Я тяжко вздохнул.

— Валяйте!

— Не в моих принципах вмешиваться в работу студенческого самоуправления, но для всех будет лучше, если материалы по Рогозе вернутся на доследование.

Мне даже память особо напрягать не пришлось, поскольку получил это дело на руки сразу после выхода из отпуска. Настроение мигом упало ниже плинтуса — прицепиться там было решительно не к чему.

— Для всех, говорите? Ну-ну… — буркнул я. — А на каком основании, позвольте поинтересоваться, я верну на доследование банальную драку, если там всё ясно, как божий день?

— Ты справишься. Я верю в тебя.

Альберт Павлович дружески похлопал меня по плечу и отправился восвояси безмерно довольный собой и жизнью, ну а я безо всякого аппетита пообедал и потопал на военную кафедру, где в кабинете за номером двадцать пять вёл приём студентов второй мой куратор — Георгий Иванович Городец.

Разнообразия ради тот оказался в приподнятом расположении духа и к писавшемуся вчера до позднего вечера отчёту о моём общении с заокеанскими соискателями придираться не стал, даже уточняющих вопросов задал всего два или три.

— Удовлетворительно, — сказал он в итоге, убирая листки в сейф. — Твои предложения?

— Думаю, имеет смысл им выпивку и дальше поставлять. На этой почве можно завязать приятельские отношения.

— Действуй, — одобрил эту мою идею Городец.

— Только я на Кордоне набегами бываю… Там бы резидента завести, чтобы постоянно их опекал.

— Есть и такие, — признал Георгий Иванович, не став разводить на пустом месте секретность, — но на прямой контакт с иностранцами они не пойдут. Это на тебе. — Он достал из сейфа перетянутую аптечной резинкой пачку банкнот, отсчитал десять пятидесятирублёвых купюр, после недолгих колебаний присовокупил к ним ещё две и кинул их на стол. — Держи на оперативные расходы. Но из роли не выпадай, торгуйся за каждую копейку.

— Думаете, понадобится? — уточнил я, пересчитывая деньги. — Револьверы я на себя оформил, сам за них рассчитаюсь.

— Понадобится, — с усмешкой подтвердил куратор. — Не сомневайся даже!

— Дают — бери, бьют — беги, — процитировал я народную мудрость, сунул стопочку сложенных надвое банкнот в бумажник и составил расписку о получении шестисот рублей, потом сказал: — Вот ещё что, Георгий Иванович! Сможете замолвить за меня словечко перед Вихрем?

Майор Городец усмехнулся в прокуренные усы.

— Никак в оперчасти вакансия появилась? А Звонарь в курсе, что ты от него уйти собираешься?

Я растянул губы в улыбке, показывая, что оценил шутку, и сказал:

— Да просто одно дело на доследование вернуть нужно. Возникли, понимаете, обстоятельства…

Куратор нацелил на меня указательный палец.

— Аспирант Рогоз, драка, лёгкие телесные повреждения. Так?

— Так, — подтвердил я.

— Работай, препятствий тебе чинить не станут.

— Та-а-к! — протянул я, набычившись. — А нельзя разве всё обстряпать было, пока расследование инцидента шло?

Георгий Иванович развёл руками.

— Аспиранту изменила девушка, и он поколотил товарища, наставившего ему рога, — что там обстряпывать было? Этот ревнивец подал заявление о переходе в структуру, которой, по мнению нашего общего знакомого, подобного рода специалисты совершенно ни к чему, когда дело уже спустили в студсовет. Формальные основания затребовать материалы обратно отсутствуют, а высасывать их из пальца мы не станем. Чревато ненужным обострением отношений с… Так скажем, с коллегами. Тут инициатива должна исходить с вашей стороны. И дам тебе один совет: даже не пытайся переквалифицировать телесные повреждения пострадавшего из лёгких в средние. Пакет документов изменению не подлежит, только лишь дополнению. Не подходящее нынче время для подтасовок.

— Ну здорово! — буркнул я.

Городец рассмеялся.

— А кому сейчас легко? — Он закурил, выдул к потолку струю сизого дыма и сказал: — Основания для пересмотра дела должны быть железобетонными. Чтобы комар носу не подточил.

— Да уж понятно, — вздохнул я, снимая с вешалки пальто. — Но Вихря вы всё же предупредите. Во избежание.

— Он в курсе дела. И Бражник тоже.

Владимир Михайлович Бражник вскоре после утверждения в должности директора Бюро пошёл на повышение и возглавил объединённую Службу охраны РИИФС. Ну а Евгения Вихря вернули из Зимска на прежнее место — руководить оперчастью, которую наравне с управлением физической защиты включили в состав новой структуры.

