— А он вообще не ходит на уроки, — сообщила Воскобойникова. — Прогульщик!
— Понятно… Дальше у нас Шарловский, Щепак… Ага, вижу. Щипачева? — Поднялась сухая, похожая на галку девочка с прямыми волосами и бесцветным лицом. — И Дмитрий Якоренко, — Мария Владимировна облизала губы и обвела взглядом класс. Постучала по раскрытому журналу ручкой. — Что ж, начнем. Итак, в прошлом году вы ведь уже проходили начальный курс обществознания? Этот год у вас выпускной, а у некоторых и вовсе последний в школе. Помните, что предстоит в мае — июне? — Мария Владимировна заходила вдоль доски. — Обязательный государственный экзамен, а потом четыре выпускных. Две обязательные дисциплины и две по выбору. Если мы с вами найдем общий язык, жить вам будет гораздо легче, — она подмигнула как будто всему классу сразу. Турка подумал: «Подмазывается».
— Так, кто-нибудь скажет, что же такое «обществознание»? — продолжала Мария Владимировна. — Какую тему изучает предмет? Ну, кто знает определение?
Класс зашептался, зашелестели страницы. В крови у всех бродил дурман лета, мозги не работали. Сегодня и на математике все тупили, и на русском языке тоже.
Вовка укрылся за чужими спинами, а Турка сам не заметил, как поднял руку.
— Да, вот ты, — учительница прищурилась. — Давыдов, верно? Скажи нам, пожалуйста.
— Ну, обществознание это… Ну как бы предмет, который изучает общество. Знание общества… — Турка смутился. Он хотел как-то выделиться среди всех, и поднять руку толкнул взгляд Марии Владимировны. Раньше-то никогда сам не вызывался отвечать, только если спросят.
— Да ты гений! Знание общества! — крикнул Проханов, и все загоготали.
— А что, правильно! — возразила Мария Владимировна.
Вовка Плетнев опять толкнул Турку локтем, прыская. Учительница же продолжала что-то рассказывать, разгуливая вдоль доски.
Открылась дверь. В кабинет ввалился Шуля. Потертые джинсы с каплями грязи снизу штанин (хотя последний дождь шел месяц назад), какой-то балахон с капюшоном, кроссовки пыльные. Шуля обвел мутным взглядом класс и упал за последнюю парту среднего ряда.
Сложил руки и положил на них голову.
— Это кто? — спросила у Воскобойниковой Мария Владимировна.
— Шульга.
— Молодой человек, вы хотя бы разрешения спросили…
Шуля в ответ громко засопел. Учительница пожала плечами и продолжила рассказывать, что же за наука такая — обществознание.
Гул не стихал, мало кто сидел молча. Обсуждали всякие насущные проблемы, играли на телефонах. Кто-то дремал.
Периодически Мария Владимировна повторяла свое: «Потише, пожалуйста!», но гул стихал для того, чтобы через пару секунд стать громче. Вместе с ним усиливался и храп. Тело Шули обмякло, растеклось по парте, испещренной царапинами, маркерными и корректорными надписями.
Точку в травле Зинаидки поставил Вол. Его пугали детской комнатой или там колонией, но в итоге пожурили как обычно, и все. Из школы грозились отчислить, но до этого дело тоже так и не дошло. Уже раза три его выгоняли, а потом он снова как ни в чем не бывало приходил на занятия.
В шестом классе Вол исчез на особенно долгий срок. В кабинете биологии огрызнулся на старшеклассника Бананенко, завязалась драка. Банан ударил Волу в пах, тот отлетел к цветочным горшкам и, скорчившись, держался за причинное место. Слезы, сопли, крики, мат. Банана оттащили, в конце концов…
После Вола положили в больницу, на операцию. Он пропустил всю четверть, как помнилось Турке. Ходили слухи, что у него там все «треснуло», «разбилось и вытекло», но Вол вернулся в школу и веселился, как и раньше.
— Кто-нибудь, толкните товарища. Слишком громко храпит.
Никто не шевельнулся, Тузов и остальные захихикали. Рамис швырнул комок бумажки, но Шуля никак не отреагировал.
— Ну? Разбудите его!
— А зачем? — спросил Тузов. — Хай дрыхнет!
Улыбка на лице Марии Владимировны померкла. Учительница замерла в нерешительности, а Шуля спал взаправду, выхрюкивая рулады.
Вот преподша возле его парты. Все разом затихли и теперь следили за ней.
Двадцать восемь пар выжидающих глаз.
— В натуре, лучше не трогать, — прошептал Вовка. — Спал бы себе…
— Отвали, — махнул рукой Шуля. Потом он выпрямил спину, потянулся и зевнул. Мария Владимировна отшатнулась. Взгляд Шули сфокусировался на ее бюсте. Рот так и остался приоткрытым.
— Гхы, здрасте, — Шуля улыбнулся.
— Доброе утро. Почему спим на уроке?
— А чего еще делать?
— Где учебник, тетрадь? — она уперла руку в бок.
— Нету, — продолжал тянуть лыбу Шуля. — Нафиг она?
Этот вопрос вызвал бурный смех. Шуля своеобразно скрестил руки на груди — ладони засунул в подмышки. Гогот стих, щеки у Марии Владимировны чуть порозовели.
