Моя квартира расположена исключительно удобно для визитов в отель «Гвельф», я дошел туда за пару минут. Люкс миссис Форд был на третьем этаже. Я позвонил, открыла Синтия.
— Входи! Молодец, что так быстро.
— Да я живу тут рядом, за углом.
Она закрыла дверь, и мы впервые после вчерашнего объяснения встретились взглядами. Нельзя сказать, чтобы я нервничал, но некоторое напряжение ощущал. Прошлый вечер представлялся далеким и чуточку нереальным. Наверное, я как-то это проявил, потому что Синтия вдруг нарушила паузу коротким смешком.
— Что, неловко тебе, Питер? — хмыкнула она. Я принялся отрицать обвинение, горячо, но без подлинной убежденности — неловкость и впрямь присутствовала. — Да ну, как же иначе! Вчера на балу в шикарном платье я выглядела красоткой, и ты сделал мне предложение. Теперь поостыл, смотришь трезво и прикидываешь, как бы пойти на попятный, не ранив моих чувств.
Я улыбнулся, но она смотрела серьезно. Перестал улыбаться и я. Во взгляде ее было что-то странное.
— Питер, ты уверен?
— Дорогая моя старушка, что с тобой?
— Ты точно уверен? — настаивала она.
— Абсолютно, целиком и полностью! — В памяти всплыли глаза с фотографии — и тут же исчезли. Я поцеловал Синтию. — Какие у тебя роскошные волосы! Просто грешно их прятать. — На комплимент она не откликнулась. — Ты как будто не в настроении сегодня, что стряслось?
— Просто задумалась…
— Да ну, перестань! Что-то явно пошло не так. — Меня вдруг осенило. — Э… миссис Драссилис плохо восприняла нашу…
— Нет-нет, мама счастлива, Питер. Ты ей всегда нравился.
Я благоразумно скрыл усмешку.
— Тогда что же? Устала от танцев?
— Да нет, все сложнее.
— Так объясни!
— Не знаю, как сказать…
— Ну хоть попробуй.
Синтия отвернулась, теребя на столе бумаги, помолчала.
— Тревожно мне, Питер, — вздохнула она. — Ты такой рыцарь, великодушный, бескорыстный… прямо Дон Кихот. А вдруг ты берешь меня замуж только из жалости?.. Нет, молчи, позволь мне высказать, что у меня на душе… Мы знакомы уже два года, ты все обо мне знаешь — как я несчастлива дома… с матерью. Не для того ли ты женишься, чтобы вызволить меня оттуда?
— Дорогая моя!..
— Ты не ответил на вопрос.
— Ответил две минуты назад, когда ты спрашивала…
— Ты меня на самом деле любишь?
— Да.
Синтия наконец повернулась и так пристально заглянула мне в глаза, что я даже вздрогнул. Однако ее слова поразили меня еще больше:
— Питер, ты любишь меня так же сильно, как любил Одри Блейк?
Мой разум метался, силясь припомнить, когда и по какому поводу я упомянул при ней Одри. Я был уверен, что никогда и никому, вообще!
У любого, даже у самого рассудительного человека найдется в душе капелька суеверий. Я не особо рассудителен, и у меня их не одна капелька. Силы небесные! Казалось, в ту минуту, когда я сделал Синтии предложение, призрак Одри возвратился в мою жизнь.
— Боже мой! — воскликнул я. — Откуда ты знаешь про Одри?
Синтия вновь отвернулась.
— Похоже, это имя сильно на тебя действует, — тихо проговорила она.
— Любой старый солдат скажет, — хмыкнул я, немного придя в себя, — что зажившая рана напоминает о себе еще долго.
— Даже если полностью зажила?
— Даже если едва помнишь, по какой глупости ее получил.
Синтия молчала.
— Как ты узнала… про Одри?
— Когда мы только познакомились… или вскоре после того я болтала с твоим приятелем, и он сказал, что ты обручился с некой Одри Блейк. Он собирался быть твоим шафером, но ты написал ему, что свадьба отменяется… а потом исчез на целых три года.
— Да… так и случилось.
— Выходит, роман у тебя был серьезный… Я хочу сказать, из тех, что легко не забываются.
Я вымученно улыбнулся, получилось неважно. Обсуждение Одри и впрямь сильно действовало на нервы.
— Забыть едва ли возможно, — пожал я плечами, — разве что память совсем никудышная.
— Я не о том. Ты знаешь, что я имею в виду.
— Да.
Синтия шагнула ко мне, взяла за плечи и заглянула в глаза.
— Питер, ты можешь честно сказать, что забыл ее, — в том самом смысле?
— Да.
На меня вновь нахлынуло странное чувство, будто я бросаю вызов самому себе.
— Она точно не стоит между нами?
— Нет! — выговорил я с усилием, словно что-то внутри пыталось меня удержать.
— Питер!.. — просияла Синтия и потянулась ко мне.
Я обнял ее, но она тут же отпрянула с легким смешком.
