Тем временем Валдис уже вышел из двуколки и протянул Эмбер не одну руку, а обе сразу. Она без протеста приняла его помощь, мимоходом задавшись вопросом, так ли уж необходимо, помогая женщине спуститься, держать ее чуть ли не за грудь, при этом неприятно пошевеливая пальцами. Но у нее не было времени предаваться раздумьям на эту тему. Воссоединение, о котором она мечтала Бог знает сколько лет, должно было произойти в ближайшие минуты.

Приподняв подол плотной дорожной юбки, несколько стеснявший движения, она бросилась мимо Валдиса, вверх по беломраморным ступеням. Лестница заканчивалась просторной площадкой, на которой цвели великолепные гардении в мраморных вазах. Впрочем, из всего окружающего Эмбер сейчас видела только двойные дубовые двери, к которым и стремилась всей душой.

Она не успела еще протянуть руку, как обе створки распахнулись. Эмбер чуть было не столкнулась с девушкой, стоявшей на самом пороге, и от неожиданности отпрянула. Девушка, напротив, не выказала и тени удивления, разглядывая ее с прохладным любопытством. На ней было платье из голубого шелка, с чересчур глубоким вырезом, который тем не менее не обнаруживал ничего интересного. Едва заметные выпуклости грудей были слишком далеко расставлены, чтобы тесный лиф мог создать между ними что-нибудь похожее на впадинку. Зато у девушки были прекрасные черные волосы — точно такие же, как у Валдиса, — свободно рассыпающиеся по плечам, небрежно прикрытым красивой испанской мантильей. Ее глаза… бесспорно, они были основным достоинством девушки. Они завораживали, почти гипнотизировали. Пока взгляд их скользил по Эмбер, они успели изменить цвет от бархатно-черного до невозможного пурпурно-карего с жутковатым красным отливом.

Эмбер не понравился этот взгляд, в нем чувствовалось что-то оскорбительное. Она слегка вздрогнула, когда Валдис поддержал ее за локоть.

— Это Маретта, ваша сводная сестра, — небрежно представил он, слегка подталкивая Эмбер к порогу.

— Очень приятно… — тихо промолвила Эмбер и робко улыбнулась новообретенной родственнице, в неласковых глазах которой уже поблескивало раздражение. — Мне и правда очень приятно познакомиться, но дело в том… дело в том, что мне не терпится увидеть отца.

— Так, значит, это и есть малышка Эмбер. Хм… она подросла, — заметила Маретта, и ее губы тронула злая усмешка. Резким движением головы она отбросила волосы на спину и добавила ехидно: — Я уверена, ты получил массу удовольствия от поездки в Суэвло, брат мой!

Эмбер была вынуждена напомнить себе, что эти люди — жители другой страны. Если пока она совершенно не понимает их, это вовсе не означает, что понять иностранца в принципе невозможно. У нее будет достаточно времени для этого.

— Проводите меня к отцу! — повернувшись к Валдису, попросила она с некоторым нетерпением. — Не могу же я ждать до утра, чтобы увидеть его!

— А я бы как раз советовала вам подождать до утра, — сказала Маретта приказным тоном. — Это будет разумнее. К тому же вам не мешает хорошенько отдохнуть с дороги.

— Нет! Я хочу видеть его сейчас же, немедленно! — крикнула Эмбер в лицо Валдису и едва не потеряла дар речи — настолько каменное выражение было на нем: неужели этот человек не в состоянии понять, как не терпится дочери увидеть отца, с которым она годы была в разлуке?! — Не волнуйтесь, он не рассердится из-за того, что его разбудили…

Брат и сестра переглянулись.

— Напрасно ты сам все не рассказал ей, — буркнула Маретта.

— Не рассказал мне что? — Эмбер чуть было не вцепилась в лацканы пиджака Валдиса, но удержалась, только до боли сжав кулаки. — Прошу вас, если есть что-то, чего я не знаю, поскорее объясните мне все! Неужели отец болен? В таком случае я просто должна повидать его!

Ответа не последовало. Валдис до тех пор смотрел на Эмбер своим непроницаемым взглядом, слегка прищурив холодные глаза, пока левее не открылась дверь. За ней можно было видеть комнату, освещенную только мягким светом нескольких свечей, и людей, сидящих вдоль стен. Какой-то мужчина вышел в холл и плотно прикрыл за собой дверь.

