— Это же дверь! — воскликнула Ксения.

Действительно, при ближайшем рассмотрении оказалось, что железная спинка была прикручена проволокой к двери, за которой скрывался проход в стене.

Савелий распахнул эту дверь шире и, выставив перед собой пистолет, шагнул в полумрак проема. Сразу за стеной находилась небольшая, примерно метр на метр, железная решетчатая площадка, от которой круто вниз, метра на три, уходила тоже железная, с решетчатыми же ступенями лестница. Свет исходил от забранной в защитный проволочный «абажур» тускло горящей лампочки на бетонной стене в самом низу. И в той же стене была железная дверь с металлическим штурвалом по центру, который в этот самый момент медленно поворачивался…

— Стой! — заорал Сава и скатился с лестницы, почти не касаясь ступеней ногами.

Оказавшись внизу, он сунул пистолет в карман и обеими руками вцепился в штурвал, выкручивая его в обратную сторону. К нему подскочили спустившиеся следом Ксения и Стас, но их помощь уже не требовалась — Савелий потянул за дверь на себя, и та неохотно подалась.

Когда дверь удалось открыть наполовину, стало видно, что с другой стороны, повиснув на штурвале, ее держит человек, одетый в костюм химзащиты и противогаз. Дышал незнакомец очень уж часто, громко и сипло. Казалось, что он сейчас задохнется. Его силы определенно были на исходе, а дверь он удерживал исключительно своим весом, судя по всему, не особо большим. Савелий, понимая, что помеха стала чисто условной, дернул дверь со всей силы, и та тут же распахнулась полностью. Человек, не удержавшись, упал. Он тяжело поднялся на колени и сорвал с головы противогазную маску.

Ребята невольно ахнули: перед ними был старик. Не просто пожилой мужчина, а именно старик — с потным, морщинистым, изможденным лицом землисто-свекольного цвета; жидкой грязно-седой бороденкой; желтовато-пятнистой, будто пергаментной, лысиной, окруженной редкими пучками таких же грязно-седых, что и борода, волос, и с маленькими, тусклыми, налитыми кровью глазами. Единственным, что гармонично смотрелось на этом лице и вызывало невольное уважение, был нос — мясистый, крупный, красный, напоминающий вытянутую помидорину. Правда, из его ноздрей торчали пучки желтоватых волос, на каждом из которых висело по большой мутной капле, так что уважение к носу, едва возникнув, тут же пропало. У Ксении так точно. Девушка быстро отвернулась, едва сдерживая рвотные позывы.

Старик часто, словно выброшенная на берег рыбина, хватал воздух безгубым и почти беззубым ртом. При этом он смотрел снизу вверх на ребят вовсе не затравленным и даже не особо испуганным взглядом. В красных глазах его читались скорее досада и усталость. Взгляд старика будто говорил: ладно, ваша взяла, добивайте.

Разумеется, ребята не собирались делать ничего подобного. Напротив, Сава наклонился к старику и помог тому встать на ноги. А после этого снял свой противогаз и спросил:

— Вы кто такой? Вы здесь живете?

Старик не ответил, лишь провел тыльной стороной ладони под носом, убрав мутные капли. Дыхание его выровнялось. Лицо становилось из свекольного просто землисто-серым. Нос тоже поменял цвет и напоминал теперь уже не крупный помидор, а небольшой баклажан. Глаза же остались кроваво-тусклыми. В них по-прежнему сквозила только усталость без малейшего намека на страх или хотя бы любопытство.

— Мы не причиним вам зла, — следом стянув с лица маску и поморщившись от резко ударивших в нос запахов, подключился к «беседе» Стас. — Просто скажите, кто вы такой и что здесь делаете. Вы ведь… немолодой уже…

— И Лени-и-ин такой молодой, и юный Октябрь впереди!.. — пропел вдруг старик сиплым фальцетом.

— Вас зовут Ленин? — испуганно пискнула Ксюша, единственная оставшаяся в противогазе.

— Ленин умер, — ответил старик неожиданно спокойным голосом. — И мы тоже умрем. Все. Совсем скоро.

Он снова надолго замолчал, изучая при этом взглядом ребят.

Стасу быстро надоели эти бессловесные гляделки, и он принялся рассматривать помещение: бетонная, метра три на четыре, коробка с голыми стенами, под потолком такая же, что и у входа, тусклая лампочка в решетчатом проволочном «абажуре» — ничего интересного… Возле одной стены стоял грубо сколоченный стол с широкой деревянной скамьей вдоль него. На столе — полулитровая бутылка, заполненная на две трети прозрачной жидкостью, металлическая, с отбитой эмалью, грязная донельзя кружка, бурые куски чего-то весьма на вид не аппетитного. Еще одну стену от пола до потолка закрывали стеллажи, заваленные разнообразным хламом — при плохом освещении и не разглядеть, чем именно. Там же — пара широких вертикальных ячеек. В одной висело темно-серое тряпье — вероятно, какая-то одежда. Вторую занимали два костюма химзащиты — таких же, что были на старике.

