Павел Астахов
Класс. История одного колумбайна
Самая благородная и сладкая месть — это прощение.
Пьер Буаст
Бабушка
Похожий сон Дима Свободин видел уже не первый раз, он повторялся неоднократно, а в последние месяцы все чаще и чаще. И этот кошмар, с жутким упорством воспроизводящий события многолетней давности, каждый раз изобиловал массой таких пугающих деталей, которые не были им замечены в тот день, когда все случилось. И это было понятно — трагедия произошла почти семнадцать лет назад, когда ему едва исполнилось пять.
В то время они всей семьей отдыхали на Черном море, в районе Анапы, в частном доме. В их двор часто захаживала бездомная дворняга. С грязной, свалявшейся шерстью, хромающая на заднюю лапу, она бродила по округе и преданно заглядывала каждому встречному в глаза, выпрашивая еду. Местные жители давно привыкли к ней и изредка кидали корку хлеба или кость. Ее все почему-то называли Елкой. Почему именно Елка? Да кто теперь знает. Елка и Елка. Дима тогда про себя решил, что, наверное, это из-за шерсти собаки, которая со временем превратилась в заскорузлый колтун, словно когда-то мягкая шубка внезапно ощетинилась хвойными колючками. И действительно, однажды, набравшись храбрости и осторожно погладив Елку, он с изумлением ощутил подушечками пальцев загрубевшую шершавую корку.
Маленький Димка тоже подкармливал Елку, тайком, чтобы этого не видели взрослые. Прятал в карман кусок хлеба или половину котлеты и бежал на улицу, высматривая бездомную псину. Елка постепенно тоже привыкла к нему и, потявкивая, бежала навстречу, радостно виляя облезлым хвостом. Она быстро и жадно проглатывала угощение, просительно глядела на Диму своими большими слезящимися глазами. В то лето Елка встречала его уже беременной, и Дима, сгорая от нетерпения, ждал, когда наконец на свет появятся щенки.
Но щенки не появились.
Мучивший его навязчивый сон начинался как обычно ровно и безмятежно. Солнечное, теплое утро, на завтрак — душистые аппетитные блины со сметаной и абрикосовым вареньем. Дима тайком прихватывает два блина и торопливо засовывает их в шорты — родители не одобряли его сентиментальные порывы кормить беспризорную живность в округе. Вокруг карманов штанишек проступают жирные пятна, но мальчик не придает значения этим мелочам и спешит на улицу. Пора накормить Елку — она вот-вот должна родить, и ей нужно хорошо кушать!
Он выбегает на дорогу, бросив распахнутой калитку. Собаки нигде нет.
Выкрикивая ее имя, Дима идет искать бедную дворнягу. Странно, куда она подевалась?! Блины в карманах слиплись, превратившись в бесформенные остывающие комочки.
«Елка, Елка», — зовет он, крутя по сторонам стриженой головой.
Где же она? Он уже дошел до колодца, а дальше начинается асфальтированная дорога, по которой ездят машины и автобусы, и родители строго-настрого запрещали так далеко уходить, но псины все не видно.
«Я только посмотрю, нет ли там собаки, и сразу обратно», — решает мальчик.
Он приближается к трассе и видит, что на пыльной обочине лежит что-то неопределенное, бесформенное, грязное, серо-красное, и это мерзкое существо шевелится. Внутри Димы что-то неприятно царапает, словно предвещая беду.
Он напряженно вглядывается и внезапно вздрагивает от всполыхнувшей догадки: «Это — Елка!» Собака еще жива, ее трясет как в ознобе. Она судорожно открывает и закрывает пасть, словно ей не хватает воздуха. Голова и передняя часть Елки целая, а вот то, что начинается потом… Белый как мел, Дима неотрывно смотрит на агонию бедного животного.
«Это похоже на кашу. Красную кашу», — возникает у парнишки мысль. И даже много-много дней и месяцев спустя при одном лишь воспоминании об этом перед глазами возникал багровый туман, а живот мальчика скручивали спазмы.
Но это случится потом. А сейчас…
На раскаленном от солнца асфальте виднеется алый блестящий след, и Дима не сразу догадался, что Елку сбила машина, и она из последних сил отползла на обочину.
Из глотки собаки доносятся какие-то хрипы, и в какой-то безумный миг мальчику чудится, что умирающая собака хочет ему что-то сказать.
Чудовищное зрелище оглушило и раздавило его, никогда ничего подобного за всю свою короткую жизнь Дима не видел. Словно в чужом теле, он неосознанно делает шаг вперед. Он чувствует, будто что-то сдерживает его, как… стальной обруч.
Собака хрипит, ее глаза затуманиваются.
«Елка, — шепчет Дима, чувствуя, как что-то щиплет его глаза. — Елка, Елочка… не умирай, пожалуйста!»
«Дима!»
Он вздрагивает, с ужасом глядя на Елку. Кто зовет его по имени?
«Дима, помоги!»
Стекленеющий взгляд издыхающей собаки гипнотизирует.
«Елка? Это ты мне?» — тихо спрашивает он.
