— Нет, нет… мисс Кэрью, если не ошибаюсь? — прошипела мадам. — Раз уж вы сели, вставать нельзя, пока сеанс не окончится.

Она повернулась к остальным и произнесла:

— Пожалуйста, все возьмитесь за руки. Мы начнём, как обычно, с пения гимна.

Кони потянулась за вялой рукой тёти Доротеи и слегка пожала её в знак ободрения. Другую руку девочки стискивали костлявые пальцы пожилого джентльмена.

Все, кроме Кони, неуверенно запели «Останься со мной». Это, несомненно, был самый мрачный гимн на свете, и он просто обязан был расстроить бедную тётю Доротею ещё сильнее. Мадам Вихани, с упрёком глядя на Кони, возглавляла хор своим сильным контральто. Когда все дошли до конца первого куплета, она перегнулась через девочку, обдав её запахом фиалковых духов, и задула единственную свечу.

Всё погрузилось в полную темноту. Пение замолкло.

Кони почувствовала, как пальцы тёти Доротеи дрожат в её руке. Сосед с другой стороны хрипло вздохнул во внезапно наступившей тишине. Кони не заметила, как мадам Вихани, невидимая в своём чёрном бархатном платье, вышла из-за стола. Девочка подпрыгнула от неожиданности, когда откуда-то из темноты раздался голос медиума, звучавший низко и властно:

— Пожалуйста, не отпускайте руки. Я сейчас войду в шкаф. Через некоторое время мы узнаем, кто из вас сегодня получит весть.

Не было ничего сверхъестественного в том, что мадам Вихани не натыкалась на мебель в потёмках, — она, разумеется, наизусть знала обстановку в комнате. Действительно, спустя некоторое время её голос раздался из того угла, где стоял шкаф, но звучал слегка приглушённо, как будто мадам Вихани опустила занавески.

— Есть ли тут дух, желающий поговорить со мной?

Стояла напряжённая тишина. Кони казалось, что она слышит биение собственного сердца, и это было глупо, ведь она не верила в духов. Девочка попыталась рассуждать логически. Когда человек умирает, не остаётся ничего, кроме костей и праха! Но эта мысль тоже была не из приятных, и Кони невольно вздрогнула. Она подумала: если есть хотя бы крохотный шанс, что это всё-таки правда, её собственные покойные родители, вероятно, могли бы воспользоваться им и передать ей весточку. Большую часть времени они проводили в Египте, где изучали всякие древности, и почти не интересовались дочерью, когда приезжали домой. Кони всегда могла делать что вздумается — примерно как сейчас. Было бы ужасно, если бы, поощрённые мадам Вихани, мама и папа вдруг возникли в этот неподходящий момент и начали бы читать Кони нотации!

Тишина как будто сделалась иной — она наполнилась людскими ожиданиями. Темнота сгустилась и стала давить на глаза. Вдруг голос из углового шкафа произнёс:

— Зачем вы зовёте меня?

Это говорила не мадам Вихани, голос был мужской, низкий и хриплый.

По шее Кони побежали мурашки от ужаса.

Мадам Вихани, кажется, узнала этого духа, поскольку обратилась к нему «капитан».

— Нет ли у вас известий для тех, кто присутствует здесь сегодня?

У капитана действительно были вести, причём для большинства сидевших за столом. Слегка завывая, он сообщал их мадам Вихани, а та передавала остальным. Одной женщине капитан велел не беспокоиться: её сестра была жива и здорова в некоей «солнечной стране». Другой он сообщил, что «Фредерик на неё смотрит». Пожилой джентльмен узнал, что «бремя скорби» скоро станет легче (при этих словах он громко всхлипнул и чуть не выпустил руку Кони).

Несправедливо, что тётя Доротея, которую они уговорили прийти на сеанс, не получила никакой весточки. Гинея пропала даром!

Теперь, когда первоначальный страх прошёл, Кони уже не могла ни на секунду поверить, что «капитан» был настоящим призраком, а не жульнической уловкой.

Голос в шкафу стих.

— Мы потеряли связь с духом капитана, — грустно сказала мадам Вихани. — Полагаю, на этом мы закончим…

Она замолчала.

— Подождите!

И чуть подождав, спросила:

— Кто вы?

В её голосе послышался испуг.

— Ида, — ответила ей девушка. — Меня зовут Ида.

Пальцы тёти Доротеи конвульсивно дёрнулись в руке Кони. Она резко выпрямилась и издала слабый стон, потому что занавески на шкафу раздвинулись и стал виден слабый свет.

Он делался всё ярче и ярче, и наконец из шкафа выплыла фигура девушки, окутанная сиянием. Она как бы зависла над ковром, не приближаясь к испуганным зрителям, сидевшим за столом.

— Мама, — сказала она тихим, монотонным, ласковым голоском, почти пропела. — Мама, я так долго ждала, но теперь я иду домой.