— Это дочь? — спросил он Валдиса, оглядев Эмбер с неназойливым интересом.

— Si. Буквально пару минут назад я доставил ее сюда с поезда, — ответил Валдис с глубоким вздохом, не лишенным театральности.

Последовала процедура знакомства. У мужчины оказалось длинное и сложное испанское имя, которое тотчас вылетело у Эмбер из памяти.

— Отведите ее к сеньоре, — предложил он Валдису, продолжая смотреть сочувственным взглядом, который Эмбер показался просто добрым. — Как мы все знаем, сеньора решила сама все рассказать юной леди.

— Пойдемте, Эмбер. — Валдис подхватил ее под руку и увлек по направлению к широкой витой лестнице. — Я уверен, мать с нетерпением ожидает встречи с вами.

Эмбер вынуждена была идти очень быстро, чтобы угнаться за своим спутником. К этому времени ее беспокойство стало почти невыносимым. Каждый, буквально каждый в этом доме вел себя очень странно!

— Да, мать не спит, — заметила им вслед Маретта. — Можно подумать, что кто-нибудь способен уснуть, когда в гостиной собралась добрая половина населения округи!

— Что она имеет в виду? — не выдержав, резко спросила Эмбер. — Что вообще здесь происходит? Хотелось бы знать, почему мне никто не хочет ничего объяснять? И где в конце концов мой отец? Я думала… я была уверена, что он непременно дождется моего приезда!

— Скоро вы получите ответ на все свои вопросы, сеньорита, — сказал Валдис, которого, казалось, позабавила ее вспышка. — Знаете, вы очень красивы, когда ваши синие глаза вот так сверкают…

— Скажете вы или нет, что происходит? — крикнула Эмбер, которая была сыта увертками по горло. — И потом, что вы меня тащите? Я вполне могу двигаться без посторонней помощи!

В следующую секунду она пожалела о неосторожно вырвавшихся словах. Если до этого в глазах Валдиса были только холод и высокомерие, то теперь в них вспыхнул бешеный гнев.

— Я просто пытаюсь вести себя с тобой, как с настоящей леди, ясно, сестричка? — отчеканил он. — Или ты из тех женщин, кого вполне устраивает пренебрежительное обращение? Впрочем, скоро это выяснится.

Неприятно усмехнувшись, он отвернулся и продолжал подниматься по лестнице. Эмбер ничего не оставалось, как последовать за ним. Наверху он повернул в широкий коридор, освещенный чеканными серебряными светильниками. В нишах стен стояли небольшие мраморные статуи, пол покрывал пушистый ковер приятного бежевого оттенка, но с рисунком, изображающим тропических птиц всевозможных цветов. Обстановка явно была призвана не только услаждать взор, но и веселить его.

Валдис и не думал смотреть по сторонам или под ноги. Он шел, устремив взгляд прямо перед собой, с обычным каменным выражением на лице. В самом дальнем конце коридора он остановился перед дверью и громко постучал. Не дожидаясь приглашения или хотя бы ответа, он повернул резную черную ручку и отступил, нетерпеливым жестом предложив Эмбер войти.

Та подчинилась и оказалась в слабо освещенном помещении наподобие прихожей. Очевидно, комнаты отца и его жены занимали целое крыло громадного особняка. Помещения, которые небольшая прихожая отделяла от коридора, были скрыты от взгляда Эмбер плотной кружевной портьерой, свисающей до самого пола глубокими складками.

Валдис рывком отдернул портьеру. Эмбер вошла следом за ним в комнату, обставленную с роскошью расточительной. Мебель из тяжелого темного дерева, покрытого затейливой резьбой, была массивной, но удобной. У одной стены находился огромный стол, у другой — камин с великолепной решеткой. Прямо напротив входа, разделяя пополам ряд длинных арочных окон, стояла изголовьем к стене необъятных размеров кровать с пологом из алого бархата, отделанным золотистым атласом и присобранным с двух сторон кручеными шнурами.