— Вы тут не один? — внутренне напрягаясь, спросил Стас и кивнул на костюмы.

Сава поймал взгляд друга и задал вопрос вслед за Стасом:

— Где остальные?

Старик опять не ответил, а друзья продолжили обшаривать глазами помещение. Если тут жили еще люди, и если они были не такими старыми, как этот неразговорчивый незнакомец, то дело могло принять весьма тревожный оборот. Однако в помещении никого больше видно не было. Зато там имелись, кроме входной, еще три двери, правда, вполне обычные, деревянные, выкрашенные когда-то очень давно белой краской, от которой остались теперь только лохмотья.

— Что там? — снова спросил Савелий, указав на двери. Голос его стал при этом более требовательным и жестким. — Там есть еще люди?

— Люди встречаются, люди влюбляются, женятся-я-ааа, — снова засипел фальцетом старик. — Мне не везет в этом так, что просто беда-а-ааа…

— Хватит паясничать! — сдернув наконец с лица маску, крикнула Ксюша. — Вас же по-человечески спрашивают. Стыдно должно быть. Пожилой человек, а так себя ведете!

— А вам не стыдно? — внезапно набычился старик. — Вломились в мой дом, устроили допрос… Вы сами сперва скажите: кто такие да откуда?

— Оттуда, — буркнул Савелий.

Стас же, пытаясь смягчить ситуацию, уже более дружелюбно ответил:

— Мы из Коломенского. Идем в город. Мы просто хотим узнать, что там и как. Надеемся встретить людей и…

— Нет там никакого города, — резко оборвал его старик. — И людей никаких нет. Ничего больше нет, и не будет.

— Да как же нет, если… — начала было говорить Ксения, но замолчала вдруг, понимая, что никаких внятных доводов найти не может.

Савелий же нахмурился, переводя взгляд с одной двери на другую. Стас понимал, что надолго терпения друга не хватит, и тот пойдет проверять, что — или кто — скрывается за ними. Но странный ответ старика его, что называется, зацепил, поэтому Сава снова посмотрел на хозяина.

— Вы объясните, что з-значат ваши слова? Как это — никого нет? А мы? А вы?.. И город… ну как же его нет? Вы пошутили?..

В ответ старик снова запел:

— Снятся людям иногда голубые города, у кото-о-оорых назва-а-аания не-е-еет!..

Затем он стал стягивать с себя костюм химзащиты и вскоре стоял перед ними полностью голый. Ксюша быстро отвернулась, а Стас и Сава пожалели, что сняли противогазы — настолько мощный смрад исходил от старика. Даже при тусклом освещении было видно, какой он грязный. И до безобразия худой — практически скелет, обтянутый серой морщинистой кожей. Стас вспомнил, что видел как-то в одной из книг фотографию мумии — сейчас перед ним будто предстал оригинал этого фото.

Старик же не спеша подошел к стеллажам, повесил рядом с двумя другими такими же свой защитный костюм и нарядился в висевшее рядом тряпье, на поверку оказавшееся чем-то вроде длинного мешка с отверстиями для головы и рук. Ноги он сунул в некое подобие галош, сшитых, судя по всему, из автомобильных покрышек.

Затем он выудил из недр стеллажа мятую алюминиевую кружку и пустую консервную банку, заменяющую, по-видимому, стакан. И кружка, и банка были почти черными то ли от грязи, то ли от копоти, а скорее всего — от того и другого вместе. Старик мотнул друзьям головой — сюда, мол, — и направился к столу. Уселся на скамью, наполнил из бутылки на треть эмалированную кружку и угрюмо проскрипел:

— Кто еще будет?

— А что это? — спросил, сглотнув, Стас, которому как раз очень хотелось пить.

— Что, что — водка, не видишь, что ли? Берег ее, родимую, аки зеницу ока. Последнюю… Аккурат к сегодняшнему денечку берег. Так будете, нет?

— Что такое водка? — шепнул Стас Савелию. — Ее можно пить?

— Пить-то можно, но не нужно, — прошептал в ответ Сава и сказал, уже в полный голос, старику: — Нет, спасибо, обойдемся как-нибудь.

— А почему именно для сегодня вы ее берегли? — спросила Ксюша, которая о водке что-то слышала от старших, но запомнила лишь, что ничего хорошего от этой водки не бывает.

— Потому что сегодня — день рождения моего Игорька, царствие ему небесное, — небрежно перекрестился старик. — Юбилей, мать его… Полтинник.

Он шмыгнул носом, еще раз перекрестился, тут же сплюнул и залпом выпил содержимое кружки. Поежился, крякнул и потянул со стола в рот кусок бурой массы. Пошамкал беззубым ртом, проглотил и снова мотнул головой: