Татьяна Устинова, Павел Астахов

Дочки-матери

Ощущение, что на тебя на полной скорости несется поезд, априори не может быть приятным. Это Натка хорошо помнила еще с того момента, как попала в ковидный госпиталь. Именно тогда она впервые осознала, каково это — оказаться лицом к лицу с неизбежным, когда от тебя ничего не зависит. Вообще ничего, ни капельки.

Однако испытываемое ею сейчас ощущение было еще хуже. Ей казалось, что она сидит на крыше того паровоза (или тепловоза, в железнодорожных терминах она не очень разбиралась), который на полной скорости несется в бездну, увлекая за собой вагоны. Свистит ветер в ушах, мелькают какие-то незнакомые полустанки, невидимый машинист разгоняет поезд все быстрее, а она, Натка, сидит себе на крыше, не имея возможности ни повернуть несущуюся к краю махину, ни спрыгнуть.

Конечно, в ее случае машинист, управляющий поездом, ей хорошо знаком. Более того, в его роли выступает ее любимый мужчина — капитан Таганцев, да и спрыгнуть с поезда вполне реально. Только в результате этого кульбита можно серьезно разбиться. Точнее, разбить спокойную, устаканившуюся, да что там греха таить, счастливую совместную жизнь с этим самым капитаном Таганцевым.

Буквально в прошлые выходные, когда Натка, чтобы всласть насладиться крайне удавшимся в этом году летом, ездила на дачу, она слышала, как у Татьяны Ивановны Сизовой, ее соседки и по совместительству ангела-хранителя, играла какая-то песня, скачанная из интернета. Пользоваться поисковиком для того, чтобы запускать полюбившуюся музыку, а также выводить ее через большую колонку так, чтобы было слышно на участке, стариков Сизовых, разумеется, научил Сеня.

Нововведение пенсионерам пришлось по вкусу, а блютус-колонку Натка подарила любимым соседям на очередную годовщину семейной жизни, аккурат перед началом дачного сезона, так что музыкальным сопровождением теперь могла наслаждаться вся деревня. Вот и Натка наслаждалась, в том числе и песней, в которой были такие слова: «Смахни осколки и плачь, теперь не будет огня. Из тысячи неудач ты — главная для меня» [Из песни Юрия Смыслова «Осколки».].

Почти семейная жизнь с Таганцевым могла разбиться именно на такие вот осколки и стать главной неудачей, к чему Натка была категорически не готова. Поэтому старалась удержаться на крыше стремительно несущегося поезда: то упираясь ногами, то хватаясь руками за какие-то невесть откуда взявшиеся металлические поручни. Таганцев, к счастью, ее отчаянных стараний не замечал, полностью уверенный в том, что ведет поезд в правильном направлении.

Например, сейчас состав выдвигался в сторону города Энгельс в Саратовской области. Того самого, из длительной командировки в который Костя совсем недавно вернулся. С победой, разумеется, вернулся, помог тамошним сыщикам вычислить и обезвредить серийного маньяка и, будучи награжденным за усердие отпуском в разгар лета, что, признаться, бывало нечасто, теперь вез в Энгельс Натку, причем по сугубо личным делам.

Сугубо личное дело звали Настей. Настенькой. Настюшкой. И было этому делу два с половиной года от роду. Белокурый ангелочек с огромными синими глазами, которого капитан Таганцев, прямо скажем, вытащил из очень неприятной ситуации, сейчас находился в доме ребенка. Костина идея-фикс заключалась в том, что Настеньку им с Наткой следует усыновить. То есть, разумеется, удочерить. И цель первого визита заключалась в том, чтобы показать Натке ангелочка, чтобы она тут же бесповоротно в него влюбилась. То есть, разумеется, в нее.

Натка, видевшая Настюшку только на фотографии, признавала, что девочка правда чудо как хороша, но вот в своей способности с места в карьер влюбиться в ангела была не уверена. В ее повседневной жизни и так слишком много неопределенности и достаточно суматохи. Старшая сестра Лена всегда называла Натку авантюристкой и вытаскивала из различных историй, в которые младшая попадала с завидной регулярностью.

Сын-второклассник Сеня, которого Натка с самого рождения воспитывала одна, находился на пороге подросткового возраста, и Натка, глядя на племянницу Сашку, дочь Лены, подозревала, что гладко этот период точно не пройдет. Если уж для благоразумной Сашки не прошел, то для неугомонного Сени, выдумщика и предприимчивого фантазера, не пройдет точно.

