— Я все равно не поверила! — фыркнула она, гордо вскинув подбородок.

Сравнявшись с девушкой, достал секретное оружие:

— Будешь жвачку?

— С чем? — не стала она сразу принимать угощение.

— Не знаю, не пробовал еще, — признался я. — Juicy Fruit.

— Такая жвачка мне нравится! — одобрила Катя (она бы любую одобрила, но это — часть игры).

Аккуратно поделил пополам, и мир в нашей маленькой компании был восстановлен.

— Мне в санаторий уехать надо, — признался я. — До двадцать девятого августа.

— Мероприятие у нас тридцатого, — успокоила меня пионерка.

— Хорошо, а то не хотел подводить товарищей, — облегченно вздохнул я.

— Это правильно, товарищей подводить нельзя! — одобрила она.

Домой вернулся только вечером — по выставке бродили много и даже перекусили чебуреками — Катя захотела именно их.

Таня уже ушла, а мама гордо продемонстрировала мне итоги сегодняшнего дня — целых сорок три патча. Чудовищные триста восемьдесят семь рублей! А ведь сырье еще осталось!

— Я округлю, — поведала мне мама. — Триста нам и восемьдесят семь — Тоне отдам, за обувью как раз сходим. Ну и завтра сколько сделаем еще, — пообещала добавить еще.

— Это хорошо, — кивнул я.

— Лишь бы Фил заплатил, как договорились, — вздохнула мама и с улыбкой спросила: — Как погуляли?

— Весело! — признался я. — Реактор смотрели.

— Со мной ты тоже его смотрел, — грустно улыбнулась мама.

— И еще посмотрим — офигенно же, — пообещал я.

— Катя наряжалась? — любопытно прищурилась родительница.

— Наряжалась, — подтвердил я.

— Это хорошо, — довольно кивнула мама.

— Мне двенадцать лет, мам, — мягко остановил я ее сладкие фантазии, где сыночек женится на дочке директора родной фабрики. — Можно мне про такое пока не думать? Давай вернемся к этому всему, хотя бы когда я буду в старших классах.

— А чего такого я спросила-то? — засуетилась мама, которой стало неловко. — Голодный небось? Пойдем, сварю тебе пельменей — доедать надо, а то за месяц невкусные станут.

Глава 7

Всю первую половину дня дамы перерабатывали сырье в конечный уникальный продукт, и в обед за ним пришел Фил.

— Красота! — оценил он. — Сколько тут?

— Шестьдесят две! — похвасталась мама.

— Извините, теть Наташ, я пересчитаю? — усевшись на стул, фарцовщик начал пересчитывать заплатки.

— Порядок должен быть! — не расстроилась родительница.

Сидящая рядом со мной на диване Таня взволнованно поерзала — а ну как обманут?

— Все правильно! — одобрил фарцовщик и отсчитал маме пятьсот шестьдесят рублей. Приняв от нее два рубля сдачи, вручил покрасневшей от такого поворота Тане пластинку жвачки, меня потрепал по волосам и откланялся, пообещав, если будет потребность, заказать еще, но не факт, что «тема» дотерпит до осени, — народ же не слепой и простоту «патчей» неминуемо разглядит, обрушив рынок к чертовой бабушке.

— У тебя мама дома сейчас? — спросила мама у Тани.

— Дома! — кивнула та.

Суббота же.

— Позвони ей, пусть одевается и идет к нам — пойдем наши получки тратить! — подмигнула ей мама и выдала девочке сто шестьдесят рублей — доокруглила, так сказать.

— Я же меньше сделала! — пискнула честная Таня.

— Это премия тебе, за старания! — поведала мама, и соседка побежала звонить из коридора.

— Не хотелось бы такую монополию терять, — вздохнула родительница и улыбнулась мне: — Но ничего, всех денег все равно не заработаешь, верно?

— Верно! — согласился я и, сложив ладони рупором, громко прошептал: — Джинсовая юбка!

— Джинсовая… — мама подвисла, блеснула глазками. — Ну, Сережка! — с улыбкой погрозила мне пальцем.

— А кооперативная квартира сколько стоит? — спросил я.

— Нам нельзя, у нас, видишь ли, жилплощадь большая! — саркастично усмехнулась она, обведя комнату руками. — Аж два лишних квадратных метра!

— Богато живем! — хохотнул я.

— Получше многих! — гордо вскинула она подбородок.

— Это правда, — согласился я. — Ты у меня — огромная молодец!

— Я такая! — радостно подтвердила мама и добавила: — Нам — только обмен с доплатой.

Новый брак мама, видимо, в качестве варианта не рассматривает.

— А это — очень дорого, Сережка! — сделала мне «пип», хихикнула, приказала: — Поприличнее одевайся, в комиссионку пойдем! — И затолкала меня за ширму, потому что в комнату вернулась Таня.

Она у нас сегодня в черной юбочке и серой блузке, так что в переодевании не нуждается — выглядит пусть и бледненько, но вполне прилично.

— А ты Филиппа давно знаешь? — спросил я.

