— Какой-то ты странный, Симонов. Тихий. Обычно балагуришь. А я предлагал, давай другого отправим. Бо́льно молод. Теперь стоишь, как мешком пришибленный. Штаны ночью хоть не обгадил? — Мужик хохотнул, подтолкнув меня плечом, но сразу же стал серьезным. Посмотрел как-то пристально, с сочувствием. Поднял руку и стряхнул невидимые пылинки с моей одежды.

Опять? Третий человек уже говорит о ночных событиях, имевших для деда, а, значит, и для меня, серьезный вес. Не знаю, где был Иваныч, но, чем бы он не занимался, сейчас оно на руку. Можно валить все странности на это.

— Почти обмочился. — Постарался ответить в тон начальству. Мол, я, конечно, готов служить Родине, живота не жалея, но расти есть куда. Пока ещё салага и этого не стесняюсь.

То, что стоящий рядом мужик не из простых рядовых, было понятно даже идиоту, хотя один ромб на петлице мало о чем говорил. Погоны на гимнастёрке отсутствовали. Могу предположить лишь, передо мной майор. Чисто по логике вещей. Дурацкая система знаков различия.

— Товарищ майор государственной безопасности, — Молодой мужчина, темноволосый, похожий на выходца с Кавказа, поднялся из-за стола, где сидел на момент моего появления, и подошёл к нам. Судя по всему, занимал должность адъютанта. — Я докладываю?

— Рафаэль Семенович, буду признателен. — Ответил мой сопровождающий. — Там как? Тихо?

Майор кивнул на закрытую дверь непосредственно самого́ кабинета. В данный момент мы находились в помещении, которое условно можно было назвать приемной. Ряд стульев вдоль одной стены, тяжёлые шкафы вдоль другой, рабочее место кавказца возле окна. Строго, лаконично. Ничего лишнего.

Со званием, выходит, попал в точку. Теперь хоть бы имя узнать. Могу, конечно, в силу субординации, использовать обращение по званию, но, если оценивать отеческий взгляд, которым он меня осматривал, стряхивая невидимые пылинки, долго так тоже не протянешь. Мы явно имеем не только рабоче-уставное общение. Чувствуется некая забота.

Кавказец на секунду задержался глазами на моей персоне.

— Зря Вы его, Никита Пахомович, в порядок не привели. Не на танцы явились.

— Лаврентий Павлович сказал, как только в себя придет, сразу к нему. Сам понимаешь, — Майор вдруг перешёл на «ты», слегка наклонившись к кавказцу и понизив голос, — Приказ есть, надо выполнять. Тем более, это касается личного желания товарища генерального комиссара государственной безопасности.

Я слушал двоих мужчин и отчётливо понимал, у меня сейчас от всех этих «товарищей» закипит мозг. А мы, современные менты, ещё кочевряжимся перед своим начальством. Тут вон звание пока выговоришь, хоть бы не запутаться.

Непроизвольно в голове возникла трусливая мыслишка: Господи, пусть это все же будет сон. Потому что, если мы в реальности, то спалюсь я ко всем чертям. Ладно я. Деда угроблю. Чего доброго, отправят вот так к стенке, как Белиал сказал, и все. Не будет потом, ни отца, ни меня. А что? Вполне возможно. Ничему не удивлюсь.

Понятия не имею, что это за Звезда Давида, упомянутая «Клетчатым», но будь она трижды проклята. Вопрос у меня к ней тот же. Почему я? В России — миллионы человек. На земле — вообще миллиарды. По какому принципу эта дрянь выбрала меня?

— Лаврентий Павлович, — Кавказец, тем временем, успел заглянуть в соседнее помещение, приоткрыв дверь, — Тихонов тут… Есть!

Он обернулся к нам и кивнул, приглашая пройти. Майор, фамилия которого выяснилась опытным путем, как совсем недавно имя с отчеством, одернул без того идеально сидевшую гимнастёрку, а затем, чеканя шаг, направился в кабинет.

Я с тоской посмотрел на кавказца, потом на дверь, ведущую в коридор, потом снова на кавказца. Отчего-то внутри присутствовала уверенность, переступлю порог кабинета Берии, пути обратно не будет. Его, по идее, и сейчас нет. Не прыгать же мне в окно? Даже прыгну, что толку? Если только убиться насмерть. Однако, судя по пейзажу за стеклом, этаж не выше третьего. Ноги переломаю, людей насмешу, а потом точно расстреляют, как врага народа или шпиона. Даже под психа вряд ли закосить получится. Времена не те.

