Девушка засмеялась, но внезапно услышала громкий свистящий звук. Вскочив, она посмотрела на долину, куда уходил довольно крутой, лесистый склон.

— Дэвид, ты только глянь!

Тот поднялся. По дну долины, постепенно понижавшемуся к побережью, стекал пламенеющий язык лавы. Он достиг небольшого водопада, и теперь вода шипела и свистела, превращаясь в пар.

— Боже правый! — воскликнул Дэвид в благоговейном ужасе.

Лилиа в тревоге повернулась в сторону Хана, скрытой растительностью и каменной грядой. Лава, найдя узкую расселину — сквозной проход к морю, быстро преградила им дорогу, сметая все на своем пути. Если бы Лилиа и Дэвид задержались, их скоро отрезало бы от остальной части острова.

— Нам надо поскорее уходить отсюда, Дэвид!

— Ничего, успеем.

Он пронзительно свистнул. Жеребец рысцой приблизился к хозяину.

— Ну что, мой хороший, поможешь нам? — ласково спросил Дэвид и повернулся к Лилиа. — Верхом мы успеем выбраться отсюда.

С трудом взобравшись на жеребца, Дэвид протянул руку девушке.

Гром поскакал по отлогому холму в направлении Хана. Еще немного — и они выехали туда, где был хорошо виден поток, мчащийся к побережью.

— Черт возьми, это еще что такое! — Дэвид натянул поводья.

Отведя взгляд от лавы, Лилиа увидела человека в черном, который стоял на коленях прямо на пути огненного потока. Склонив голову и молитвенно сложив руки, он что-то бормотал.

— Исаак Джэггар! — воскликнула Лилиа, снова охваченная жалостью к этому несчастному безумцу. — Здесь неподходящее место для молитв. Разве ты не видишь поток лавы? Он сожжет тебя!

Миссионер, не сразу выйдя из транса, обратил к ней безжизненный взгляд.

— А-а... это ты, Лилиа Монрой. Оставь меня и прости за то зло, что я тебе причинил...

— Чтоб тебя черти взяли, преподобный! — вскричал Дэвид. — Вставай! Ты что, совсем лишился рассудка?

— Вовсе нет. Рассудок вернулся ко мне, и теперь я знаю, что заслуживаю смерти. Это извержение — знак гнева Господня. Я грешил и мыслями своими, и деяниями и должен понести наказание. Спасения нет, осталось только надеяться, что Господь всемогущий простит меня хотя бы после смерти.

— Послушай, Исаак Джэггар, — начала Лилиа, но тут ее взгляд метнулся к лаве, и у нее захватило дух.

Огненный поток снес преграду и устремился к ним с пугающей быстротой!

— Послушай, — лихорадочно заговорила она, — ты, конечно, натворил немало и должен заплатить за свои грехи, но кто тебе сказал, что именно смертью? Сам посуди, зачем твоему богу уничтожать ни в чем не повинные растения и животных, если грешил только ты? К тому же ему больше придется по душе, если ты посвятишь свою жизнь добрым делам. Это будет настоящее искупление!

— Я не достоин... — пробормотал миссионер, но глаза его оживились.

— Начнем с того, что я прощаю тебя, — продолжал» девушка.

— Ты в самом деле меня прощаешь? — недоверчиво переспросил Джэггар и поднялся.

— Постараюсь.

Джэггар нерешительно шагнул к ним. Дэвид спешился и подсадил миссионера на спину лошади. Потом, шлепнув Грома по крупу, побежал рядом, держась за поводья.

— Но, Дэвид, как же?.. — начала Лилиа.

— Нет времени, — перебил он.

Когда опасный участок остался позади, Дэвид придержал жеребца, и Лилиа соскочила на песок. Они долго наблюдали за тем, как лава изливается в океан. Столбы пара взлетали в воздух с громким свистом, а набегающие волны спешили отпрянуть, словно обжегшись о жидкий раскаленный камень. Извержение еще продолжалось, но рев стал тише, колонна пепла и дыма над кратером немного опала.

Оторвав взгляд от величественной и пугающей картины, Лилиа заметила, что Исаак Джэггар снова стоит на коленях. На этот раз он молился вслух.

— Господь всемогущий, благодарю Тебя за то, что Ты явил свое милосердие и уберег нас от гибели в геенне огненной! Ты не пожалеешь о том, что сохранил жизнь своему ничтожному служителю, поскольку отныне я посвящу ее добрым делам. Никогда больше не приму сторону человека кровожадного, даже во имя своей миссии. Я исправлюсь, Господи, верь мне!

