Павел Корнев

Рутинёр

Часть первая:

Все дороги ведут в…

Глава 1

1

Сеньор вон Аухмейн отошёл в мир иной в ночь накануне возвращения маркизы цу Лидорф в Риер. На закате того дня наша потрёпанная компания инвалидов остановилась на постой в Аффенхайме, тогда-то я на пару с Микаэлем и покинул гостиницу под предлогом пройтись по городу и поискать приличного вина. Коллеги лишних вопросов задавать не стали, а Уве и Марте и вовсе было не до нас: школяр только-только начал отходить после магического перенапряжения, ведьма до предела вымоталась, обихаживая раненых.

К Риеру мы подъехали в глубоких сумерках и в старые кварталы пробрались через лаз, обнаруженный людьми Блондина, — тот самый, коим пользовались школяры-солнцепоклонники. Коней пришлось оставить на заброшенном складе в надежде, что туда никто не сунется впотьмах, благо о недавнем ритуальном убийстве была наслышана вся округа. Дальше отправились пешком и оказались у резиденции рода цу Лидорф уже глубокой ночью; на улицах царил кромешный мрак, лишь местами его разгоняли висевшие на стенах фонари.

Адалинда снабдила нас и ключами, и амулетом от магической защиты, да ещё подробнейшим образом объяснила, как обойти ночных сторожей, поэтому проникнуть в дом не составило никакого труда. Пока я стоял на карауле, Микаэль скользнул в спальню, и в особняке стало самую малость тише. Не знаю, какой из своих многочисленных талантов задействовал маэстро Салазар, но супруг Адалинды даже не захрипел, просто перестал дышать.

Внезапная смерть во сне — такое иной раз случается даже с абсолютно здоровыми людьми. Пусть не помучился напоследок, зато к нам не приведёт ни единого следа. Из осторожности сеньора Белладонна даже сбыла за полцены случайным торговцам лошадей с предварительно сведёнными клеймами и оружие рейтар. Вырученные деньги она распределила между своими людьми, не забыв и о семьях погибших. Мы тоже не остались обделёнными: Марте достался конь рыжего пройдохи, а для Уве я стребовал его шпагу и кавалерийский пистоль с колесцовым замком.

И даже так Микаэль всю дорогу ворчал по поводу моей излишней расточительности.

— Из-за баб скоро по миру пойдём! — негромко бухтел он. — Одной осла купили, другая и вовсе на шею приноровилась взгромоздиться и ножки свесить!

— Марте надо было за нами пешком бежать? — не выдержав, поинтересовался я. — Или это мне бежать надо было?

— Да я не об этом! — фыркнул маэстро Салазар. — От доли в трофеях зачем отказался, скажи на милость? Как только такое в голову пришло? Это же святое!

— Не мелочись, — примирительно попросил я. — Трофеи трофеям рознь.

Микаэль только головой покачал.

— Не узнаю тебя, Филипп. Бывает, человек резко меняется после того, как по голове крепенько получает, но с тобой-то что не так? Не слишком ведь сильно по башке и приложило!

Я непроизвольно потянулся ощупать левую скулу, но сразу отдёрнул руку. Опухоль уже спала, а тончайшие порезы, оставленные осколками теней, затянулись и стали почти неразличимы. В глаза они теперь бросались только на ярком солнце, да ещё когда лицо краснело из-за физических нагрузок.

— Не пошли бы те деньги впрок! — отрезал я, начиная злиться.

Маэстро Салазар фыркнул и выдал:

Кормиться с клинка — честней дела нет,
Ласкает слух звон взятых с боя монет,
Убил, обобрал — а хоть бы и так?
Ты пережил этот день, сдох не ты, а твой враг!

— Браво! — похлопал я в ладоши. — Ландскнехты по достоинству оценят твой стихотворный талант. Но лучше сочини балладу о какой-нибудь бесстыжей пышногрудой красотке!

— Пышногрудая красотка заграбастала наши денежки! И заметь — без малейшего стыда!

— Брось, Микаэль, — покачал я головой. — От нас не убудет. Ещё в выигрыше останемся, вот увидишь!

Так оно в итоге и вышло. Начать хотя бы с того, что Адалинда распорядилась выделить нам комнаты в собственной резиденции, не став отсылать в гостиницу. Впрочем, Микаэль и тут не упустил возможности поворчать.

— Не иначе извести надумала, — объявил он, заявившись в нашу с Мартой комнату.

— Да кому ты сдался! — фыркнула девчонка, которая и понятия не имела о причинах скоропостижной смерти хозяина дома.

— Концы в воду, — многозначительно заметил маэстро Салазар.

— Не бери в голову! — отмахнулся я. — Во всём Риере не наберётся столько яда, чтобы у тебя хотя бы живот разболелся.

