Все они, конечно, предназначались мне и по ее разумению, должны были жалить мое самолюбие, заставив его истекать кровью.

Мог бы сказать откровенно женщине, что плевать хотел на ее манипуляции, но с интересом продолжал наблюдать за этим увлекательным представлением. Не только я, кстати. Даже мужики за столом перестали лупить костью. Похоже, все ждали сцены в стиле «Кармен» или «Отелло», расценив нас с бедным Толиком, как соперников за сердце Ксении, которая при появлении бывшего ухажера, расправила плечи и принялась «стрелять глазами», в большей мере промахиваясь мимо нас обоих.

— Анатолий, ты заходи к нам. Мы тебе всегда рады. В любое время. Особенно Ксения. Вы же одноклассники. Школьные годы они — на всю жизнь.

К нам? Интересно. Квартира моя, куда это «к нам» женщина — гренадер зовёт Толика? Лично я вообще никому не рад. Дел невпроворот.

— Ладно. Вы тут вспоминайте школьные годы, а мне двигаться надо. — Открыл дверь, планируя войти в подъезд, но Ксения шустро подскочила, оказавшись волнительно близко. Волнительно — в смысле «не дай бог».

— Ревнуешь что ли? — Она своим мизинцем ухватила мой мизинец и загадочно улыбнулась.

— Безумно! — Выдернул руку, а потом двинулся дальше. Как сказал Матвеев, дай бабе, что она хочет, и живи спокойно.

Кстати, по поводу Матвеева. С участковым надо было переговорить на предмет развивающейся брусчато-кирпичной мафии. Мужикам все равно особо сильно за это не прилетит. Уверен, Николай Петрович скорее всего наваляет им люлей, проведет сто пятьдесят шестую профилактическую беседу, как и положено участковому, а мне факт сердечного признания очень даже сыграет на руку.

Поэтому бегом поднялся на нужный этаж, чуть не умерев при этом от напряжения. Черт. Так дело тоже не пойдет. Надо по-тихоньку себя в норму приводить. Сколько здесь пробуду, пока не понятно. Да и вообще. Дело принципа.

Пять лестничных пролетов, а я готов подавиться собственными лёгкими.

Заскочил в квартиру, положил книги на тумбу, стоявшую рядом с вешалкой, но потом подумал о двух гадюках и убрал драгоценные экземпляры в шкаф, который находился в спальне. Даже сверху вещей немного эстетично накидал. Книги им, конечно, даром не нужны, но ради пакости могут что-то предпринять.

Вышел обратно в подъезд и спустился на улицу. Все участники трагикомедии были на месте, однако, без главного зрителя, то есть меня, огонек из их выступления пропал. Женщина — гренадер уже не смотрела на Толика с обожанием, а тот, бедолага, судя по несчастному лицу, не чаял, как уйти от нее живым. Однако, сто́ило мне появиться, Ксения сразу раскрылилась, Анатолий напрягся ещё больше, бабушки на лавочке довольно зачмокали губами.

Я быстро пробежал по соседкам глазами и выбрал самый достоверный источник информации.

— Никитишна, уж простите, имя забыл, где тут у нас место дислокации участкового?

Специально использовал такое пространное определение. Не понятно, о чем конкретно спрашиваю, то ли про отдел, то ли про адрес жительства. Бабуля не подвела и выдала оба. Кстати, участковый пункт находился там же, где и должен.

Я поблагодарил за помощь, а потом, обогнув Ксению, тещю и Толика, направился к Матвееву для доверительной беседы.

По дороге упорно продолжал рассматривать все попадающиеся на пути кусты. Что за гадская тварь этот кот. Вот сейчас я был бы ему очень рад. И ему, и Наталье Никаноровне, и Белиалу. А ведь подумать не мог совсем недавно, что так сильно захочу увидеть данных товарищей.

До нужного адреса идти было недолго. Буквально пять минут и я уже открыл дверь с табличкой «участковый пункт». Внутри оказалось пусто. Сначала, прямо у входа, имелась комната для посетителей, если можно так назвать, потом коридор уходил налево. Уже там значились два кабинета, один из которых не был закрыт и оттуда слышался голос Матвеева.

— Да. Я понял. Есть! Нельзя допустить лишних разговоров и паники. Да. Конечно, три убийства это уже совсем не смешно. Так я и не смеюсь, товарищ подполковник, это нервное. В моем районе история, от которой выть хочется.

Я медленно попятился назад, возвращаясь ко входу. Старался это делать максимально тихо, ещё лучше, вообще беззвучно. Интересный, однако, разговор. Николай Петрович обсуждает со старшим по званию то, что ему приказали скрывать от жителей, не допустив утечки информации. И речь идёт об убийствах. Вопрос. Если все, кроме меня самого и политической ситуации, осталось, как есть, не о моем ли маньяке идёт речь…

Приоткрыл дверь, а потом со всей силы, аж штукатурка с потолка посыпалась, хлопнул ею, чтоб майор точно знал, пришли посторонние.

Матвеев буквально сразу выскочил в коридор.

— Симонов! Что надо? Только виделись сегодня.

— Разговор есть важный. Очень важный. Думаю, Вам не понравится. Информация, можно сказать, секретная.