Долгожданный мир воцарился в Хана.

Лопака был мертв, его честолюбивые планы ушли в небытие вместе с ним, а воины, оставшись без предводителя, рассеялись по острову и больше не представляли угрозы. Смерть этого не в меру воинственного человека, казалось, остудила даже гнев Пеле, поскольку извержение пошло на убыль необычайно быстро. Вскоре вулкан снова впал в благословенную дремоту, а языки лавы, ни один из которых не направился в сторону деревни, остыли и потемнели.

Через три дня после роковой ночи защитники деревни в полном составе собрались у дальней бухты, чтобы отметить победу и приход мирных времен большим празднеством — луау. Они разожгли громадный костер, а когда он прогорел, в яме под слоем углей запекли целиком свинью, привезенную капитаном Раунтри из Лааины. Костры поменьше горели аккуратным полукругом, вокруг них сидели воины, отдавая должное местному напитку ива. Его выдерживали в наглухо закупоренных тыквах на солнцепеке, и получалось довольно крепкое спиртное.

Завтра поутру предстояло отправиться на Гавайи за женщинами и детьми. Само собой, их возвращение означало еще одно празднество, но теперь ничто не мешало жителям Хана наслаждаться жизнью. Ну а сегодня, кроме все-го прочего, провожали «Надежду» в обратный путь, к берегам Англии. Капитан собирался отправиться очень рано — с утренним приливом. Дик тоже уплывал, зато Дэвид оставался.

Лилиа ощутила на бедре ласкающее прикосновение и, повернувшись, улыбнулась Дэвиду, полулежавшему рядом на песке. Он улыбнулся в ответ и, поднеся к губам тыкву, сделал глоток ива. Впервые за долгое время девушка чувствовала себя очень счастливой.

Почувствовав на себе взгляд, девушка подняла голову. С другой стороны костра на нее пристально и мрачно смотрел Кавика. Никакого объяснения между ними так и не произошло, довольно было и того, что Дэвид оставался в деревне. Поняв, что окончательно потерял Лилиа, Кавика ушел в себя.

Когда взгляды их встретились, он вдруг поднялся, обошел костер и присел на корточки рядом с Лилиа.

— Ты останешься алии нуи?— спросил Кавика.

— Нет, — тотчас ответила Лилиа, так как уже обдумала это. — Когда я была алии нуи, началась настоящая война и многие погибли. Мне никогда не забыть об этом, Кавика, это будет стоять между мной и властью, мешая править. Я должна рассказать женщинам и детям о том, что по моему приказу погибли их мужья и отцы. Я боюсь этой минуты, Кавика!

— Не ожидал от тебя такого, Лилиа. — Воин покачал головой. — Неужели ты предпочла бы, чтобы все воины уцелели, а деревня перешла к Лопаке?

— Не знаю, как объяснить тебе это. Опасность миновала, но всегда может явиться другой Лопака. Я не хочу еще раз посылать людей на смерть. Словом, я решила сложить с себя власть алии нуи. Мой последний приказ таков: разобрать надстройку на стене, чтобы она не напоминала о войне и смерти.

— Кто же тогда будет править?

— Акаки. Война закончена, воцарился мир, а в такое время никто лучше ее не сумеет править Хана. Когда мы увидимся, я расскажу матери о том, как хорошо ты защищал деревню. Хана будет гордиться тобой, и Акаки найдет для тебя подходящее занятие и в мирное время.

Кавика посмотрел на нее долгим взглядом и ушел к другому костру.

— Я сочувствую ему, Лилиа, — тихо сказал Дэвид. — Жаль, что он несчастен, когда все кругом так счастливы.

— Не жалей его, он встретит и полюбит другую женщину. Теперь многие остались без мужей и возлюбленных...

Лилиа умолкла, но снова оживилась, когда зарокотали барабаны, затрещали трещотки и собравшиеся затянули песню. Печальная сменилась веселой, и вот уже несколько мужчин вскочили со своих мест и начали танец хула— безмолвный рассказ о долгой осаде, о смертельной схватке и дорого доставшейся победе. Танцующие передавали все это грациозными движениями тел и рук.

Лилиа, наблюдая за танцем, думала о будущем, ожидающем ее и Дэвида на Мауи. Мечтая о плантации сахарного тростника, Дэвид уже исследовал окрестности в поисках подходящего участка земли. Вчера они вдвоем побывали на отлогом холме к югу от деревни, где он намеревался построить дом. Лилиа почти не интересовало, увенчаются ли успехами замыслы Дэвида. С нее довольно было и того, что они будут вместе на Мауи.

