— Даанныйе? — она весело блестела глазами. — Даанныйе, этоо хоорошо. Тоолько воот каакая штуука — каакийе дааст мооя маама даанныйе, таакийе уу ваас ии буудут.
— Вкуусно!
Вейла, завернутая в мамин махровый халат, едва не достававший ей до пят, лопала абрикосовое варенье, щедро черпая из вазы столовой ложкой (чайная как инструмент несерьёзный была ею отвергнута и сейчас без дела лежала на блюдце), и аппетитно заедала лакомство белой булкой. Стоявшая перед ней кружка со смородиновым чаем густо курилась паром, и девочка с удовольствием отхлёбывала огненную жидкость щедрыми глотками. Я смотрел на неё, и в разом опустевшей голове моей стоял какой-то тонкий звон. Собственно, всякие дальнейшие сомнения в правдивости гостьи были бы уже неприличны. Ну в самом деле — любой землянин, вот так вот безоглядно глотнувший этого чайку, наверное, тут же бы и помер. Во всяком случае, кожа с языка слезла бы напрочь… Вот интересно, может ли она пить настоящий кипяток? Ну, который с пузырями…
— Этоо буудеет ужьее нееприятно. Слишкоом горьячоо…
Я поперхнулся, закашлялся. Вот как… вот так, значит… Я ведь ни слова, ни звука сейчас…
— Слушай, ты у всех мысли можешь читать или как?
Пауза. Она явно обдумывала ответ.
— Этоо доолго гооворьить, даа… каак праавильноо скаазать… Когдаа рьядоом — тоогда у всеех.
Я только головой мотнул по диагонали, принимая к сведению. Нет, а что такого? Телепатия, подумаешь… И вообще, купание в кипятке без всякого вреда для здоровья, по-моему, потрясает куда сильнее.
— Спасиибо тебее, — Вейла улыбнулась, и улыбка у неё вышла на диво — благодарность пополам со смущением. Сердце моё стукнуло раз-другой невпопад. — Яа быы соовсем умерлаа… таам…
— Рассказывай, — решительно предложил я, для пущей убедительности прихлопнув ладонью по столу.
Её глаза внимательны и задумчивы.
— Тии увеерьен, чтоо тебьее этоо наадо?
— Абсолютно! — мой тон не оставлял сомнений в крайней жизненной необходимости всех этих сведений.
Пауза. Короткий вздох.
— Хорошоо… Мойя маама рабоотайет туут, на Иннуру… даа, на Землее.
Я выжидающе молчал.
— Воот этоо клюуч оот тинно, — Вейла вытащила за цепочку свой примечательный кулон, тот, который висел особняком на длинной золотой цепочке. — Я понимайю, деетьям неельзя на Иннуру… Но маама остаавила егоо доома, ии воот… Скажии чеестно — а тии бии развее ньее взяал?
Я только хмыкнул. Отказаться от шанса побывать на другой планете? Да пусть потом хоть кнутом запорют! На конюшне, ага. Или в застенках святой инквизиции. Или даже у позорного столба на Дворцовой площади.
— Взял бы, — признался я абсолютно честно.
— Ну воот виидишь, — она вновь улыбнулась чуть виновато. — Таак и яа…
— Тинно, это ваш космический корабль так называется? Сколько же ты сюда к нам летела?
Она протестующе замотала головой.
— Неет! Я понимайу, чтоо еесть такойе «космичееский кораабль». Тинно — нее кораабль. И леетиеть никудаа ньее наадо. Оон ужее туут, наа Зеемле. Рааз — тии здеесь. Рааз — обраатно наа Иноме.
— Иноме… это Венера, что ли, по-вашему? — я усиленно катал по столу шарик из хлебного мякиша, собирая крошки, точно это не крошки — осколки мыслей моих пытаюсь собрать…
— Даа, — она отхлебнула остывший чай, чуть поморщилась. — А моожно мнее еещё горячеей вооды? Тоолько хоорошо гоорячеей…
— Да сколько угодно! — я двинулся на кухню, долил чайник, чиркнув спичкой, поджёг газ. — Варенья ещё хочешь?
— Хоочу! Ии буулку!
— Ты рассказывай пока, — поощрил я, распечатывая свежую банку абрикосового варенья.
Дальнейшее повествование, собственно, было типичным для всех юных первопроходцев, волею судьбы заполучивших в свои руки средство осуществления своей мечты. Причём заполучивших внезапно и на недолгое время, так что тщательная подготовка экспедиции становится невозможной.
— …Маама говоорьилаа, чтоо наа Иннуру всее хоодьят в оодьежде, инаачье неельзя. Нуу я и оодела чтоо биистро наашла… праавда, красиивойе плаатье?
Я хмыкнул. Платье, оно, конечно, грех сказать, что некрасивое. Если можно вообще назвать одеждой сорочку-ночнушку на бретелях, не прикрывающих даже соски, с широкими вырезами по бокам подола, достающими до талии. Ну и видно всё насквозь при хорошем освещении… Как там говорят у буржуев: «эротическое бельё»?
— …а туут наадо соовсьем друугую оодьежду, — девочка вздохнула. — Я ууже дуумала, чтоо уумру.
— А чего ж ты не переместилась обратно, как замерзать стала?
Пауза.
— А тии поопробуй наайди вхоод, коогда круугом стаалоо тьемноо… Проосто яа заблуудилась. Уу наас ньикогдаа ньее бивайеет, чтооби рааз — и тьемноо.