К слову, несмотря на объявленное неполное служебное соответствие, добровольно подавать в отставку Вяз не пожелал, избавиться от него помогла именно эта реорганизация. Должность сократили, ничего равноценного не предложили, вот и пришлось моему бывшему начальнику переводиться в Пограничный корпус. Почему именно туда, а не в СЭЗ — понятия не имею.

— По рукам тебя бить не станут, — приободрил меня Городец и вновь ухмыльнулся в рыжеватые от табачного дыма усы. — Разве что для виду.

— Ну это как водится, — хмыкнул я, попрощался с куратором и отправился в студсовет.

Перед нашим корпусом шёл митинг, выступал какой-то незнакомый мне усатый гражданин.

— Без модернизации трансконтинентальной магистрали нечего и думать ни о какой индустриализации! — вещал он присутствующим. — Мы очистили ряды от саботажников и вражеских агентов и теперь как никогда нуждаемся в приходе молодых специалистов!

Тут же велась запись в студенческие бригады — как понял, работа на железной дороге не только шла в зачёт производственной практики, но и оплачивалась в зависимости от объёма выполненных работ. С учётом того, что оператор легко мог заменить пару-тройку тракторов или десяток разнорабочих, набегать за смену даже с учётом пониженных тарифных ставок должно было весьма и весьма немало. Хороший стимул для тех, кто ставит во главу угла деньги.

Я поднялся в кабинет и застал Касатона Стройновича за опустошением ящиков его письменного стола. Ирина Лебеда наблюдала за этими манипуляциями с непонятным выражением лица.

— Это вы чего тут? — спросил я с порога. — Мы никак переезжаем? Новый кабинет дают?

— Дождёшься от них! — фыркнула Ира.

Касатон покачал головой.

— Нет, не переезжаем. Я в горком перехожу, молодёжную секцию там возглавлю.

Я аж присвистнул от изумления.

— Ну ничего себе! А вместо тебя кто будет?

— Поставят кого-нибудь. Пока Сева заключения подписывать станет, — сказал Стройнович и развёл руками. — Извини, Петя, тебя с собой забрать не получилось. Запретили направление оголять. После перевыборов в сентябре к этому вопросу пообещали вернуться.

Я вздохнул и пробурчал, расстёгивая пальто:

— До сентября ещё дожить надо!

Ира поглядела сочувственно.

— Совсем-совсем один, Петенька, остаёшься!

— А тебя, значит, Касатон с собой в горком берёт? — возмутился я.

— Замуж! — улыбнулась в ответ Ирина. — Он меня замуж берёт!

Известие это таким уж неожиданным не стало, но я всё равно округлил глаза.

— Ого! Поздравляю! Касатон — тебя вдвойне!

— Спасибо, Петя!

— А ты с какого числа уходишь? — уточнил я после традиционного похлопывания друг друга по спине. — Тут бы хвосты закрыть, чтобы к Севе лишний раз документы на подпись не таскать.

— Сегодня последний день, — разочаровал меня Стройнович и подмигнул. — Но пока суд да дело, завтра-послезавтра смогу тебе заключения подписывать.

— Спасибо, ты настоящий друг!

— Не дуйся! — попросил Касатон и вернулся к разбору вещей. — Всё ж отработано давно!

Я только головой покачал. Всё, да не всё.

Вот же озадачил Альберт Павлович, так озадачил!

Но делиться своими печалями со старшим товарищем я, конечно же, не стал, вместо этого отпер шкаф и вытащил из него стопку поступивших за новогодние праздники протоколов. Взял лежавшие сверху листы, сцепленные канцелярской скрепкой, и не удержался от тяжкого вздоха. Память не подвела, случай и в самом деле оказался однозначней некуда: драка на почве личных неприязненных отношений, сломанный нос, подозрение на сотрясение головного мозга и — ни малейшего намёка на использование сверхспособностей. Банальная потасовка. Ещё и характеристику драчуну в ректорате дали положительней не бывает, ну просто чистый ангел, а не человек.

Сложилось даже впечатление, будто на первоначальном этапе поступила команда это дело замять, очень уж всё было гладенько. Ну и как с этим прикажете работать?

Впрочем, одну зацепку я всё же углядел. Обвиняемый в нанесении побоев аспирант работал младшим научным сотрудником на кафедре пиковых нагрузок, а её бессменный руководитель профессор Чекан до сих пор находился под домашним арестом. Тут было о чём подумать.

— Ирина! — окликнул я нашего делопроизводителя. — Пройдись по всем секциям, поспрашивай о Вахтанге Рогозе, аспиранте. Если он ни с кем не сотрудничал, подготовь справку, что товарищ в жизни студенческого самоуправления участия не принимал.

Касатон Стройнович озадаченно хмыкнул.

— Мы так теперь работаем, да?

— Кот из дома, мыши в пляс! — отшутился я и отправился на поиски Якова Беляка.

Заместитель председателя студсовета отыскался в своём кабинете, на вопрос о Вахтанге Рогозе он недоумённо нахмурился.