С этими словами он протиснулся мимо двух взволнованных женщин и, едва взглянув на Иду, стал подниматься по лестнице к себе в гардеробную. Кони мельком посмотрела на него: его лицо было непроницаемо.

Мистер Терстон оказался нетипично покладист, когда речь зашла о том, чтобы Ида осталась. Это было очень любопытно. Теперь Кони была не единственным человеком в доме, заподозрившим в Иде самозванку. Она внимательно наблюдала за мистером Терстоном и поняла, что он тоже не поверил в чудесное воскрешение.

Глава 5

Кони не приглашали в гости к соседям с тех пор, как она поселилась на Альфред-Плейс-Вест. Ходили слухи, что мистер Терстон нажил деньги «торговлей». Поэтому по каким-то непонятным для Кони причинам с ней не стоило дружить другим детям.

Один-единственный раз её позвали в соседний дом к Кэвендишам, поиграть с их близнецами. Сесил и Клод были вдвое младше Кони и хотели только, чтобы их то сажали на лошадку-качалку, то снимали. Усадив пухлого Сесила в пятый раз, от досады Кони толкнула лошадку слишком сильно, и мальчуган полетел кувырком, разбив нос о пол детской. Он лежал и вопил, пока не прибежала няня.

Больше они Кони никогда не звали.

Всё это время девочка мечтала о своём собственном лучшем друге. И вот появилась Ида. Даже если на самом деле они не были родственницами — ну и что?

Она попыталась узнать у Иды, как ей жилось в приюте, но та отказалась рассказывать:

— Я лучше не буду вспоминать те времена, Кони. Мне теперь грустно об них думать.

— Там было так плохо?

— Миссис Гудинаф, которая заправляет приютом, она просто варварка, ей-богу. Злая и подлая. Я рада, что оттуда ушла.

— А где находился этот приют? — спросила Кони.

— Да там, в Хэммерсмите, — неопределённо ответила Ида.

Кони пригласила Иду к себе в комнату, где разложила на кровати несколько старательно отобранных тетрадей. На Иду произвело впечатление совсем не то, на что рассчитывала Кони.

— Какой у тебя почерк красивый! — воскликнула она.

Затем тётя Доротея потащила Иду в Найтсбридж за новой одеждой, и Кони, не желая упустить ни минуты общения с новой подругой и опасаясь, что у тёти недостанет храбрости, отправилась в «Харродз» вместе с ними.

Впрочем, после появления Иды тётя Доротея удивительно воспрянула духом. Как будто она была заморожена и долго спала, но наконец проснулась и начала оттаивать. Её глаза искрились, когда она наблюдала, как Ида расхаживала туда-сюда перед большими зеркалами в самых разных костюмах. Встревоженное выражение почти окончательно покинуло тётино лицо.

Когда она оставила адрес для доставки и подписала счёт на очень крупную сумму, Кони спросила:

— А мистер Терстон не рассердится?

— Пожалуйста, зови его дядя Гарольд, Кони. Нет, не рассердится, ведь он годами пользовался моими деньгами. Самое время для разнообразия и мне потратить некоторое количество по собственному желанию. Иду надо одеть как следует.

Кони ощутила приступ зависти, которую поспешно подавила. В конце концов, она никогда и ни в чем не нуждалась за те четыре года, которые прожила с тётями.

— Ну, Ида, — продолжала тётя Доротея, — тебе нужны новые шляпки!

— Да у меня ж есть, — ответила та, похлопывая по своему потрёпанному головному убору.

— Боюсь, эта совсем никуда не годится. Но прежде чем мы отправимся к модисткам на Олд-Бонд-стрит, сначала зайдём к Фуллеру и выпьем чаю, — тётя Доротея счастливо вздохнула. — Я так давно там не бывала!

— Кони приободрилась при этих словах. У Фуллера подавали превосходные пироги, с тонкой сахарной глазурью и каштанами. Пару раз мисс Путс милостиво отводила её туда после образовательной экскурсии по историческим местам Лондона.

На этот раз они заняли столик у окна. Пока тётя Доротея учила Иду изящно держать чашку, несколько молодых леди, сидевших за столиком поодаль, вдруг встали и принялись кричать:

— Избирательное право женщинам! Дайте и нам права! Позвольте женщине иметь своё мнение!