Барабаны умолкли, и девушка увидела Дика Берда. Он успел уже не раз приложиться к тыкве с иваи теперь не совсем твердо держался на ногах, но выглядел великолепно в своем лучшем наряде. Дик раскраснелся, глаза его сверкали. Подойдя к Лилиа, он снял шляпу и поклонился.

— Еще в Англии я пытался написать легкомысленную песенку в вашу честь, прекрасная Лилиа. Увы, муза в тот вечер отправилась к кому-то другому, и ничего из моей песенки не получилось. Я подумал: может, на Мауи она будет сговорчивее. Подкрепился хорошей порцией ива... Словом, не судите строго.

Девушка засмеялась и захлопала в ладоши, готовая благосклонно принять произведение легкомысленного друга. Дик начал:

Как на острове Мауи Круглый год цветут цветы.
Там была алии нуи. Несказанной красоты.
Где-то в море-океане
Остров Англия лежит.
Там красивый англичанин
Двадцать с лишним лет прожил.

Далее в столь же шутливой манере последовало описание поворотов судьбы, благодаря которым Лилиа и Дэвид в конце концов оказались вместе. Завершилась песенка так:

Ах, прекрасная Лилиа,
Воплощение любви!
Как божественно красивы
Очи ясные твои!
Очень скоро день настанет,
Когда славный наш герой
Под кокосовою пальмой
Назовет тебя женой!

Допев песню, Дик отвесил такой глубокий поклон, что потерял равновесие и едва не ткнулся головой в песок. Лилиа захлопала в ладоши с еще большим азартом. Островитяне, не понявшие ни единого слова, хлопали так же азартно.

Девушка знала, что ей будет очень недоставать этого жизнерадостного человека. Дэвид убеждал друга остаться и своими глазами увидеть их свадьбу в лучших местных традициях. Но Дик твердо решил отплыть на «Надежде».

— Тебе давно пора отпустить капитана Раунтри на свободу, дружище, — смеясь, сказал он, — а у меня нет желания возвращаться в Лааину и подыскивать себе другое судно, просто потому, что я там уже был. На белом свете столько разных мест, столько лиц и приключений, что сотни жизней не хватит, чтобы объять все это. А у меня жизнь, увы, одна. Но не волнуйтесь, когда-нибудь я вернусь сюда и останусь с вами.

Вспомнив об Исааке Джэггаре, Лилиа нашла его взглядом, почти уверенная, что увидит неодобрение на его аскетическом лице. Однако миссионер сильно изменился за прошедшие три дня. Его узкие бледные губы слегка улыбались, и он кивал почти благодушно. Возможно, его обрадовало то, что Лилиа после туземного обряда согласилась обвенчаться по христианскому обычаю. Исаак Джэггар воспрянул духом при этом известии. Сразу после церемонии он собирался покинуть остров и отправиться дальше, чтобы выполнить свой обет.

Песни и танцы возобновились. Лилиа шепнула несколько слов на ухо Дэвиду. Тот кивнул, и они рука об руку покинули полукруг костров.

Стояло полнолуние, большой светлый диск благосклонно взирал с ясных небес на землю, еще хранившую дневное тепло. Лилиа и Дэвид брели по белому песку пляжа, пока рокот барабанов не слился с шумом прибоя.

Лилиа остановилась.

— Милый, я хочу танцевать для тебя. Вообще-то считается, что хула— мужской танец, но и женщины танцуют его наедине с любимым и только для него. Когда-нибудь этот танец станет общим, и это хорошо, потому что он прекрасен.

Девушка отступила на несколько шагов и сбросила свою капа. Дэвид, не сводя с нее взгляда, присел на песок.

Поначалу очень медленно и плавно, потом со все большим пылом Лилиа двинулась в танце. Ее тело говорило на самом древнем языке земли. Тронутый до слез, Дэвид, европеец по крови и воспитанию, понял все слова любви, которые сказала ему Лилиа одними движениями. Он думал о том, что нет ничего более сказочного, более магического, чем этот танец под полной луной, на берегу мерно дышащего океана.

Когда Лилиа замерла в грациозной позе, Дэвид протянул к ней руки, и она приблизилась так смущенно, словно то была их первая брачная ночь. Он привлек ее к себе, и они опустились на песок, посеребренный лунным светом.