Участковый мгновенно напрягся.

— Тут видите, какое дело… Его, конечно, афишировать не стоит. Опасно. По головке не погладят…

Матвеев, несмотря на свой возраст и комплекцию, а он далеко не стройный юноша, скажем честно, оказался рядом за одну секунду, и, сжав мое плечо, зашипел прямо в лицо.

— Откуда знаешь про убийства?!

Эх, товарищ майор, что ж ты такой… Ну… лох. Да. А иначе не скажешь. На пенсию пора, точно. Это же чистой воды психологический прием. Тема последнего разговора ещё сидит в голове из-за ее незавершённости. Ровно пять минут после внезапно прерванной беседы именно она, эта тема, является отправной точкой восприятия. Любой вопрос, не имеющий конкретики, мозг автоматически адресует к сигнальному маячку, который сам же себе и установил. Какие бы многозначительные фразы, кто бы сейчас не произнес, машинально участковый оценивает их в контексте насущной проблемы, потому что продолжает о ней думать. Вот так я хотел сказать, но, конечно, вслух озвучил совсем другое.

— Какие убийства, Николай Петрович? У нас?! Да Вы что? Кого убили? Женщин? Троих? Первая была найдена в посадке возле трассы. Вещи на месте. Ничего не украдено. Лежала, раскинув руки и ноги. На спине. Вырезаны глаза, рассечен рот, отсутствует язык. Вторая в таком же виде спустя меньше двух недель. Противоположный конец района. Там, где вырыт котлован. Третья — буквально несколько дней назад. Убийства — серийные. Вы про это?

Глава 5

Выпалил все одним заходом и замолчал, ожидая, пока участковый придет в себя и что-то скажет в ответ.

— Симонов… Кто тебе донес информацию? — Матвеева было жалко. Честно. Он выглядел, как человек с сердечной недостаточностью. Дыхание стало свистящим и с одышкой.

— Так видите в чем дело. Живу в другой реальности. Там я — мент. Расследую эти самые убийства. Поэтому и знаю.

Участковый на секунду завис, потом с пониманием хмыкнул, отпустил мое плечо и даже одним движением отряхнул смявшуюся ткань, расправляя ее.

— Очень смешно, Симонов. Обхохочешься просто. Юморист, смотрю.

Я в ответ тоже усмехнулся. Отличный вариант — в ситуации, когда не знаешь, что сказать, руби правду — матку. Чем она нелепее, тем больше вероятность, никто тебе не поверит. Сочтут за шутку. Заодно, сами придумают оправдание.

— Моя кому-то рассказала, да? Сколько раз говорил ей, бестолковой, не суй нос не в свое дело. Нет, ходит, подслушивает, а потом обязательно «по секрету» растрепет хотя бы одному человеку. Моя? Ну, говори.

Я сделал загадочное лицо и развел руками. Мол, додумайте сами, товарищ майор, намекая тем самым, что предположение его верное, но как порядочный человек в даму пальцем тыкать не могу.

— Да моя, конечно! Больше некому. Свидетели сидят тише воды, ниже травы. Собственной тени боятся. Первую девушку пацан нашел из училища. Бегать пошел утром, и наткнулся. Любитель здорового образа жизни, чтоб его. — Уточнение Матвеева выглядело доне́льзя глупо. Можно подумать, пацан в чем-то виноват. Или, не найди он труп, тот бы сам к обеду испарился.

— Вторую — собачатник. — Продолжал причитать Николай Петрович, — Псину свою выгуливал. Ну, а третью вообще дружинники. Вот. А подполковник говорит, смотри, чтоб никто не узнал, чтоб разговоров среди народу не было. Не будет тут, как же! Если под боком вражина сидит. Вчера ещё, главное, выпил когда водочки, сам с собой вслух сидел рассуждал. В кухне. Думал, спит. А она опять караулила. Ты хоть скажи, много людей знают?

— Очень мало. — Ответил совершенно честно. Потому как реально мало. Из простых граждан, не считая свидетелей, выходит, я один.

Матвеев удручённо покачала головой, а потом пошел обратно к своему кабинету, махнув мне рукой, чтоб я следовал за ним. Конечно же приглашение было принято.

— Ты смотри, Симонов, пока бабы что-то там буробят, это — сплетни. Когда мужик подобные истории рассказывает, это — информация. Понял, да?

Участковый сел за стол, я, естественно, скромненько на стульчик.

— Вот так вот. Три убийства… В нашем городе. В нашем районе. Это вообще, конечно… И главное, никаких следов. Понимаешь?

Конечно, понимаю. Сам чуть до инсульта с ними не дошел. Рядом с телами не было улик. Вообще никаких. Ни следов обуви, ни случайного волоска, ничего. Жертвы — то же самое. Под ногтями — земля. Кожа рук — ни царапины, ни синяка. Такое ощущение, будто женщины сами пришли на место гибели, сами с собой все это сотворили, а потом легли звездой и умерли. Ну, или некто таинственный умеет летать. Спустился с неба и туда же отправился, сделав свое паршивое дело. Хотя, в данном случае, жертвы должны были просто лежать и ждать, когда все закончится. Бред конечно.