И посреди всего этого великолепия затерялась миниатюрная женская фигурка. Все: и тяжелые складки балдахина, и обилие пышных кружевных подушек — слишком бросалось в глаза и подавляло. Преисполнившись почтения, Эмбер двинулась к кровати на цыпочках и не сразу заметила, что женщина приподняла голову и смотрит на нее не отрываясь.

— Вы — моя мачеха? — вырвалось у Эмбер сдавленным шепотом.

— Si, это ваша мачеха, кто же еще! — подтвердил Валдис раздраженно и посмотрел на женщину с явным недовольством. — Мы пытались уговорить Эмбер для начала отдохнуть с дороги, но она настаивает на встрече с отцом. Ничего не оставалось, как привести ее сюда.

— Так оно к лучшему. — Аллегра Алезпарито села в постели и накинула на плечи вышитый пеньюар бледно-розового цвета. Только потом она поманила Эмбер: — Подойди ко мне, дитя мое. Присядь сюда, поближе. Нам нужно о многом поговорить.

— Надеюсь, теперь я могу пойти к себе и выспаться, — проворчал Валдис через плечо, уже направляясь к двери. — Если каждый в доме — да и во всей округе — предпочитает сидеть сиднем целую ночь, это не значит, что и я обязан сидеть с ними!

Он выразил свое недовольство, громко хлопнув дверью. Эмбер осталась наедине с мачехой. Она продолжала стоять на полпути к кровати, несмотря на приглашение Аллегры Алезпарито присесть. В сущности, ей все уже было ясно, но она не хотела верить, не хотела даже думать на эту тему и продолжала свои расспросы, нервно оглядываясь.

— Где же отец? Разве он не должен спать вместе с вами? А если нет, то где его комната? — Она чувствовала, что ведет себя глупо, и глаза ее наполнились слезами. — Может быть, хоть вы объясните мне, в чем дело? Я очень устала, а здесь все так странно себя ведут, так странно смотрят на меня…

— Иди же сюда! — повторила мачеха. — Присядь, и мы поговорим.

На этот раз Эмбер повиновалась. Она мало что видела из-за слез, застилавших глаза.

Когда она почти на ощупь присела на край кровати, Аллегра положила холодные руки на ее, сжатые в кулаки. Она тоже плакала.

— Как грустно, дитя мое, как тягостно сообщать тебе такую новость в день, когда ты ожидала радостной встречи. Уверяю тебя, Эмбер, твой отец тоже не чаял тебя увидеть, считал дни… Представь себе, он только об этом и говорил, и довольно долгое время…

Эмбер отрешенно сидела, только отрицательно качая головой. Однако невозможно было дольше отворачиваться от очевидного. В спальне было тепло, но ее охватил страшный холод.

— Вы говорите о нем в… в прошедшем времени… — начала она в нелепом негодовании, но потом не выдержала и разрыдалась. — Он умер! Он умер! Мой отец умер!

Аллегра ничего не сказала на это, и ее молчание показалось Эмбер еще более ужасным, чем подтверждение.

— Но как же так? — Она скованно встала и, как-то вся съежившись, начала отступать от кровати. — Это невозможно… он не мог умереть вот так, вдруг… это какая-то шутка. Злая шутка!

— Нет, дитя мое, это правда, — сказала Аллегра печальным, потерянным голосом. — Это случилось два дня назад. У него было слабое сердце, и доктор сказал, что оно не выдержало напряженного ожидания. Похороны назначены на завтра. Нам с тобой нужно поговорить, нужно утешить друг друга в этом горе…

— Он внизу? — перебила Эмбер, чувствуя, что не в состоянии сейчас разговаривать с мачехой. — Да-да, я знаю, где он. Он в комнате, где собрались все эти люди, где горят свечи… — Она говорила ненужные, бессвязные вещи, но не могла остановиться. — Он там… там мой отец, мой мертвый отец. Это ведь правда, он там?

Эмбер бросилась к двери, не обращая внимания на увещевания Аллегры. Она пронеслась по роскошному ковру, в одно мгновение слетела по лестнице, едва не упав, растолкала собравшихся в холле слуг и буквально рухнула на дверь слева. Та распахнулась, и человек, который однажды уже выходил к Эмбер, отступил в сторону, пораженный видом ее искаженного, залитого слезами лица.

