Мужик побледнел.
— Надо, наверное, вызвать уважаемых дам? — подсказал я ему.
— Да! Да, конечно! — потянулся он к селектору.
Подождали, я попросил выгнать из кабинета всех кроме Вилки (женщина со знанием языка глухонемых по моему начитавшемуся детективов мнению может помочь) и дяди Вити — у него рожа менее страшная.
Первой посчастливилось отвечать Людмиле Юрьевне. В «неглиже» она казалась симпатичнее. Бледнеет, нервничает, ручки заламывает. Жалость временно отключаем и кивком разрешаем Вилке показать испытуемой фотографию.
Модель немодного в СССР жанра съежилась на стуле и закапала слезками.
— «Я купил это в Москве несколько часов назад», — прожестикулировал я.
На лице Люды появилась самая настоящая безысходность:
— «Он говорил, что продаст фотографию одному хорошему человеку и всё».
Вздохнув, покивал — обманули тебя, нехорошие такие.
— «Сколько заплатил?»
Людмила дернулась, однако нашла в себе силы ответить:
— «Без лифчика — 15. Без низа — 20. Без наготы — 10. Мне 10 было нужно до получки!» — горестно прожестикулировала она. — «Меня теперь из общаги и училища попрут?»
Показал корочку, подождал, пока допрашиваемая вернет дееспособность:
— «Тебе и остальным ничего не будет, если расскажете все, что знаете. Тысячу рублей дам за это и обещание ценить себя больше», — и сочувственная улыбка.
— «Меня его менты потом по кругу пустят и в море утопят», — прожестикулировала она.
— «А я и за его ментами! Вон тот…» — кивнул на дядю Витю. — «Полковник КГБ. Из Москвы. Мы все из Москвы, по прямому поручению министра. Порнографии в Одессе пришел пизд*ец, снизу и до верху. Но женщины-модели нам не нужны — из комсомола выгонять мне не интересно».
— «На восемьдесят рублей в месяц не больно-то и проживешь», — пряча глаза, добавила она.
— «Этот вопрос сложнее, но проблема обнаружена, а значит мы попробуем что-то с ней сделать», — пообещал я.
Не сразу, но обязательно.
— «На улице… есть один фотосалон…» — вздохнув — придется частично поверить пионеру — она начала свой беззвучный рассказ, и Вилка едва успевала записывать показания в папку «Глухое дело».
Выпроводив снабженную бонусной тыщей рублей студентку обратно в цех, допросили следующих, которые добавили в папку нескольких самых настоящих говорящих сутенеров, которые держат притоны с глухонемыми работницами. Товар, по их словам, очень ходовой. Ну а че, удобно — эта-то точно трепаться не будет!
— …Вот такие вещи происходят в славной Одессе на пятьдесят втором году Советской власти, — пожаловался я дяде Вите, когда все трое девушек были допрошены. — Да сюда надо с дивизией работников БХСС приезжать — если только на базе одного «глухонемого» УПК минимум две банды действует — порнографов и торговцев интимными услугами, то что в части полноценно слышащей творится?
— Порт, Сережа, — вздохнув, объяснил наивному ребенку опытный КГБшник. — Ростов, Одесса, прочие портовые южные города — настоящий рассадник всяческого криминала. Иностранцев полно, вот и удовлетворяют спрос интуристов как могут. У нас тоже парочка притонов есть, — признался он, отведя глаза.
— Ваши не тронем — не ради не трудовых доходов же держите, но вот это надо пресекать, — ткнул пальцем в листочек с отдельно выписанными адресами «глухонемых» притонов. — Я понимаю, что дамы туда от материальной неустроенности по большей части идут, но закон есть закон. Я бы вообще публичные дома разрешил, пускай налоги платят и принудительно лечатся от нехороших болячек, но это — потом, а пока вызывайте, наверное, подкрепление — по притонам мы до завтрашнего дня проваландаемся, а я маме обещал не позже десяти дома быть.
Вилка с КГБшником заржали, и дядя Петя позвонил в Москву. Когда он закончил перечислять адреса и скачанную у студенток инфу, я смущенно опустил глаза в пол:
— Дядь Петь, вы — взрослый человек и целый полковник. Мне такое вам говорить не по рангу и вообще хамство, — вздохнув, поднял на него глаза. — Но мне же не придется пороть свои сапоги, как Суворову?
Интеллигентный КГБшник понял правильно, улыбнулся и аккуратно хлопнул меня по здоровому плечу:
— За дело душой болеть — это правильно. Но контору-то не обижай!
— Извините, — покаялся я. — Но я все равно буду звонить и проверять, как там оно вообще идет.
— Обязательно звони, — одобрил дядя Витя.
— На какие темы директора трясти? — спросил я.
Он же «экономический». Дядя Витя снисходительно объяснил и пригласил в кабинет хозяина и невысокую, пышную, нервно потеющую, завитую «химией» тетеньку лет пятидесяти в очках. Архетип: «Бухгалтер отечественный, стандартный, женского пола». Последняя несла стопку журналов учета всего подряд, в два раза большую пёр оперуполномоченный БХСС. Какая галантность!
