Павел Девяшин
Плакучая ива
Глава первая, в которой появляется Железный человек
Стояла унылая погода. Обычный деревенский пейзаж. Полуголые деревья, серые нахохлившиеся домишки и раскисшие дороги съежились под ливневыми струями. Все казалось недоверчивым, мутным, холодным. Уныние явственно различалось и на лицах редких прохожих. Таких же скрюченных и невзрачных. Даже пестрые краски октябрьского леса да уютный дымок, вьющийся из печных труб, не нарушали общей картины тоски и слякоти. Покосившиеся заборы, прорехи в крышах, забитые ставни против воли напоминали взгляду погост. Ленивое ворчание собак, не казавших носа из будок, усугубляло и без того неприятное впечатление.
Не огибая луж и забрызгивая грязью седока, по тракту тащился игреневый космач с лоснящейся от дождя гривой. Конек равнодушно чавкал копытами по проселочной хляби, изредка внимая речам молодого хозяина:
— Потерпи еще немного, старина, скоро мы окажемся в тепле. Слово Железного человека!
Само собой, наездник был самым что ни на есть обычным. Из плоти и крови. Из железного только несгибаемая воля. От нее-то и прилепилось прозвище.
Состоял у Георгия Константиновича в подчинении, городовой, переведенный в Курган из Тобольска. Ничем не примечательный. Так, рядовой служака, каких обыватели величают держимордами. За бездумную исполнительность и полнейшую безынициативность. Единственно, что полицейский слыл острословом и нарек начальника громким и звучным именем. В первую очередь, из-за невероятной работоспособности и твердости характера. Георгий Вебер не любил откладывать дела на потом. Старался довершить любую работу (даже самую сложную), невзирая на усталость. А еще из-за чрезвычайной выносливости организма. Он не был богатырем, не отличался высоким ростом, однако бесстрашно встречал бандитские кулаки, ножи и даже пули. Многократно попадал в передряги, чувствовал дыхание смерти, но всякий раз брал над ней верх. Отлеживался, поднимался и приступал к служебным обязанностям.
Вот и теперь, едва спровадив на каторгу целую ватагу гайменников, промышлявших разбоем и удушением гостей на постоялом дворе, начал новое расследование. Возможно, самое сложное.
Трудность не обуславливалась дьявольской запутанностью преступления — Вебер и подробностей-то не знал. Нет, тут примешивалось личное. А когда личное — всегда не просто…
Сердце Георгия Константиновича выпрыгнуло из груди, как только становой доложил об убийстве в имении Арсентьевых. Застучало в висках, перед глазами поплыли темные пятна!
Все оттого, что помощник уездного исправника уже вернулся с задержания банды сам не свой, с всклокоченной душой и трясущимися руками. В деревне душителей — так именовали злополучное селение в полицейских кругах — чиновник повстречал тень из прошлой жизни. Даже две тени.
Затворившись в кабинете, он выплеснул из стакана остатки чая, налил коньяку. Сидел, подперев подбородок кулаком, думал о прошлом. Тут и явился гонец из старого княжеского поместья, где ныне живет с семейством купец первой гильдии по фамилии Гнатьев. Естественно, посыльный принес дурные вести — в конюшне обнаружен труп. И, конечно, не смог ответить ни на один уточняющий вопрос. Кому принадлежит тело новопреставленного? Кто его нашел? В общем, ни слова по существу.
Георгий Константинович приказал становому приставу собирать команду и отправляться прямо на место, дежурному велел отвечать, мол, помощник исправника отбыли по важному делу. Вебер понаблюдал за сборами отряда, удовлетворенно покивал, отмечая умелые действия заместителя, и незаметно покинул управление через черный ход.
Четверть часа спустя одинокий всадник, кутавшийся в казенный плащ, месил грязь на окраине города. Недавно здесь выросли новомодные кирпичные коттеджи. Идею возведения приличной недвижимости и передачу ее в аренду состоятельным господам, желающим отдохнуть от городской суеты, реализовал местный помещик, много лет проживший в Лондоне. Карьера респектабельного рантье могла бы пойти в гору в Петербурге или Москве, но только не здесь — не в самом глухом углу Тобольской губернии. Богатеньких охотников провести лето на даче не сыскалось. Капиталы мечтателя лопнули, точно мыльный пузырь.
Надо ли говорить, что все «пряничные домики» дружно пустовали. Кроме одного. К нему-то и направил коня промокший до нитки Вебер.
На контрасте с прочими постройками коттедж смотрелся, точно миниатюрный дворец, перенесшийся в лесную чащу прямиком из старушки Англии. Оставив скакуна у коновязи, Георгий Константинович укрылся под черепичным козырьком крыльца и постучал в дверь. Ни звука.