Микаэль хохотнул и спросил:

— Не странно разве, что мы здесь остановились?

— Было бы странно, обдели Адалинда гостеприимством столичного ревизора, присланного для проверки её действий вице-канцлером, — покачал я головой.

— Возможно, оно и так. А, возможно, и нет, — с сомнением произнёс бретёр и отправился восвояси.

Марта прикрыла за ним дверь, уселась на краешек широченной кровати и сказала:

— Странный он какой-то.

— Только сейчас заметила? — усмехнулся я, подумал-подумал и на всякий случай задвинул засов.

Следующую седмицу Адалинде было откровенно не до нас, её вниманием целиком и полностью завладели заботы по организации похорон почившего в бозе супруга и размещению в городе съехавшейся со всей провинции родни, да и служебной рутины за время отсутствия накопилось изрядно. Я события не торопил, решив перевести дух сам и дать отдых остальным, благо всегда мог сослаться на необходимость проведения более тщательной проверки деятельности Риерского отделения и его главы.

Микаэль от рассвета до заката пропадал в винном погребе и вполне вероятно даже там ночевал; в любом случае его было не видно и не слышно. Марта первые дни отсыпалась, а потом её взяли в оборот служанки, парикмахер и портной маркизы. Вскоре нескладный юнец Мартин пропал окончательно и бесповоротно, тогда пришёл черёд учителя этикета, танцмейстера, преподавателей арифметики, грамматики, чистописания и классического северо-имперского.

Меня происходящие с ведьмой метаморфозы всецело устраивали, чего нельзя было сказать о состоянии Уве. И беспокоили даже не столько недуги и ущербность эфирного тела школяра, сколько его душевные терзания. С одной стороны, паренёк добился поставленной перед собой цели, заполучив постоянное место во Вселенской комиссии по этике, с другой — оказался поставлен перед фактом, что достичь высот тайного искусства сумеет лишь исключительно в теоретической плоскости без всякой надежды использовать полученные знания на практике. Как сказали бы мои многомудрые коллеги, имел место классический случай экзистенциональной пустоты, а следом могла пожаловать и затяжная депрессия.

Именно по этой самой причине, как только разрешил личный медик маркизы, я безжалостно согнал Уве с кровати, пусть тот и беспрестанно кашлял, а в отхаркиваемой им мокроте нет-нет да и снова появлялись сгустки крови.

— Держи! — ссыпал я в ладонь слуги полпригоршни серебряных монет.

— Зачем это? — удивился школяр.

— В ратуше просмотришь записи о девочках, родившихся пятнадцать — двадцать лет назад, оставшихся сиротами во младенчестве и отданных на воспитание дальней родне или в монастыри за пределами Риера. Обрати внимание на моровые поветрия и пожары, когда гибли целые семьи. Хорошо бы найти Марту.

Уве недоумённо захлопал ресницами.

— Нашу Марту?

Я испустил горестный вздох.

— Любую Марту, Уве! Любую!

— Но зачем, магистр?!

— Я не оставляю надежд пристроить её в университет, а для этого неплохо будет обзавестись бумагами о рождении, да и подорожная ей вовсе не помешает.

Уве насупился.

— Собираетесь подделать документы? А почему просто не оформить всё официально?

Я покачал головой, поскольку не хотел оставлять никому ни малейшего шанса связать девчонку с разыскиваемой в Рёгенмаре ведьмой. Марта должна стать уроженкой Риера, никогда не покидавшей пределы империи, а никак не возникшей из ниоткуда бродяжкой сомнительной репутации.

— Так проще! — отмахнулся я. — Иди! Что не потратишь, оставь себе.

Уве задумчиво взвесил в руке монеты, кивнул и отправился выполнять распоряжение, враз позабыв обо всех неудобных вопросах. Оно и немудрено: вручённых мной двух талеров на подкуп клерков хватало с изрядным запасом. Да что там — с запасом! Если подойти к делу с умом, чиновники ратуши удовлетворятся и четвертью этой суммы.

После я немного поколебался, но всё же решил навестить Микаэля и проверить, как проходит его добровольное затворничество, а заодно оценить винный погреб маркизы. Отчёт о ревизии был уже закончен и даже переписан начисто, оставалось лишь согласовать его с Адалиндой и выслать в Ренмель. Да нам и самим стоило как можно скорее выдвигаться в столицу. И без того задержались в Риере сверх всякой меры. Ещё не хватало, чтобы канцлер счёл эту задержку неуважением или того хуже — признанием вины.

Кривясь от этих мыслей, как от зубной боли, я спустился на первый этаж и столкнулся там с Мартой, которая вознамерилась юркнуть на лестницу, но заметила меня и в нерешительности замерла на месте.

— Далеко собралась? — поинтересовался я.

— Тише, Филипп! — прошипела девчонка, приложив палец к губам.