— А если его арестуют гвардейцы?
— Не арестуют, если скажет, что он от меня. Мы имеем право передвигаться по городу даже при чрезвычайном положении.
— Понимаю, — деловито заключил Тенан, открыл свой таблотесор и вызвал Хемеля в окно связи.
Хемель ждал в условленном месте. Он сидел в открытом шестиколесном авто, окруженный четырьмя заминами из патруля. Когда Друсс и Тенан приблизились к ним, один из гвардейцев обернулся, оскалил широкую пасть, полную маленьких треугольных зубов, и воскликнул:
— Господин Друсс, это вы? Этот лживый замин утверждает, будто ждет вас.
— Вы отдаете себе отчет, что сейчас, после наступления темноты, нельзя предпринимать каких-либо шагов?
У Друсса не было бы шансов победить в стычке с замином, будь он даже низким и худощавым типом, но теперь решение Совета давало ему огромное и полезное преимущество. Просто неоценимое.
— Как вас зовут, гвардеец? — спросил Друсс.
— Хезз.
— Вы командир этого патруля?
— Верно, — гордо ответил замин. — Но вы, кажется, забываетесь. Здесь вопросы задаю я.
— Нет, господин Хезз, — жестко отрезал Друсс. — Мы с моими помощниками, то есть с этим перусом Тенаном и тем замином Хемелем, выполняем важную миссию по приказу Совета. Вы бы знали об этом, если бы чаще обновляли список приказов, получаемых из штаб-квартиры. Я вижу, что в последнее время вы стали немного пренебрегать своими обязанностями. Мало того, что бродите по улицам, не зная последних приказов, так еще и мешаете нам работать. Вы понимаете, как это будет выглядеть в докладе, который я представлю Совету?
Замин оцепенел и не знал, что сказать.
— Я… — начал он, но закончить мысль оказалось выше его сил.
Друсс решил его добить.
— Для начала советую открыть таблотесор и просмотреть приказы, а после предлагаю вашему патрулю поскорее убраться с нашего пути.
— Хорошо, простите.
Хезз рыкнул на своих гвардейцев, которые тут же отошли от многоколесника и сбились в тесную кучку. В воздухе задребезжали таблотесоры. Мгновение спустя Хезз взглянул на Друсса и сказал:
— Всего десять дней. А потом я найду тебя.
— Возможно, господин Хезз, — ответил Друсс, успевший расположиться в многоколеснике рядом с Тенаном. — Но за это время многое может случиться. Давай, Хемель.
Тот открыл свой таблотесор, подключил его к механике авто, ментально проник вглубь двигателя и запустил процесс внутреннего сгорания. Мотор дернулся, разогнал обороты. Многоколесник взревел и под гневные взгляды гвардейцев рванул вперед.
— Куда? — спросил Хемель.
— Через канал и к дому Менура.
— А что за десять дней?
Друсс пожал плечами.
— Тенан тебе потом объяснит.
— Ну, как скажешь…
— А Басал… — Друсс сглотнул слюну. — Ну, вы знаете. У меня не хватило смелости заглянуть в комнату.
— Спокойно. Все в порядке. Мы отвезли его на Компостную станцию.
Друсс почувствовал облегчение, показавшееся ему неприличным. Как будто где-то там, в глубине себя, он радовался смерти брата. Однако быстро понял, что это всего лишь возбужденные эмоции, блуждающие по периферии сознания и затянутые в мелкие вихри навязчивых мыслей. Он очистил разум. Многоколесник мчался по пустынным улицам Линвеногра, над которыми занимался серый рассвет.
Тенан и Хемель остались в многоколеснике. Друсс воспользовался ментальным ключом, который был записан в его таблотесоре, чтобы открыть психомеханический замок, установленный в дверях мастерской Менура. Он уверенно миновал паутинный лабиринт — его расположение навсегда врезалось ему в память — и спустился по пандусу в обсерваторию перуса. Тот, как обычно, суетился у своих генераторов биотрики, погруженный в мерцающий свет артефактов ксуло.
Его эктоплазматический вырост вытянулся вверх и обернулся к Друссу.
— Прости, — сказал Менур.
— За что?
Друсс уселся на пандус. Он хотел сохранить дистанцию. Предстоял трудный разговор.
— Я подвел тебя. Я должен был что-то сделать. Придумать какой-нибудь способ заблокировать это ненормальное соглашение, которое вы заключили с Советом.
— Ты бы не сумел. Я сам этого хотел. Мне нужна полная свобода. Любой ценой.
— А что ты будешь делать потом?
— Еще не знаю. Сейчас это не важно.
— Я тебя не понимаю.
— И я тебя тоже.
— Что ты имеешь в виду?
— Только ты мог бы пролить свет на то, что собой представлял этот Импульс, но ты этого не сделал. Ты вообще ничего не сказал.
— Я не имею права голоса на заседаниях Совета.
— Но в исключительных обстоятельствах ты можешь сообщить председателю, что хочешь выступить. В сложившейся ситуации они вряд ли отказали бы тебе.
— Почему ты считаешь, что мне было что сказать? С чего ты взял?