Выражение ее лица вдруг переменилось. Казалось, минуту назад мне смотрела испытующе в глаза совсем другая девушка.
— Ого, какой ты мощный, чуть меня не раздавил! Должно быть, футболом увлекался, как Бростер.
Я медлил с ответом. Не умею так сразу переключаться и убирать сильные чувства обратно на полку. К новому повороту беседы требовалось привыкнуть.
— Кто такой Бростер? — поинтересовался я наконец.
— Бывший учитель вот его. — Синтия развернула меня и показала на стул.
Стоявший там портрет я заметил, еще когда вошел, но пригляделся только теперь. Весьма дилетантское изображение на редкость противного мальчишки лет десяти.
— Вот бедолага, как же его угораздило! Что ж, у всех свои неприятности… А кто этот юный головорез? Не твой друг, надеюсь?
— Это Огден, сын миссис Форд. Такая трагедия, знаешь ли…
— Ну, может, это портрет виноват… Мальчишка и вправду косоглазый, или художник так видит?
— Вот ты смеешься, а Несте не до шуток! Сердце ее разбито, она потеряла мальчика.
— Как, он умер? — охнул я. — Извини, мне очень жаль. Я ни за что бы не…
— Да нет, жив-здоров… но для матери все равно что умер. Суд отдал его под опеку папаши.
— Суд?
— Миссис Форд была женой Элмера Форда, американского миллионера. Год назад они развелись.
— Понимаю.
Синтия все разглядывала портрет.
— Огден в своем роде знаменитость. Известен в Америке как Мальчик-капитальчик.
— О! Почему?
— Так его прозвали бандиты. Пытались похитить несчетное число раз… — Синтия странно взглянула на меня. — А сегодня, Питер, — продолжала она, — попыталась и я. Отправилась в поместье, где его держали, и увезла с собой.
— Синтия! Да что ты такое говоришь?!
— Ну как ты не понимаешь? Я сделала это ради Несты. Она с ума сходила оттого, что не могла видеть сына. Вот я и привезла его тайком, прямо сюда!
Не знаю, насколько мое изумление отразилось на лице. Надеюсь, не очень, потому что все это просто в голове не укладывалось. Да еще так спокойно рассказывает — уму непостижимо!
— Ты шутишь?!
— Нисколько. Я его украла.
— Святые небеса! А как же закон? Ведь это уголовное преступление!
— Ну что ж, я его совершила. Такие, как Элмер Форд, не годятся в опекуны. Ты его просто не знаешь, он бессовестный финансист, только и думает о деньгах. Как можно растить ребенка в такой отравленной атмосфере, да еще в самом нежном возрасте! Погибнет все доброе, что в нем заложено.
Мой ум все еще слабо цеплялся за юридическую сторону дела.
— Но, Синтия, похищение есть похищение! Закон не принимает во внимание мотивов. Если бы тебя поймали…
Она резко перебила меня:
— А ты побоялся бы, да?
— Ну… — промямлил я. О таком мне задумываться еще не приходилось.
— Уверена, что нет! Если я попрошу сделать это ради меня…
— Синтия, но ведь похищение — это отвратительно. Дьявольски бесчестный ход!
— Я же его сделала! Разве ты презираешь меня?
Я утер вспотевший лоб, не в силах подыскать слова.
— Питер, — продолжала она, — я понимаю твои моральные терзания и разделяю чувства. Но разве ты не видишь, что это совсем не простое похищение, которое, я согласна, отвратительно? Вырвать мальчика из гибельного окружения и отдать матери, которая его обожает — что тут дурного? Наоборот, это прекрасно! — Она перевела дух. — Питер, ты сделаешь это ради меня?
— Ничего не понимаю, — поморщился я. — Все ведь уже сделано. Ты же похитила его!
— Да, но нас выследили, и мальчика увезли обратно. Теперь я хочу, чтобы попробовал ты. — Синтия подошла ближе. — Питер, пойми, твое согласие для меня очень важно! Я ведь женщина и в глубине души все же немного ревную к Одри Блейк… Нет, молчи! Словами этого не исправишь, но если ты ради меня решишься, я успокоюсь. Тогда я буду уверена в тебе!
Синтия стояла ко мне вплотную, держа за руку и заглядывая в лицо. То ощущение нереальности, что преследовало меня с той минуты на танцах, нахлынуло с новой силой. Жизнь потеряла унылый порядок, когда день сменяется днем без тревог и происшествий. Ее ровное течение забурлило стремнинами и сбило меня с ног.
— Питер, ты согласен? Скажи «да»!
Чей-то голос, похожий на мой, ответил:
— Да…
— Дорогой мой, ты прелесть!
Она толкнула меня в кресло, взяла за руку, присев на подлокотник, и заговорила на удивление деловито:
— Так, теперь слушай! Я расскажу, что мы с Нестой придумали.
Я слушал, не в силах отделаться от подозрения, что Синтия с самого начала была совершенно уверена в самом главном — моем согласии. Женское чутье ни с чем не сравнить.