Тётя Доротея выдернула руку из руки Кони, и её стул со стуком упал на пол. Кони ощутила порыв воздуха, когда тётя поднялась. Дрожащим от сомнения и надежды голосом она спросила:

— Ида? Ида? Это правда ты?

Глава 2

В течение последних четырёх лет домом для Кони был высокий и мрачный викторианский особнячок на Альфред-Плейс-Вест, где она жила с двумя своими тётями, Доротеей и Сильвией, и вторым мужем тёти Доротеи, Гарольдом Терстоном.

Дом дряхлел на глазах. Виной тому была скупость мистера Терстона. На лестницах гнили ковры, в комнатах царили вечные сумерки, потому что электрическое освещение требовало немалых затрат, а стены покрывались пятнами сырости. Когда Кони впервые приехала сюда восьмилетней девочкой, она подумала, что это не пятна, а чьи-то головы. Может, голова самого мистера Терстона, как будто он был повсюду и наблюдал за домочадцами.

Такая голова была на стене и у Кони, в её комнате на последнем этаже. Девочке разрешали пользоваться только свечкой, потому что считали газовую лампу слишком опасной, и призрачная голова словно двигалась в бледном зыбком свете. «Тебе тут не место, — как будто говорила она. — Тётя Доротея взяла тебя только из чувства долга. Вот почему ты торчишь здесь, на чердаке».

Голова наблюдала, как Кони уходила и приходила, как она записывала исследовательские заметки в специально разлинованной тетради. Закончив, Кони обычно показывала язык голове мистера Терстона, но она исчезала, только когда на лестнице раздавались тяжёлые шаги горничной Марты, которая шла к себе в соседнюю каморку.

Но теперь Кони было двенадцать и она старалась рассуждать здраво, как и полагалось будущему антропологу. Девочка понимала, что это никакая не голова — просто под обоями прятался слой плохо высохшей штукатурки. Впрочем, мистер Терстон действительно заправлял всем домом. И он запрещал кому-либо упоминать имя Иды.

— Почему? — невинно поинтересовалась Кони, когда впервые приехала на Альфред-Плейс-Вест.

Внизу завтрак подавали только им с мистером Терстоном, в то время как тёти оставались у себя в комнатах.

Мистера Терстона, очевидно, не обрадовала перспектива делить свои тихие утренние трапезы с маленькой пытливой девочкой. Сдвинув чёрные брови, он раздражённо взмахнул сложенной газетой. Под одеждой дядя носил корсет из китового уса, который скрипел при движениях. И сейчас тоже скрипнул.

— Это же абсолютно ясно, Констанция. Все упоминания об Иде лишь расстраивают тётю Доротею. Ты же видишь, какая она хрупкая.

— Но, разумеется, мы не должны совсем забывать Иду, — сказала Кони. — Вдруг однажды она вернётся.

Она надеялась, что так и будет: ей очень хотелось иметь подругу.

— Ида никогда не вернётся, — произнёс мистер Терстон. — Разве ты не понимаешь? Ей было всего два года, когда она пропала! И даже если она сейчас жива, то ничего не помнит о своей предыдущей жизни.

— Вы предложили награду? — с интересом спросила Кони.

Недавно она видела на улице объявление: какая-то дама обещала пять фунтов вознаграждения за пропавшего пекинеса. Сколько мог стоить пропавший ребёнок?

— Награду? Нет, конечно! — резко ответил мистер Терстон. — Не хватало ещё, чтобы в дом таскалась всякая шваль. Достаточно и того, что нам докучали газетчики!

С точки зрения Кони, история её маленькой пропавшей кузины, дочки тёти Доротеи от первого брака, была восхитительно загадочной. В то время она ещё ничего не знала про нрав мистера Терстона, а потому продолжала упорствовать:

— Но, может быть, Ида живёт где-нибудь неподалёку отсюда! Надо её поискать!

Мистер Терстон отставил чашку так резко, что кофе пролился. Коричневое пятно поползло по скатерти к Кони, которая услужливо промокнула его салфеткой.

— Мы искали! — проревел мистер Терстон с такой злостью и яростью, что Кони испуганно взглянула на него.

Дядино лицо покраснело, и только пробор, представлявший собой прямую линию посреди намасленных чёрных волос, оставался белым.

— Иду искала полиция. Искали детективы. Я сам её искал. Много лет назад. Безрезультатно. Она погибла. ПОГИБЛА.

Кони благоразумно промолчала.

Со временем она узнала, что, будь Ида жива, в день своего восемнадцатилетия унаследовала бы крупную сумму денег, оставшуюся от покойного отца. «Сокровища Фэрбенксов» — так писали газеты, по словам горничной Марты, которая слышала об этом от кухарки.

Кони не интересовалась сокровищами Фэрбенксов, но тоска по кузине, с которой она могла бы дружить, не покидала девочку. И вот теперь оказалось, что Ида, возможно, всё-таки не умерла. Это всё было невероятно интересно.