— А ты почему меня обманываешь?
— У меня нет от тебя секретов.
— Есть. И не один. Видишь ли, если подумать об этом сейчас, то некоторые вещи кажутся очевидными. Как так получилось, что один чрезвычайно эксцентричный перус позаботился о двух юнцах? Ты всегда избегал семейных зависимостей. Ты всю жизнь избегал их как огня, так почему же, Менур? Почему?
— Ты причиняешь мне боль этими словами. Я знаю, что ты расстроен из-за потери брата, но…
— Не меняй тему. Помнишь, когда я создавал собственный архив вспышек ксуло, ты щедро одарил меня множеством своих трофеев?
— Конечно. Ты и это мне припомнишь?
— Нет, потому что именно благодаря этому я обнаружил образец, по своей структуре очень напоминающий Импульс.
— Как это? Ага…
Перус умолк, и его вырост сжался в комок. Это было похоже на признание. Друсс вздохнул.
— Я так и думал. Когда Лестич докопался до него, я не мог поверить своим глазам. Нечто очень похожее произошло много лет назад, и ты это знаешь. В чем тут дело? Они тоже знают, что происходит, но вынуждены играть в свои политические игры или только ты?
— Только я.
— Как это возможно? Этот Импульс убил несколько сотен жителей Линвеногра. Такие вещи нельзя не заметить.
— Вот именно. Тогда никто не погиб.
— Почему?
— Не знаю. Я только частично понимаю этот процесс.
— Что вызывает Импульс?
— Он возникает, когда человек пересекает границу Квалла.
Наступила тишина. Друсс боялся задать следующий вопрос. Он боялся узнать правду, потому что уже знал, почему Менур о них позаботился.
— Ты чувствовал себя виноватым.
— И это тоже, — тихо ответил Менур. — Но главное, я обещал это твоему отцу.
— Как вы могли? Это сломало нам жизнь. Это убило мать. А теперь, по иронии судьбы, погиб и Басал.
— Ваш отец убедил меня, что есть дела поважнее.
— Прежде чем ты просветишь меня и объяснишь, что было настолько важно, я хотел бы, чтобы ты честно ответил на один простой вопрос.
— Я постараюсь.
— Возможно ли, что мой отец вернулся в Линвеногр?
— Не знаю. Возможно. Есть такой шанс.
Ун-Ку
— Вы действительно хотите это знать? Зачем это вам?
— Ради этого я сюда и приехал.
— Но это бессмысленно.
— Почему? Ваша жизнь — захватывающее приключение. Это материал для нескольких книг.
— Журналистские бредни. Как будто книги имеют какое-то отношение к жизни.
— Забавно, что вы это говорите в своей библиотеке.
— Это всего лишь декорация, она не имеет никакого значения.
— И по вашему мнению, богатые родители и учеба в престижном университете вам тоже не помогли?
— Отнюдь.
— В чем же тогда секрет?
— Понятия не имею. Может быть, это везение. Или проклятие. Иногда их трудно отличить.
— Тогда почему же вы вместо того, чтобы сделать карьеру салонного дамского угодника, уехали в Африку?
— Отчасти из-за долгов, но в большей степени из-за жажды приключений. Я был уверен, что отец разрешил бы мои финансовые проблемы в два счета, но мне хотелось чего-то иного. И когда наемные головорезы начали наступать мне на пятки, мой друг сделал мне заманчивое предложение.
— Фон Браун?
— Разумеется. У этого засранца был небольшой капитал и участок собственной земли в Центральной Африке, на которой располагался алмазный рудник. Проблема, однако, заключалась в том, что он не работал с тех пор, как кто-то перебил всех шахтеров. Так, между прочим, за этим кроется довольно забавная история. У отца фон Брауна было своеобразное чувство юмора. Он переписал на сына землю в Африке, но поставил при этом одно условие — новый владелец должен в течение года запустить шахту. Если ему это не удастся, то право собственности вернется к папаше. С тем же успехом он мог бы подписать своему сыну смертный приговор. Он хорошо знал, что там происходит.
— И что сделал молодой фон Браун?
— Как будто вы не знаете! Он нашел себе компаньона, который оказался настолько глуп, что отправился с ним в Африку.
— Но разве ему пришлось вас как-то особенно уговаривать?
— Идиотские решения — одна из привилегий молодости.
— Что произошло, когда вы оказались в Африке?
— Мы угодили в чан с дерьмом. Немилосердная жара, вездесущая грязь, назойливые насекомые и столь же назойливые и агрессивные племена, вооруженные ружьями и винтовками. Всё это было невыносимо. Я всегда проклинал отца за то, что с раннего детства он заставлял меня участвовать в охоте. Я ненавидел его за это, но благодаря этому научился довольно хорошо стрелять. Поверьте, в Африке это оказалось самым приятным занятием. Это единственное, что позволило мне пережить кошмар пребывания на этом дьявольском континенте. Тупые черномазые таились в кустах и думали, что никто не замечает их белозубые рыла. И вдруг сюрприз. Бах! И одним зубастым меньше. Бах! Еще один грызет землю. Ничто так не улучшало настроение.