«Помоги, внучок», — уже отчетливо произносит Елка.
Ошарашенный Дима, спотыкаясь на ватных ногах, пятится назад.
«Дима!»
По телу собаки пробегает предсмертная дрожь, и мочевой пузырь Димы опорожняется сам по себе. По бежевым шортикам расплывается темное пятно.
«Меня накажет мама», — отстраненно думает он.
Блины, уже остывшие, до сих пор лежат в карманах. Дима понимает, что Елка уже никогда не попробует эти блины. Впрочем, как и другие вкусности, которые он всегда приносил этой бездомной собаке…
Глаза застилают слезы, жгучие и прозрачные.
— Дима!
Опоясывающий его стальной обруч разваливается, и он, набрав в воздух легкие, кричит, зажмуриваясь от ужаса…
Он тут же разлепил веки, с гулко стучащим сердцем подскочив на постели. Солнце еще не встало, в комнате царит предрассветный полумрак. Дмитрий коснулся лба, покрытого холодной испариной.
«Бедная Елка. Бедные щенки».
Эта мысль вонзается в его сознание и, мягко рассекая действительность, скользит следом за обрывками жуткого сна, будто увлекаемый ветром пожухлый лист.
— Ди… мочка!
Он вздрогнул, словно получив пощечину. Моргнул несколько раз, чтобы окончательно убедиться, что все происходит наяву. Но этот хриплый, надрывный голос…
— Ди… — снова послышалось откуда-то из коридора.
«Бабушка!»
От этой пронзительной догадки Дмитрия словно обдало жаром. Путаясь в одеяле, он спрыгнул с кровати и бегом кинулся из комнаты.
Маргарита Васильевна лежала в коридоре, рядом с ванной комнатой, и в какие-то доли секунды парню показалось, что это вовсе не бабушка, а умирающая Елка с разорванным животом. Дмитрий упал на колени перед старой женщиной, с затаенным страхом вглядываясь в ее бледное осунувшееся лицо.
— Димочка, — с усилием проговорила Маргарита Васильевна, невидяще глядя на внука.
— Бабуля, что с тобой? Ты поскользнулась?
Дмитрий прилагал невероятные усилия, чтобы его голос звучал спокойно, но это не очень-то получалось — внутри уже все ходило ходуном от нарастающей паники. Бабушка была в длинной просторной ночной рубашке, и он торопливо поправил ткань, закрывая ее дряблое бедро.
— Я тебе сейчас помогу! Все будет в порядке…
Он обошел лежащую старушку и, присев на корточки, осторожно взял ее под мышки. Но лишь стоило приподнять ее, как из блеклых губ бабушки вырвался протяжный стон. Дмитрий испуганно разжал пальцы.
— Боль… больно, — прошептала Маргарита Васильевна. — Спина…
Дмитрий выпрямился, оглядываясь по сторонам.
— Я вызову «Скорую», — сказал он наконец.
Бабушка молча смотрела на него, и вновь молодой человек подумал, что на него глядит умирающая Елка.
— Спину не чувствую, — чуть слышно пробормотала бабушка. — Ноги… отнялись… я тебя… плохо вижу… Дай руку…
— Сейчас, сейчас, погоди, — заторопился Дмитрий. Он бросился к телефону, на ходу вспоминая, по какому номеру вызывать «Скорую помощь».
«103» — щелкнуло в мозгу, и он, нажав нужные клавиши, с замершим сердцем прижал трубку к уху.
— Пожалуйста, человеку плохо! — заговорил он, услышав безликий голос диспетчера. — Возраст? Восемьдесят семь. Она упала, на полу лежит, что-то с позвоночником!.. Адрес…
Закончив разговор, он повернулся к бабушке.
— Скоро приедут врачи, — сообщил он, стараясь унять дрожь, волнами пробегавшую по всему телу. — Не переживай, тебе обязательно станет легче!
Маргарита Васильевна ничего не ответила. Глаза ее широко раскрылись, дыхание стало клокочущим, словно она захлебывалась, и Дмитрия охватил отчаянный страх. Что делать в таких случаях?! Перевернуть на живот?
— Димочка… дай… руку, — прохрипела бабушка. Старческая грудь под ночной рубашкой ходила ходуном, страшные хлюпающие звуки, доносящиеся из ее рта, становились громче и отчетливее. Казалось, внутри Маргариты Васильевны что-то лопалось и рвалось. Она с трудом приподняла свою руку, высохшую, с набухшими фиолетовыми венами, и Дмитрий обхватил ее пальцами, поразившись, насколько холодной была ее кожа. Словно вся кровь в сосудах и венах бабушки превратилась в кристаллики льда.
— Прошу тебя, потерпи немножко, — взмолился он. — Скоро все закончится!
Глаза пожилой женщины закатились, пальцы впились в ладонь внука, и Дмитрий почувствовал, как в горле застрял комок.
«Где же “Скорая”? Сколько еще ждать?» — безостановочно крутилась в голове мысль.
Так он и сидел, сжимая холодные пальцы бабушки. И хотя прошло всего несколько минут, Дмитрий был уверен, что как минимум пролетел час.