— Чтобы учиться.
— А я на слух лучше запоминаю. — Он повернул голову к приятелям. Подмигнул Тузову и еще раз окинул липким, оценивающим взглядом фигуру учительницы. Присвистнул и поджал губы. Снова многие засмеялись.
— Так вы у нас теперь будете вести?
— Да. Обществознание и историю.
— Какая история! — Реплика снова вызвала веселье. — Круто. А от меня вы чо хотите?
— Хотя бы храпи потише. А если предмет не интересует, так можешь уходить. Я никого силком тут не держу.
— Силикон? — переспросил Шуля, осклабясь. — А я думал, настоящая…
Что тут началось! Конец света. Мария Владимировна побагровела. Турка не смеялся, а остальные просто умирали. Шарловский в экстазе колотил башкой о парту. Близнецы хихикали, девчонки во главе с Воскобойниковой хохотали. Серьезность и отстраненное выражение лица сохранял Асламов. Он еще и учебник листал.
Когда смех стих, учительница ответила:
— Ты настолько глуп, что не знаешь простейших слов? Или глухой? Если и дальше будешь храпеть, я найду, чем тебя заткнуть.
Тузов с компанией загудели и заулюлюкали. Шуля бросил в их сторону быстрый взгляд. Ухмылка сползла с его лица, а взгляд прояснился.
— Не одна ты можешь затыкать.
— Мы на «ты» теперь? — поинтересовалась Мария Владимировна.
— Я говорю, что могу сам заткнуть тебя, если потребуется, — презрительно бросил Шуля и тут же получил пощечину. На его щеке расплылась бордовая пятерня. — Ну, и чего? Дура, что ли, блин…
Мария Владимировна задрожала. Что-то хотела сказать, но развернулась на каблуках и, чуть покачиваясь, прошагала к учительскому столу. И стала глядеть в окно, опершись о подоконник.
У нее тряслись плечи.
Глава 2
В челюсть
Задребезжал звонок. Ребята повскакивали, ножки парт заскрежетали по паркету. Шуля медленно поднялся, по-свойски кивнул учительнице и вразвалочку побрел к выходу. По дороге дал подзатыльника Пете Русакову, а тот резко развернулся и, увидев кто перед ним, подал руку для приветствия. Шуля, не глядя, шлепнул по протянутой ладони.
— Ты чего? На перемену пошли! — позвал Вова.
— Пошли, — Турка кивнул, не сводя взгляда с учительницы. Она не плакала, теперь уже листала классный журнал. А Воскобойникова дожидалась, пока она сделает нужные пометки.
Вышли в пыльный коридор. Пол блестел, пахло мастикой и краской. Тут и там виднелись черные полосы от обуви, пыльные следы.
Турка, как и многие, ходил без сменной обуви. Дождя нет, сухо…
Стены тошнотворные — и не желтые, и не зеленые. Как сопли. И батареи тоже выкрашены. Сидеть на радиаторах запрещается, но всем пофиг. Когда начинаются дожди и холода, милое дело погреть задницу на батарее.
Потолки побелили. Такое чувство, будто просто воду размазали, тут и там остались разводы. Паркет мастикой натерли, пока еще кое-где блестит, ну и пахнет она крепко так.
— О, дружка нашел, — бросил Тузов. Однако, как и остальные члены банды, поздоровался с Вовкой.
Крыщ — армянин, зовут его Андраник. Тузов — переросток с квадратным лбом. Несмотря на угрожающий вид, огромные волосатые кулачищи, широкую бочонкообразную грудь и выпяченную вперед челюсть с кривыми зубами, он все-таки не без толики разума. Именно он — теневой лидер банды.
Ну и Рамис-дагестанец, они с Крыщом всегда лезли в самое пекло. За любой брошенный в их сторону косой взгляд или неправильное слово следовали унижения жертвы и/или избиение.
Ближе к концу прошлого года Турка решил взяться за ум. Восьмой класс удалось закончить без двоек, а математику и вовсе до четверки дотянул, с помощью Вовки.
Из школы Турка собирался свалить после девятого класса. Пока еще неизвестно куда, но подумать время есть.
Турка гулял раньше с Шулей, они толпой ходили. В школе он держался в стороне от коалиции Тузова — Крыща — Рамиса, сохранял товарищеский паритет.
— Шуль, ты с ходу за новенькую взялся? — сказал Турка, пожимая Шуле руку.
— А чо? — Тот пригладил сальные, чуть вьющиеся лохмы. — Приколол, туда-сюда. Думает, самая умная, курва. Лан, пойду мелочи стрясу в столовке…
По коридору лилась толпа, и из нее вырулил Рамис. Он снял оправу с носа какого-то ботана, а Крыщ тем временем ткнул Вовчика кулаком в живот.
— Ты чего? — сказал Вова.
— Да так, разминаюсь. А ты против?
— Оставь, Крыщ, — поморщился Турка.
— Слышь, — Тузов прочистил горло и сглотнул. — А ты за него пишешься, что ли, теперь? Да отдай ты этому чудиле очки, ау! — Рамис косо нацепил очки на ботана и отпустил того с пинком под зад.
