Да ещё чертова груша. Почему это не могла быть яблоня? Дуб? Берёза? Что угодно. Хоть мексиканский кактус. Нет, же. Из всех возможных вариантов я выбрал именно грушу.

Поэтому, события не только не остановились, замедляя свой бег, но и ускорились, набирая обороты.

Некая гражданка Виценко, фамилию, само собой я узнал гораздо позже, из цитируемого участковым заявления, решила справить нужду. Все нормальные деревенские люди по ночам делают это в ведро. Самый оптимальный вариант.

Однако, гражданка Виценко, походу, имела тягу к романтике и не имела здравого смысла. Поэтому отправилась в туалет. Оказавшись во дворе, она услышала шум, который доносился со стороны деревенской улицы.

Что сделает нормальный человек? Правильно. Развернется, пойдет домой и закроет дверь на замок. Я бы поступил именно так. Но, уже было упомянуто выше, данная особа со здравым смыслом состояла в сложных отношениях. Поэтому она вышла со двора на улицу и отправилась посмотреть, что за сволочь не спит, наводя беспорядки в селе.

Каково же было ее удивление, когда возле соседнего палисадника она увидела того самого, всем известного колхозного быка, который буквально ещё днём считался без вести пропавшим. Или украденным, предположительно, племянником Щербакова Виктора, то есть мной.

Бык самым наглым образом стоял и жрал соседские груши. Бык стоял, а забор палисадника лежал. Просто забор был препятствием на пути Лютика к желанным грушам, а потому тот его просто снёс. Более того, на верхних ветвях сидел не кто-нибудь, а не к ночи упомянутый племянник Щербакова Виктора, хорошо известный всей деревне удивительной дурью и блажью, то есть я.

— Доброй ночи… — Культурно и вежливо поздоровался с женщиной.

— Сгинь, скотина… — Несмело прикрикнула гражданка Виценко.

Не понятно, кому именно предназначались эти слова, мне или быку.

Бык, кстати, гражданку Виценко тоже заметил. Несколько минут они просто смотрели друг на друга.

Несомненно одно, вдохновения и смелости гражданке Виценко добавляла близость родного двора, в который она могла убежать. Груша, хоть и соседская, но, как известно, в селе через одного каждый друг другу или брат, или сват.

Скотина сгинуть не собиралась. А я, к сожалению, не мог. Хотя в общем и целом против данного развития событий вообще ничего против не имел. С огромным удовольствием оказался бы сейчас в дядькином доме, а не верхом на груше, так сильно привлекающей быка.

Лютик задумчиво посмотрел на новую участницу нашей вечеринки.

Думаю, он расценил непонятную тётку в ночной рубашке и накинутом сверху домашнем платье, как угрозу своему кулинарному празднику. Лютик возмущённо замычал, а потом бросился к гражданке Виценко. Та, взвизгнув, рванула к родной калитке, но то ли спросонья, то ли с перепуга побежала совсем не в ту сторону, в которую надо было бежать. Стартанула не к своему двору, а наоборот, от него. Говорю же, у бабы несомненно проблемы со здравым смыслом.

Поняла гражданка Виценко, что направление выбрано неправильно, только после того, как пробежала несколько метров, а родной калиткой и не пахло. Зато впереди маячил огромный стог сена, накрытый брезентом.

На ходу проработав все возможные варианты, которых, сказать честно, вообще не имелось, дамочка обежала стог, бык — за ней.

Так они напару намотали три или четыре круга. Не знаю, в чем заключался гениальный план этой женщины. Возможно, она надеялась, что Лютик задолбается бегать кругами, у него начнется головокружение и морская болезнь. Потому как никакого другого логического объяснения ее поведению найти не могу.

Лютик уставать не торопился, он нажрался груш и чувствовал себя достаточно бодро. Ему вообще, походу, все происходящее очень нравилось. Весело, задорно, с огоньком.

— Жорик, слазь… — Позвал меня Андрюха из кустов.

— Нет уж. Тут очень даже хорошо. Пока эту огромную тварь не заберут, я хрен куда пойду.

Гражданка Виценко в этот момент, услышав наши голоса, громко, с завыванием, заголосила на все село.

— Да сделаете же что-нибудь, ироды!

Я так понимаю, морская болезнь и головокружение начались у дамочки. Быку было хоть бы хны.

В соседних домах стали загораться керосинки. Ну, потому что орала гражданка Виценко так, что, наверное, слышала ее вся округа.

— Эх… Бабу надо выручать… — Сказал вдруг дед Мотя из кустов.

Дальнейшие событий произвели на меня, честно говорю, неизгладимое впечатление тем героизмом, который внезапно проявил наш дед.

Матвей Егорыч, кряхтя и причитая о несправедливости жизни, выбрался на дорогу, а потом начал дразнить Лютика, привлекая его внимание. Много на это времени не потребовалось. Как только бык переключился на деда, тот рванул в сторону огородов, на ходу крикнув, чтоб мы будили зоотехника. Он, типа, Лютика, к пруду уведет. Там диких груш вообще полно́.