В журналах я ничего не понимал, но все просмотрел и запомнил, пока подозреваемые объясняли Андрею Викторовичу, какое у них тут передовое заведение для инвалидов.
— Я совершенно уверен, что все у вас в порядке, а вы — честные люди, — вполне чистосердечно отвечал он им. — Это же инвалиды! Ну кто будет на инвалидах руки греть? Имею ввиду — на производстве, — посмотрев на ехидно ощерившегося меня, уточнил он.
— А почему у вас «некондиция» и «обрезки» прямо в день поступления сырья списываются, с разницей в десять минут? — полюбопытствовала малолетняя нейросеть, «доев» бухгалтерию. — Вы разгрузить-то хоть успеваете?
— Иии! — вжалась в стул бухгалтер и заревела белугой. — Ой не губ-и-и-и, это этот черт винова-а-ат! — начала колотить прижатого крепкой рукой дяди Пети к стулу директора кулачками по спине.
— Успокойтесь, гражданка! — лязгнул металлом в голосе дядя Витя.
Помогло.
— Где здесь, Сережа? — подсел он ближе ко мне.
БХССник, как «шарящий», подсел с другой стороны. Объяснил.
— Да как так?! — с неподдельной обидой воскликнул щелоковский засланец. — Вы что здесь, в две смены инвалидов пахать заставляете?!
— Я заставляю?! — заорал загнанный в угол директор. — Да они мне руки целовать готовы — кто им еще по «десятке» за смену даст?!
— Атлант расправил плечи! — умилился я. — Но ситуация прямо грустная, — вздохнул. — Девчонок жалко — в самом деле, либо панталоны по ночам подпольно строчить, либо в притон или порноателье.
На лице падшего директора мелькнула надежда.
— Но закон есть закон, — улыбнулся я ему. — Дядь Вить, на сколько тут наши уважаемые цеховики наворотили, если в годах?
— Да тут расстрел светит! — не подвел он и уточнил. — Вам, Викентий Петрович. А женщин у нас не расстреливают, поэтому вы сядете лет на двадцать, — ткнул он пальцем в ехидно косящуюся на подельника бухгалтершу.
— Ой не гу-у-у-би, — снова включила она «сирену».
— Тишина! — попробовал поддержать дисциплину сам.
Помогло.
— Товарищи, за сотрудничество у нас ведь положено снисхождение? — запросил подтверждения у старших товарищей.
— Положено, — важно кивнул Андрей Викторович.
— Гражданин Викентий, мы сейчас «хлопнем» кое-кого, и, по идее, после этого нам нужно возвращаться в Москву. В этом случае вы отправитесь с нами, вместе со всеми местными кадрами, которые вас прикрывали. Подпольное производство вы развернули особо циничное, эксплуатируюшее инвалидов. Да вас если государство не расстреляет, народ митинговать пойдет от такой несправедливости. Но! — хлопнул рукой по столу, заранее остановив набравшую воздуха в грудь бухгалтершу. — Но если вместо Москвы мы поедем, например, в следующий «глухонемой» подпольный цех, персонально про вас и вас, — распространил мотивацию и на счетовода. — В средствах массовой информации ничего не расскажут. Скажем, расстрел для вас заменится на «пятнашечку» с возможностью руководить производством, например, верхонок — зэки же не хуже шить умеют, уверен, вы и там развернетесь и наладите образцово-показательное производство. Получится — отсидите десять и по УДО на волю, — пообещал директору. А вам, — бухгалтерше. — Могу предложить десять с УДО через восемь, если будете стремиться к исправлению.
— Ой, не гу-у-уби… — тихо, словно по инерции завела бухгалтер.
— Две минуты на подумать, товарищи, — посмотрел на часы. — Извините, времени нету со смертниками в круговую поруку играть.
Директор раскололся через полминуты, тем самым сняв «блок» и с бухгалтерши. Их общий рассказ занял почти сорок минут, и был записан Вилкой, дядей Витей и Андреем Викторовичем.
— Даже ногти рвать не пришлось! — довольно потянулся я. — Дядь Вить, давайте поручим восемь других УПК товарищам, а сами полетим в Грузию, давить самого важного врага?
— А ты домой-то успеешь? — ухмыльнулся он.
— Я же по поручению Николая Анисимовича! — притворно ужаснулся я. — И не могу остановиться на полпути! Да, мы прибыли сюда за порнографом, но, как образцовый пионер, я не могу смириться с существованием целой сети подпольного производства и распространения продукции! Страна теряет сырье, не получает налогов и доходов, а значит — мы имеем с черной экономической дырой, которая совсем не метафорически высасывает ресурсы ради того, чтобы… — просветлев, повернулся к директору. — А ради чего, подпольщик Викентий? Сколько денег тебе отгружали?