Она вбежала в комнату и остановилась как вкопанная при виде роскошного гроба из красного дерева. Присутствующие, чинно сидевшие вдоль стен, как-то разом поднялись, во все глаза глядя на нее. Раздались восклицания. Но Эмбер смотрела только на гроб, установленный на задрапированном возвышении. В изголовье горели две высокие свечи, освещая лежавшую фигуру и мертвенно-белое лицо на атласной подушке. Слезы вдруг высохли, но сухие рыдания продолжали сотрясать тело, пальцы конвульсивно сжимались и разжимались. Эмбер знала, что в этот момент разрушился весь ее мир, все надежды, все будущее. За прожитые девятнадцать лет она не испытывала ничего даже отдаленно похожего.

Безразличная и к любопытным, и к сочувствующим взглядам, она заставила себя подойти ближе к усопшему и дотронуться до ледяных рук, аккуратно сложенных на груди. Ощущение могильного холода заставило ее отшатнуться, но усилием воли она вновь подошла к гробу.

Глаза усопшего были закрыты, чтобы никогда уже не открыться. Осознав это, Эмбер едва устояла на ногах и вынуждена была ухватиться за край гроба. Она боялась, что обморок перейдет в горячку, и она пропустит похороны, а потому изо всех сил старалась держаться. Она знала, что должна теперь быть вдвойне сильной, потому что осталась совсем одна. Впрочем, разве она не была одна всю свою жизнь, вдруг подумала Эмбер и испугалась этой мысли.

Наклонившись, она собралась с силами и поцеловала мертвые губы. Это было все равно что коснуться губ мраморной статуи.

«Здравствуй, дорогой отец! — подумала она. — И прощай навсегда!»

Глава 2

Эмбер свернулась клубочком, безразлично глядя перед собой. Кто-то сказал ей, что отныне это будет ее комната, но она не могла вспомнить, кто именно. Ее комната? В этом доме ничего не принадлежало ей.

Отсутствующий взгляд Эмбер скользнул сначала по изящному столику вишневого дерева, потом по вместительному гардеробу, где, как она знала, была развешана ее одежда. В углу, возле трехстворчатой ширмы для переодевания, стоял сундук, теперь уже пустой. Ширма была красивая, с искусно вышитым павлином, красивы были и двойные двери с расписным стеклом, завешанные тяжелыми бархатными гардинами цвета темного бургунди. Возможно, за ними находился балкон, вид с которого был не менее красив, чем все то, что было собрано в этом доме. Но Эмбер даже не подумала подойти и заглянуть за гардины. Ей было все равно. Она сама себе казалась пойманной в невидимую паутину, не в силах шевельнуться, не в силах даже думать в этой сумеречной комнате.

Она помнила, как Валдис в конце концов заставил ее оторваться от гроба отца, подняв на руки вопреки ее исступленным протестующим рыданиям. Ну да… это он и принес ее в эту комнату. Ни тогда, ни на другой день во время похорон он не выказал не только сочувствия к ней, но и вообще никаких эмоций.

Когда же все это случилось? Наверное, довольно давно, потому что Эмбер смутно помнила молодую мексиканку, которая время от времени появлялась в комнате с подносом еды и упрашивала ее съесть что-нибудь. Есть Эмбер не могла, зато почти все время спала, находя в этом спасение от своей постоянной подавленности.

Но сейчас она никак не могла уснуть. Эмбер старалась усыпить себя всеми известными ей способами, но тщетно. Она потеряла единственное средство забвения.

Наконец, бедняга повернулась на спину и уставилась на белый кружевной полог кровати. Она была укрыта светлым атласным покрывалом. Медленно отвернув его, Эмбер обнаружила, что лежит на нераскрытой постели прямо в черном траурном платье, в котором была на похоронах. Сколько же дней она не переодевалась, сколько дней вообще не сознавала, что делает?

Похороны. К горлу Эмбер подкатил комок, стоило только вспомнить, как она стояла, глядя на свежевырытую могилу — страшные врата вечности. Она помнила и гроб, стоявший на холмике черной земли. Скоро в этой могиле будет не только ее отец, но и все надежды, вся любовь, которая могла расцвести между ним и ею, все наконец-то обретенное счастливое будущее. Эмбер казалось, что пасть могилы разверзается все больше, как будто в нетерпении поскорее все это поглотить…

…Звук открывающейся двери заставил ее вздрогнуть. Она поспешно подтянула край покрывала к самому подбородку и откинулась на подушки, мгновенно покрывшись испариной от непривычного усилия. Все та же молодая мексиканка подошла к постели и бесшумно поставила поднос с едой на столик у изголовья.