Мысль, уже царапавшаяся в моей голове, точно котёнок в картонной коробке, наконец-то выскочила наружу.
— Постой… погоди… ты хочешь сказать, что ваш этот… как его… тинно установлен здесь, у нас на кладбище?!
— Нуу даа. Маама говорьиила — в гоороде всё врьеемя чтоо-то ломаайют, строойят, аа туут всеегда тиихо…
Я уже только мотал головой, точно укушенная оводом лошадь. Ну в самом деле, денёк…
— Уо… — Вейла наконец-то отвалилась от варенья, облизываясь. — Спасиибо!
— Да на здоровье, — улыбнулся я.
— Наа здооровье… — она словно пробовала фразу на вкус. — Этоо раазвье леекарство?
— А как же! — авторитетно подтвердил я. — Вот, к примеру, если у человека паршивое настроение, дашь ему абрикосового варенья — и как рукой снимет. Да вот хоть тебя взять — разве тебе сейчас не легче?
— Наамного леегче, — в её глазах плясали смешинки.
— Ну вот видишь! Варенье — великая вещь!
Вейла засмеялась столь заразительно, что не подключиться к веселью было невозможно.
Встав из-за стола, гостья направилась в обход квартиры, чуть вытянув шею от любопытства.
— Этоо жее таакой аппаарат, даа? — тычок рукой в сторону телевизора.
— Угу. Это телевизор. Хочешь, включу?
Телевизор замерцал, прогреваясь, и выдал сочную цветную картинку — волк, сидящий на ветке и спускающий вниз верёвочную петлю, дабы уловить наконец-то абсолютно неуловимого зайца.
— Этоо ктоо?
— Это волк. Ну, такой зверь. Он тут зайца ловит-ловит, никак поймать не может. А если шире смотреть, то это мультфильм. Ну, сказка такая. Чтобы сделать маленьким детям смешно.
— О… — она помолчала. — Уу наас тожее еесть скаазки, ноо оони нее таакие… Лаадно, каартинки яа моогу смоотрьеть доома. Вреемя…
Я несколько торопливо отключил ящик. В самом деле… ну вот я бы разве стал тратить драгоценные часы пребывания на чужой планете на просмотр мультяшек?
— Слушай, как ты так здорово выучилась говорить по-нашему? От мамы?
— Неет, — она улыбнулась. — Тии ньее поймьешь. Этоо всё воот, — она тронула рукой серёжку, — таакой приибор… каак праавильно уу ваас наазывайется — аавтоперьеводчик. Еслии сняать, яа ниичего нее бууду гооворьить. Тоолько яа пеервый рааз наадьела, ии нее умейю праавильно… поонимайу в гоолове, каак наадо праавильноо скаазать, а поолучайется вслуух плоохо…
— Да хорошо получается, чего ты! — не согласился я.
— Спаасибо, — она вновь улыбнулась. — Этоо тии мньее прииятно хоотел скаазать, даа?
Она долго разглядывала сервант с хрустальной горкой, перевела взгляд выше — там, на серванте, были расставлены мелкие безделушки, в основном стеклянные и фарфоровые — мамино увлечение…
— Этоо ктоо? — она осторожно ткнула пальчиком в стеклянного слоника, совсем крохотного, с металлическим колечком на спине — брелок.
— А, это… это изображает слона. Ну, понимаешь, есть у нас такое животное.
— Вспомниила, — она чуть улыбнулась. — Маама мньее покаазывала фиильм… А моожно мньее взяать с сообой? Поожалуйста…
— Да бери, — улыбнулся я.
— Спаасибо… — ответная улыбка светлая, как солнышко.
Полы маминого халата волочились за ней, точно королевская мантия, из сильно подвёрнутых рукавов торчали тонкие изящные руки. Тонкая девчоночья шейка выглядывала из махрового воротника, и на шее этой пульсировала жилка. Я смотрел на неё, и внутри у меня что-то ворочалось, вызревало. Вот она какая… венерианка… Вейла…
— Нее стаарайся таак, — она взглянула на меня искоса. — Твоойя паамьять нее смоожет заапечатлееть моой ооблик наадолго…
— А у меня есть фотоаппарат, — неловко пошутил я. — Как насчёт снимка на память?
Пауза. Долгая, долгая пауза.
— Тии праавда таак хоочешь?
Я сглотнул.
— Да…
Опять долгая пауза.
— Чтоо жее… Спаасителю в таакой меелочи ньее откаазывают.
Она развязала пояс халата, и тот тяжело рухнул на пол, точно сорванная портьера. Перешагнула через груду лежавшей ткани. Закинула руки за голову, взлохматив роскошную чёрную гриву волос.
— Дооставай своою диикарскую маашинку.
— Э…
— Яа ньее пооньялаа, чтоо тии хотьеел наа паамьять — моой ооблик илии ээтого жууткого баалахона?
Мы сидели на диване, забравшись с ногами, и молчали. То есть нет, поначалу-то мы болтали очень даже оживлённо, но под конец как-то незаметно разговор вдруг сошёл на нет. Впрочем, ей, при её-то способностях, можно в принципе и не спрашивать ничего — просто поднапрячься и прочесть всё, что желательно, в моей голове. Ну вот и пусть… Я же просто сидел и смотрел на неё. Мне хватало. Вейла…