Неужели хозяина нет? Куда он мог подеваться? Снова играет с уездным лекарем в преферанс? Вот было бы некстати! А может, не слышит? Все-таки человек в возрасте…
Исправник вновь забарабанил в дверь. Громче и настойчивей. Издав легкий обиженный скрип, створка слегка подалась. Не заперто!
Невзирая на испятнанные коричневой жижей наряд и сапоги (хотя известно, как житель сказочного замка обожает чистоту), Вебер вошел внутрь, совершив бесцеремонное вторжение. Он, разумеется, предполагал, чем сей фортель обернется лично для него, но не стал об этом тревожиться. Излишняя церемонность — паршивое качество для полицейского чиновника.
Почти двадцать лет Георгий Константинович прожил в Саратове. Катался сыром в масле, не зная бед и не считая денег. Всех забот — помогать матери в управлении мебельно-суконной мануфактурой. Да сопровождать ее в церковь по воскресеньям.
Общественное положение юноши считалось весьма высоким, многие ему завидовали. Однако маленький Егорий ежечасно помнил о своем истинном происхождении. Не забыл, как его, шестилетнего деревенского весельчака, оставили сиротой. Как добрая женщина — Ольга Каземировна Листвицкая — дала бедному мальчику кров, защиту, семью. Заменила мать. Живи и радуйся, что еще нужно?! Но зов души оказался сильней…
В 1860 году молодой мужчина испросил благословения приемной родительницы и укатил сюда, в Курган. Поступил на службу в полицию и с головокружительной быстротой поднялся до помощника уездного исправника — заместителя начальника городской и уездной стражи. Конечно, не обошлось без покровительства прежнего руководителя, проникшегося к Веберу уважением и дружеской симпатией. Что очень удивило местных служак, привыкших полагать, будто старик — закоренелый ворчун и вообще фигура с прибабахом. Странноватый чиновник давно маялся в высоком кресле, страстно мечтал уйти на пенсию и скоротать остаток века в тишине и покое. Потому с удовольствием взялся натаскивать подопечного, приучать его к суровой мужской работе.
Так мягкий Егорий превратился в Железного человека.
Вне всяких сомнений, жить вдали от матери очень тяжело. Временами накатывал страх, что через десяток лет останешься на белом свете один-одинешенек. А порой и стыд, дескать, бросил пожилую женщину на произвол судьбы. Лишил опоры. Впрочем, находились и утешительные мысли. В отличие от других испорченных отпрысков состоятельных семей, Вебер умел самостоятельно зарабатывать на жизнь. Прежний начальник мало того что без утайки поделился секретами сыскного мастерства, так еще и выхлопотал для младшего друга в губернской столице чин и звание, добился утверждения от Министерства внутренних дел. Не забыл побеспокоиться о подъемных, дровах и свечах. Теперь у Георгия Константиновича появились кое-какие накопления (много ли потратишь, живя на периферии?). А со временем средств станет еще больше!
И можно будет наконец посвататься к Катеньке Мироновой — дочке городского галантерейщика. Вот она истинная причина задержки в далеком уральском уезде! Грядущее расследование обещает стать заключительным, после счастливым молодым откроется дорога в Москву. Пряча теплую улыбку, Железный человек не без труда сосредоточился на предстоящем деле.
Коттедж «Геркулес» был неправдоподобно вылизан. Такая стерильность свойственна одиноким матронам в преклонном возрасте, у которых из развлечений только уборка да созерцание герани на подоконнике.
Визитер оставил у входа обувь с налипшими комками, мокрую накидку повесил тут же, на вешалке. Стараясь ничего не трогать, исправник заглянул на кухню, кажется, оттуда тянуло сквозняком. Посередине расположился круглый стол, аккуратно застеленный кружевной салфеткой. На стене ровными линиями сияли ножи, половники, щипцы и прочие инструменты поварского обихода. В глаза бросилось, что каждый предмет занимает строго отведенное место и расположен с соблюдением системы по размеру — от меньшего к большему. Из старомодной вазы веяло едва уловимым ароматом яблок, за хрустальными узорами угадывались кругловатые очертания. Над столешницей, мелодично звеня стальными крюками, покачивались разномастные сковородки. Интерьер, представший внимательному взору Георгия Константиновича, по виду отличался решительно от всех, что полицейскому когда-либо приходилось видеть. Нетронутый сажей и копотью дымоход, белоснежные шторы, удивительно прозрачные окна. Глянешь и никогда не подумаешь, что помещение обитаемо. Ни запаха табака, ни оставленного стакана, ни разбросанных вещей. Отсутствовал и хозяин.