— Наконец-то вы проснулись! — воскликнула она, заметив, что Эмбер наблюдает за ней.

Она заторопилась раздвинуть гардины. Веселый солнечный свет хлынул в комнату, заставив Эмбер зажмуриться.

— Надеюсь, сегодня вы чувствуете себя лучше? Вы слишком много спали и совсем ничего не ели. Должно быть, вы совсем без сил.

На Эмбер смотрели большие темные глаза, в которых впервые со дня приезда на асиенду она увидела подлинное сочувствие. Девушка была прехорошенькая, хотя и слишком робкая на вид, а застенчивая улыбка еще больше красила ее.

— Это верно, я чувствую слабость… и такой голод, словно не ела целую неделю. Можно узнать, как долго я спала? И кто вы такая?

— Меня зовут Долита, — ответила девушка, при этом взбивая одну за другой пышные подушки в кружевных наволочках. — Вы спали около четырех суток.

— Неудивительно, что я буквально умираю с голоду, — воскликнула Эмбер.

Долита тотчас поставила ей на колени поднос с едой. У Эмбер слюнки потекли при виде громадной сочной отбивной, яичницы и горки картофеля, поджаренного ломтиками до хрустящей корочки. Вместо хлеба были горячие коричневые рулетики, источающие масло, а на десерт — целая вазочка апельсиновых долек.

— Пойду принесу горячей воды, — сказала Долита, направляясь к двери. — После завтрака вам, конечно, захочется принять ванну и переодеться. Еще вам не помешает прогуляться по свежему воздуху.

— Постойте, побудьте со мной минутку! — вырвалось у Эмбер так громко, что девушка замерла на полушаге и посмотрела на нее с удивлением и тревогой. — Я только хотела узнать, как дела в доме. Как себя чувствует сеньора Аллегра? Смогу ли я сегодня повидать ее?

— Откуда мне знать? Я слышала из разговора слуг… насколько я поняла, сеньора тоже была в постели и очень мало ела. Впрочем, это не значит, что ей нездоровится. Возможно, сеньор Валдис приказал ей пока не выходить из комнаты. В последнее время он часто сердится…

— То есть как? — изумилась Эмбер. Она чувствовала не только удивление, но и возмущение, но постаралась скрыть это от Долиты. — Какое право имеет сеньор Валдис отдавать матери приказы?

— О, прошу меня простить! — испуганно прошептала девушка, шаг за шагом отступая к двери. — Я забылась, сеньорита Эмбер! Если сеньор узнает о том, что я сплетничаю, он сурово меня накажет. Умоляю, не передавайте ему моих слов!

— Разумеется, я ничего ему не скажу. Зачем мне это? — Эмбер постаралась успокоить девушку, но такая откровенная паника произвела на нее тягостное впечатление. — Долита, я бы хотела, чтобы мы подружились. Дело в том, что никто в этом доме не проявил ко мне и на маковое зерно доброты. Клянусь, я буду хранить в тайне каждое слово из того, что вы мне расскажете. Поймите, мне нужно знать, что происходит на асиенде. Например, почему Валдис считает себя вправе командовать? Это началось, когда умер мой отец, не так ли?

Долита приоткрыла дверь, выглянула и закрыла ее снова. Она подошла к кровати на цыпочках, прижимая руки к груди, словно боялась в любую секунду быть пойманной с поличным.

— Я не могу рассказать вам всего, сеньорита. Прошу вас, не обижайтесь на меня за это. Но я дам вам хороший совет. Постарайтесь никогда и ни в чем не перечить сеньору Валдису. Это для вашей же пользы: человек он вспыльчивый и жестокий. Знайте свое место, сеньорита, — как я, как сеньора Аллегра. На асиенде только сеньорита Маретта не боится сеньора, все остальные беспрекословно ему повинуются. Советую вам — очень советую — следовать общему примеру.