Дамы, тихо попивавшие чай после приятной прогулки по магазинам, в ужасе стали озираться. Оркестр на галерее грянул попурри из лёгких опереточных мелодий, чтобы заглушить волнение внизу.

Но группа молодых особ уже рассредоточилась. Они скользили от столика к столику, вручая посетителям листовки, прежде чем кто-нибудь успевал возразить.

Одна листовка упала прямо на пирог Кони и прилипла к глазури.

Кони подняла голову. Девушка, ровесница Иды, с ярко-рыжими волосами, выбивавшимися из-под шляпки, подмигнула ей. На ней были модная мужская блуза и галстук, и она выглядела на зависть эффектно.

А потом, так же внезапно, они все исчезли, в том числе и рыжая.

Тётя Доротея поджала губы.

— Суфражистки! Я читала, что они бьют стекла, лишь бы их заметили!

— Здесь они ничего такого не сделали, — заметила Кони и посмотрела на листовку, напечатанную расплывающимися чернилами на дешёвой бумаге.

Стиль рыжеволосой девушки привёл её в восторг. Но Кони хотела быть антропологом, а не суфражисткой. Разве что она могла бы стать и тем и другим сразу.

В кафе вновь воцарилось успокаивающее вечернее бормотание. Оркестр негромко исполнял танцевальные новинки. Тётя Доротея учила Иду изящно держать нож. Кони доела пирог и посмотрела в окно.

На противоположной стороне улицы без дела стоял какой-то мужчина, опираясь на палку и глядя на них из-под козырька кепки. Кони была абсолютно уверена, что видела этого самого человека на лестнице, когда Ида появилась в их доме.

— Посмотри, Ида! — Кони потянула её за руку, заставив выронить нож. — Вон снова тот тип! Ты его не знаешь?

— Какой тип? — спросила Ида, изумлённо оглядываясь.

— На улице, не здесь! — раздражённо сказала Кони.

Но он уже исчез за углом. Для человека, вынужденного опираться на палку, он двигался на удивление быстро.

Тётя Доротея заплатила по счёту, и они вышли на улицу, где тускло и неуверенно светило солнце. С начала лета погода стояла весьма непредсказуемая, и женщины всякий день не знали, понадобится ли им сегодня защита от дождя или от жары. Тётя открыла лёгкий зонтик — и чуть не споткнулась о палку незнакомца, едва они повернули за угол.

— О господи, — она сконфузилась. — Я вас не заметила! Бедняга! Кажется, я наступила вам на ногу.

— Да пустяки, мэм, — ответил мужчина, скинув свою засаленную кепку.

Волосы у него оказались редкие и наполовину седые, а затылок странно плоский. Он несколько секунд разглядывал всех троих своими наглыми карими глазами, а Кони смотрела на него.

— Мы знакомы? — озадаченно спросила тётя Доротея. — Кажется, я вас где-то встречала.

— Да сколько нас таких перебивается кое-как, — внезапная злоба в голосе мужчины заставила её отступить на шаг. — Когда вы направлялись в оперу или куда-нибудь там ещё, то, поди, не раз видали, как я сплю в канаве ну или на чужом крыльце, вместе с мусором.

— Мне очень жаль, — слабым голосом произнесла тётя Доротея и начала рыться в сумочке. — Вот шиллинг. Возьмите, пожалуйста.

— И возьму, — мужчина выхватил монетку и куснул её. — У вас небось денег много.

— Пойдёмте, девочки, — голос тёти Доротеи дрожал.

Оглянувшись, Кони увидела, что мужчина захромал в противоположную сторону.

— Он ждал нас, — заявила она. — Он следил за нами и стоял там нарочно!

— Что это такое творится на Риджент-стрит! — возмутилась тётя, сделав глубокий вдох.

Кони знала, как та ненавидела всякие стычки.

— На Оксфорд-стрит — ещё куда ни шло, но здесь! Какой подозрительный человек! И какова наглость!

— Ты его знаешь, Ида? — спросила Кони.

— Конечно, нет! — воскликнула тётя Доротея.

Впрочем, она вдруг запнулась, словно припомнив, из какого мира вернулась Ида.

Та с негодованием покачала головой:

— Этого нищего? В жизни не видала.

И отчего-то вся побледнела.