Кроме всего прочего, несмотря на решительный и бесшабашный характер, судьбоносные решения Натке всегда давались непросто. К примеру, она никак не могла решиться выйти замуж за Костю, с которым встречалась уже несколько лет и который почти уговорил ее стать его законной женой. Вот только короткое слово «почти» было в этом вопросе ключевым и последнего шага — через порог ЗАГСа — Натка так и не сделала. А тут ребенок. Чужой, достаточно большой, наверняка не очень благополучный. А что? Дети из нормальных семей в доме ребенка не оказываются.

Но Константин был так взволнован судьбой девочки, так рвался забрать ее в нормальную семью, компенсировать те страдания, через которые Настюшке довелось пройти, что сказать вслух о своих сомнениях Натка не могла и сейчас покорно ехала в Энгельс, посмотреть на Настеньку. В голове крутился дурацкий мем, взорвавший интернет. «Вы рыбов продаете? Нет, только показываем. Красивое». Вот и она пока ехала только смотреть, а не «покупать», и эта мысль хоть немного успокаивала. Время до окончательного принятия решения еще есть.

Она даже Лене не рассказала о том, куда и зачем они с Таганцевым едут. Не хотела, чтобы кто-то знал до тех пор, пока обратного хода точно не будет. Натка и сама не понимала, чего больше боится: что старшая сестра раскритикует идею, сказав, что у них с Таганцевым «не все дома», или, наоборот, того, что горячо поддержит. Зная Лену, можно было допустить оба варианта.

Сеня опять гостил в деревне у Сизовых, и Натка была очень благодарна соседям, что те, уже в который раз, выручают ее на школьных каникулах. Сеня проводил у них большую часть лета, потому что плюсы свежего воздуха, фермерского молока, теплой речки и веселой деревенской компании трудно было переоценить. Если бы не Татьяна Ивановна и Василий Петрович, сидеть бы Сеньке в московских каменных джунглях. Конечно, непоседливость ее сына доставляет соседям немало хлопот, но те, не имея своих детей, мальчика любят как родного внука, да еще и программу для чтения на лето осилить помогают. Сама Натка бы точно не справилась. Сдалась. Какой современный ребенок летом готов читать книги, скажите на милость.

В общем, Сеня был пристроен еще минимум на неделю. Лето кончалось, до первого сентября рукой подать, поэтому поездку в Энгельс решили не откладывать, во-первых, и отправиться на машине, а не на поезде, во-вторых, восемьсот пятьдесят километров, которые предстояло преодолеть по трассе, для опытного водителя Таганцева препятствием не являлись, а наличие машины жарким летом, да еще когда едешь в город, расположенный на Волге, выглядело значимым преимуществом. Пусть маленькое, но все же путешествие. К тому же после всевозможных ограничений в последние годы Натка соскучилась больше всего по путешествиям.

Сейчас, собираясь в дорогу, она вспоминала, как впервые услышала от Таганцева про Настюшу. Случилось это в апреле, в тот самый момент, когда зима уже сдавала свои позиции, но весна задержалась где-то на подходах. Или это Натка после больницы постоянно мерзла и хандрила без уехавшего в командировку Кости, по которому, оказывается, тосковала гораздо сильнее, чем могла себе представить.

Он занимался важным и сложным делом, однако звонил каждый день, стараясь, насколько это возможно, поднять настроение любимой женщине и развеять овладевшие Наткой хандру и апатию. Рассказывать он пытался что-то либо веселое, либо нейтральное, что с его работой было довольно трудно, особенно учитывая то обстоятельство, что ловили они в то время серийного убийцу. Но Костя старался.

В тот день Натка по первым словам любимого поняла, что он расстроен, причем довольно серьезно.

— Что-то случилось, Кость? — спросила она осторожно. Вмешательства в рабочие дела Таганцев не терпел.

— Да я сегодня был в областной детской больнице и целый день не могу отойти от увиденного, — признался он.

Натка ничего не поняла. При чем тут областная больница, да еще и детская. А Таганцев объяснил, что к чему. В социальных сетях он наткнулся на шум, поднятый женщинами, лежавшими в областной детской больнице со своими маленькими детками. Одна из девочек в палате оказалась из дома ребенка, а потому лежала целыми днями совсем одна. Понятно, что ребенку двух с половиной лет трудно объяснить, почему надо лежать, когда тебе, к примеру, ставят капельницу, поэтому медсестры девочку привязывали на время процедуры, да и после отвязать, бывало, забывали.

Часами к малышке никто не подходил. Ее даже умывали не каждый день. Понятно, что сердобольные соседки по палате старались помогать как могли, но у каждой из них на руках свой больной и капризный ребенок. Когда же они обращались к персоналу с просьбой как-то внимательнее относиться к девочке, которую звали Настей, то слышали в ответ, что рук не хватает, забот и так слишком много, а ребенок детдомовский, поэтому жаловаться никто не будет, да и отвечать не придется.