Ну, а дальше, собственно говоря, стало совсем весело. Народ выскакивал со дворов, потому что, с одной стороны — гражданка Виценко орала, как резанная, обвиняя нас во всех грехах, а с другой, где находились огороды, — доносился отборный мат Егорыча, ведущего неравный бой с быком. Деревенские заметив меня и Андрюху, я всё-таки с дерева слез, начинали возмущаться, требуя председателя, партию и родной колхоз избавить Зеленухи от напасти в нашем лице.

Было, между прочим, очень обидно. Мы, блин, быка им нашли. Я нашел! Рисковали жизнью, отвлекая его от мирных жителей, а они ведут себя, как хрен пойми кто. Эти мирные жители.

В общем, закончилась история нашего ночного похождения тем, что оказались мы в кабинете Ефима Петровича.

Участковый уже не злился. Он нас ненавидел. Искренне, всей душой. Это было заметно по желвакам, ходившим на скулах немолодого, кстати, мужика.

Для начала, тот факт, что именно наша троица стала причиной преждевременно начавшегося рабочего дня участкового, мало располагал к обоюдной любви. Как выяснилось, Ефим Петрович благополучно спал, когда к нему в окно дома с криком «Что творится то?! Что творится?! Конец света пришел!» начали ломиться особо впечатлительные местные жители.

Уже проснувшись и разобравшись, что именно происходит, участковый, как был, в трусах и майке, вскочил на свой служебный мотоцикл и помчал к дому зоотехника. Допустить, чтоб бык в противостоянии с дедом Мотей одержал победу, Ефим Петрович не мог. Не столько много в селе героев Советского союза, чтоб ими разбрасываться. Да ещё потом придется объяснять начальству, какого черта у него быки гробят героев войны.

А вот уже зоотехник, в свою очередь, разыскал по звукам мата Матвея Егорыча, который сидел в пруду и оттуда обызывал жрущего груши Лютика разными непотребными словами.

И вот теперь мы изображали из себя святую, оскорбленную невинность. Лучше всего, естественно выходило у Матвея Егорыча.

— Говорю же тебе, странный ты человек, спал я. Спал, как младенец. И вдруг снится мне сон. Главное, яркий такой, будто на самом деле оно происходит. Поле, рожь колосится…а издалека зовёт меня голос. Матвей… Матвеюшка… Вот так. Понял? Я и проснулся. Вышел на улицу. Чувствую, надо идти. Ну и пошел дальше. Шел, шел, а навстречу бык. Тот самый, наш, колхозный. Представляешь?

— Та-а-а-а-к… Ладно. — Участковый откинулся назад.

Перед ним, на столе, имелась печатная машинка, на которой он планировал запечатлеть наш рассказ. Два часа уже были убиты на беседу со свидетелями, допросом это не назову, а чистый лист был испорчен только одним словом «смеркалось…»

Хочу заметить, первые пять листов, уже скомканные, валялись в мусорном ведре. Причем пятый, был порван на мелкие части с особым остервенением. Когда Ефим Петрович его рвал, он смотрел прямо на деда Мотю. Было ощущение, что в этот момент участковый представлял, будто в его руках сам Матвей Егорыч. Мне кажется, он был готов даже отчитаться перед руководством за героя войны, которого в деревне больше нет. Ясное дело, хоть деревенский, но Ефим Петрович — мент. И он вполне понимал, над ним форменным образом глумятся, рассказывая всякую хрень.

Просто по началу участковый начинал печатать сразу, вслед за рассказом деда. На втором или третьем предложении понимал, подобную чушь он просто не имеет права записывать, хватал ни в чем не повинную бумагу, мял ее и швырял в сторону ведра.

— Значит, ты — спал. Хорошо. Щербаков Андрей Викторович, ты что имеешь сказать?

— Ефим Петрович, да что ж мы все по кругу ходим. Я ведь уже говорил. Спал, никого не трогал…

— Погоди. Дай угадаю. — Перебил братца участковый, — И тут снится тебе поле и рожь! А издалека зовёт голос?

— Нет. — Переросток покачал головой. — Что ж Вы меня сбиваете с мысли. Рожь снилась вон деду Моте. А я проснулся, потому что стало мне нечем дышать. Я ж и вышел во двор. Понимаете, прям воздуха не хватало.

— Понимаю, — Согласился участковый. — А Георгий Аристархович Милославский каким боком там оказался? Кинулся догонять и делать искусственное дыхание? Вы вдвоем, если верить показаниям Виктора Щербакова, спали на сеновале.

Естественно, дядька в кабинете участкового уже отметился. Нас с Андрюхой он наградил таким выразительным взглядом, что сильно захотелось поинтересоваться у Ефима Петровича, может, всё-таки есть обезьянник? Я совсем непротив пятнадцати суток за нарушение общественного порядка.