— Я с его матерью дружила, работали вместе, — немного потускнел мамин голос. — Фил — хороший, нянчить тебя помогал. Она умерла пять лет назад, от туберкулеза. А папаша у него дипломат, вот и разбаловал! — грустно вздохнула.

— Каждый сам себе дорогу выбирает, — попытался утешить ее я.

— Да, ты прав, — сделала она вид, что сработало.

— Фил крутой! — заявила успешно подкупленная Таня, чавкая подарком.

— Фила когда-нибудь в тюрьму посадят! — пояснила ей мама.

— За что? — удивилась соседка.

— Да не переживай, — жалеющая, что сказала слишком много, мама с улыбкой махнула рукой (мне в щель ширмы видно). — Нормально все с ним будет, но ты с фарцовщиками не дружи, хорошо?

Девушка кивнула, а я, поправив ворот рубахи с коротким рукавом, вышел из-за ширмы, уселся на диван рядом с ней и перевел тему:

— Давай мне подешевле купим? Какой смысл — все равно перерасту.

— Носи аккуратно, и сдадим обратно в комиссионку! — отвергла предложение мама.

Тетя Надя, судя по всему, с нами не идет, потому что, как только мама заметила в окно вышедшую во двор тетю Тоню, мы сразу же двинулись навстречу ей.

— Наташа, ты что, сдурела — куда такие деньги? — почти жалобно поприветствовала нас одетая в канареечного цвета клетчатое платье соседка.

— Таня честно заработала себе на осеннюю одежду! — с улыбкой покачала головой мама. — Такой халявы больше не будет, но, когда мы с Сережей вернемся, я бы хотела, чтобы Таня мне еще немного помогла — не в ущерб урокам, конечно.

— Помогу! — опередила девушка мать. — И на швею после школы пойду учиться!

— Тю-ю, да ты уже больше меня получаешь! — потрепала ее по голове тетя Тоня и поблагодарила маму: — Спасибо, Наташ! Я этого никогда не забуду!

— Ты что, плачешь? — спросила свою родительницу Таня.

— Я щи варила, только сейчас лук пронял! — взяла себя в руки тетя Тоня, и мы отправились к метро.

— А где твоя мама работает? — тихонько спросил я Таню, когда мы шли за вырвавшимися вперед дамами.

— Технологом на нашем хлебозаводе, — ответила девушка, кивнув на остающийся позади двор. — Удобно, из подъезда вышла — и, считай, на работе! — добавила она то, что явно не раз слышала от родительницы. — А папаша — на заводе, токарем. — Вздохнула: — Когда передовиком был, нам две комнаты в коммуналке и дали! А теперь — ничего не дают, а маму еще и на партсобраниях ругают за то, что на мужа повлиять не может. Козел!

— Твоя мама — клевая! — продолжила она. — Всегда лучше всех во дворе выглядит, — с мечтательным вздохом сделала в корне неверный вывод о самодельном происхождении маминых шмоток. — Отучусь и так же буду! — решительно добавила девочка Таня.

— А мама твоя не обидится, что ты по ее стопам не пойдешь? — спросил я.

— Нет, — с улыбкой покачала она головой. — Она сама говорит, что у нее работа собачья! — Немного подумав, девушка немного покраснела и заметила: — А ты со мной раньше даже не здоровался!

— Извиняться не буду! — сразу заявил я. — Потому что не помню, не виноват и вообще — загладил делами!

— Это верно! — одобрила Таня и призналась: — Такой ты лучше!

Закрепляя успех, порадовал девушку анекдотом про легендарного Вовочку — они в силу возраста ей заходят лучше всего — и прислушался к монологу, которым мама Наташа пичкала тетю Тоню.

— …Вот мы с Сережкой сами себе хозяева. Что хотим, то и делаем — ни перед кем не отчитываемся! Тебе, Тоня, Клару Цеткин почитать нужно, я тебе дам! «Экономически свободная женщина может быть сексуально свободной!» — нечаянно вогнала она Таню в краску цитатой. — А замуж… — вздохнула. — Поначалу жуть как хотелось, но теперь даже не представляю, что чужой человек с нами жить будет. А если он на Сережку орать будет? Или вообще руки распускать? Ну уж нет, сама родила, сама воспитала, сама в люди выведу! — гордо закончила она речь.

Вот она, мама Наташа — по-настоящему сильная и независимая!

— Страшно, — вздохнула тетя Тоня. — И комнату отберут, а он один черт в ней жить и останется! Ну смысл от такого развода, Наташа?

— Твоя жизнь, Тонь, — наделила ее мама правом выбора. — Но, если решишься, знай — я помогу, чем смогу!

Наживка заброшена, будем ждать поклевки.

По случаю субботы у комиссионки тусовалась очередь. Я расстроился — стоять нам здесь до самого вечера. К счастью, когда я после выписки решил, что никакого «блата» нам не светит, оказался не совсем прав, потому что мама целеустремленно провела нас за здание и постучала в черный ход.

— Я от Фила! — шепнула она открывшей дверь женщине в советском офисном наряде и что-то сунула той в руку.