То есть, теоретически, выхода точно нет. Откуда тогда четкая уверенность, что войдя в кабинет Берии, я сделаю определенный выбор?

— Не бойся. Тебе выпала большая честь, понимаю твои сомнения. Думаешь, достоин ли? Но раз эту ночь пережил, значит все правильно. — Пока раздумывал, Кавказец подошёл ближе и положил руку на плечо. Видимо, это был жест поддержки.

Вот чудак. Он считает, меня терзают сомнения о собственной значимости, а я, на самом деле, строю план, как избежать неизбежного. Если бы не дед…

Эх… Была не была. С важным видом кивнул в ответ на слова адъютанта и двинулся следом за майором Тихоновым.

Едва вошёл в кабинет, сразу заметил его владельца.

Ну… не знаю. Мужик, как мужик. Рост не определить, он сидел за столом. Лицо какое-то простоватое. Лысина на половину головы. Круглые очки. Кустистые брови. Смутно помнил, что по крови он, вроде, грузин. А так… Привычный образ. Именно таким его всегда изображают.

Однако, потом Берия поднял взгляд, отвлекаясь от бумаг, разложенных перед ним, и внутри у меня завозилась весьма ощутимая тревога, липкая, как полная ладонь. Глаза были холодными, цепкими, въедливыми. Не-е-е-ет… Душевной простотой я зря его наделил.

— Товарищ генеральный… — Завел было свою шарманку майор, но второй по значимости человек Союза махнул рукой, останавливая словесный поток Тихонова.

— Это тот самый Иваныч? — Акцент был очень лёгким. Практически незаметным.

— Он и есть, Лаврентий Павлович. — Майор волновался. Я видел это по его слишком прямой спине. Лопатки почти касались друг друга.

— Молод… Да… — Берия рассматривал меня, как товар на рынке. Возникало ощущение, сейчас велят показать зубы.

— Я предупреждал… — По лбу майора скатилась капля пота, хотя в кабинете было совсем не жарко.

— Помню. Дело в другом. Ночью все прошло хорошо. Он несомненно подходит.

Я подумал в этот момент, если ещё кто-то скажет про ночь, взорвусь, честное слово. Первым делом, как только выйду из кабинета, если выйду, конечно, костьми лягу, но узнаю, о чем вообще речь.

— В бога веришь?

Поначалу решил, показалось. Если клоуны то появляются, то исчезают, могло и сейчас послышаться, что угодно. Но вопрос сопровождала пауза, а за ней — выжидающий взгляд Берии. Да ладно?! Он реально? Или это проверка? Не может человек, стоящий во главе НКВД, интересоваться подобными вещами просто так. Но главное, что отвечать?

— Ну! — Тихонов, замерший чуть впереди, оглянулся, испепеляя взглядом. Он волновался с каждой минутой сильнее. Причем, похоже, не за себя. За меня.

— Верю в себя, свои силы. — Ляпнул, а сам стою и думаю, меня когда заберут? Сразу или на выходе? Потом добавил. — В партию верю.

Берия усмехнулся, хмыкнув что-то невнятное себе под нос. Природа этого «хмыка» осталась непонятной. То ли мне подписали смертный приговор, то ли бо́льшего дурака ему не встречалось. Второй вариант обиднее, зато безопаснее.

— Хорошо. А в дьявола? В дьявола веришь?

Вот прицепился, гад! К чему ведёт только, не пойму никак.

— В дьявола надо верить. — Задумчиво протянул Берия, решив, к счастью, не ждать моего ответа. — Богу до нас дела нет. А вот дьявол… он всегда рядом.

Я молчал, во все глаза уставившись на Лаврентия. Не потому что проникся словами. Слыхали и похлеще. Особенно за последние сутки. Банально не знал, как себя вести. Ожидал чего угодно, но точно не таких вот странных бесед. В то же время, не похоже, что издевается или провоцирует. Майор, и это тоже удивительно, соглашаясь с начальством, пару раз кивнул.

— Тихонов, забирай его в 13-й отдел. Добро даю. Вводи в курс дела, а лучше сразу к Наталье отправь. Там все наглядно покажут. Свободны.

— Есть!

Никита Пахомович отдал честь, развернулся на месте, только что искры не посыпались из-под подошвы сапог, а затем кивнул мне на выход, намекая, что пора и честь знать.

Вот тут я был полностью согласен. Даже рад. Потому как вопросов стало ещё больше, чем на момент пробуждения. И пока не получу ответов, хрен я отстану от майора. Еще не знаю, как, чтоб не навредить себе и деду, но что-то придумаю обязательно. Иначе закончится все может на самом деле печально.