпно следил за Лисандром. Новое царствование только начиналось, приходилось пока довольствоваться малым. Неблагодарным трудом — слежкой за подростком.

Впрочем, Ланселот мог пожаловаться только на гнусный запах рыбы. Лисандр вел себя примерно, сбежать не пытался, кротко сидел на своем месте. Присматривался к новому распределению ролей. Советницы дрожали, как овечки в грозу, рассаженные врозь, по разным концам стола. Лоран Лемуан, потрясенный тем, что недавно держал в руках корону, теперь так же рассеянно ронял куски хлеба. Элизабет в подвенечном платье подносила ко рту пустую вилку.

Тех, кто с трудом прятал горе, было немало. Но еще больше оказалось других, кто вчера еще клялся именем Тибо, а сегодня лебезил перед Жакаром. Некоторые торжествовали, откровенно и искренне. Банкир Инферналь придвинулся к Жакару совсем близко, насколько ему позволял Стикс. Филипп улыбался, рот до ушей, но мяса не ел, дорожа своими новыми зубами. Доктора Рикар, Фуфелье и Плутиш с ученым видом давали советы, о которых никто не просил, и пили в три горла. Эмилия совершила невероятный подвиг: попала на праздник, куда ее родителей не пригласили! Не зря же она помогала Бенуа подстригать хвост Зодиаку, коню Эсме. Теперь она старалась понравиться Виктории миловидностью, благонравием и хорошими манерами.

Эсме болтала как ни в чем не бывало. Лисандр слышал, как она рассказывала соседке, будто волосы у нее ужасно пострадали от смолы. Соседка пообещала замолвить словечко знакомому модному парикмахеру: «Не годится вам ходить с головой как воронье гнездо!» Эсме рассмеялась и заправила светлую прядь за ухо.

И, наконец, Эма. Прямая, отстраненная, даже не взглянула в сторону Лисандра. Низложенная королева, темнокожая вдова. Ее место за столом, обращение с ней слуг — все служило унижением, свидетельствовало о том, что приближаться к ней опасно. Никто и не приближался, не смел с ней заговорить. Только один человек нарушил негласный запрет — мсье Мерлин.

Между сыром и десертом, когда гости встали из-за стола, чтобы пройтись для улучшения пищеварения, парфюмер отважно проложил себе дорогу среди будущих клиенток, всяческих значительных персон и добрался до уголка, где Эма терпеливо ждала возможности вернуться к себе в комнату.

— Ваше величество, — обратился он с низким поклоном к Эме, выговаривая отчетливо каждый слог.

Парфюмер мог позволить себе такую вольность и заговорить с бывшей королевой почтительно. При дворе его осыпали золотом, и никто не усомнился бы в его преданности короне, кому бы та ни принадлежала.

Взгляд Эмы внезапно потеплел.

— Мэтр Мерлин, — поприветствовала она его тенью улыбки, которая далась ей ценой невероятных усилий.

— Какое пышное празднество!

В похвале затаилась ирония, Эма ответила в тон:

— Удивительное!

— Хотел сообщить, что духи в вашу честь закончены.

Когда мэтр Мерлин пришел по приглашению Тибо и обнюхал Северное крыло, он пообещал Эме создать для нее особенный, необыкновенный аромат. Сегодня, исполнив обещание, он ставил под удар свою карьеру и благополучие. Эма мгновенно это сообразила. Жакар отобрал у нее все, к чему ей теперь духи? Но повод для общения с мэтром Мерлином мог пригодиться в будущем.

— Благодарю вас, мсье Мерлин. Не могли бы вы еще немного подержать духи у себя? Когда они мне понадобятся, я подам вам знак.

— Это наименьшее, что я могу для вас сделать, ваше величество.

На самом деле Мерлин мог сделать многое, очень многое. Пусть подаст знак когда угодно, в любое время. Сейчас им не стоило разговаривать слишком долго.