Джордж Финч вполне согласился с ним и заметил, что такой поступок можно было бы только приветствовать.

— О, меня тошнит от нью-йоркских жителей, — заявил мистер Вадингтон.

Джордж Финч признался, что и он тоже нередко испытывает это неприятное ощущение.

— И подумать только, что в эту минуту там, скажем, в степях Аризоны, сильные мужественные люди снимают седла с лошадей и укладываются спать на густой траве. Разве не появляется у вас желание плакать и смеяться, когда вы думаете об этом?

Джордж Финч ответил, что он еще не решил, нужно ли при этом плакать или смеяться.

— Послушайте — сказал мистер Вадингтон — я постараюсь поскорее сплавить этих толстопузых обормотов наверх, а мы с вами улизнем в мой кабинет и наговоримся там вдоволь.

* * *

Единственное, что может испортить задушевную беседу двух друзей, — это молчаливость старшего собеседника. Но, к счастью, мистер Сигсби Вадингтон оказался в весьма в разговорчивом настроении к тому времени, когда он и Джордж Финч очутились в его кабинете. Немалую роль в этом случае сыграли обильные возлияния, которые позволил себе мистер Вадингтон во время обеда. Он успел достигнуть той стадии охмеления, когда мужчина начинает рассказывать анекдоты про собственную жену. Похлопав Джорджа по коленке, он заявил ему три раза подряд, что у него чертовски симпатичное лицо. А потом он спросил:

— Вы женаты, Винч?

— Финч — поправил его Джордж.

— Что вы хотите сказать вашим «Финч»? — спросил мистер Вадингтон, с трудом соображая, что он говорит.

— Меня зовут Финч.

— Ну, и что из этого следует?

— Вы назвали меня Винч.

— Ну, и что же?

— Я думал, что вы плохо расслышали мое имя.

— Какое имя?

— Вы сказали Винч.

— Но вы только-что сказали, что вас зовут Финч?

— Совершенно верно, я только хотел сказать…

Мистер Вадингтон снова похлопал его по коленке.

— Молодой человек, возьмите себя в руки. Если вас зовут Финч, то зачем притворяться, что ваша фамилия Винч? Я не люблю подобного виляния. Это совсем не в характере сына Западных прерий. Предоставьте этим кровожадным капиталистам, собравшимся там наверху, юлить. Кстати, должен вам заметить, что все они заражены Брайтовой болезнью. Если вас зовут Пинч, то будьте мужчиной и признайтесь, что ваше имя Пинч. Пусть ваше «да» — будет «да», а ваше «нет» — «нет» — закончил мистер Вадингтон суровым тоном, поднося спичку к кончику вечного пера, которое он принял за сигару.

— Нет, я не женат, — сказал Джордж.

— Не женаты?

— Нет, не женат.

— А разве я утверждал, что вы женаты?

— Вы спрашивали, женат ли я.

— Я вас спрашивал?

— Да, вы спрашивали.

— Вы уверены в этом?

— Абсолютно уверен. Вскоре после того, как вы уселись, вы спросили, женат ли я.

— И что вы ответили?

— Что я не женат.

Мистер Вадингтон облегченно вздохнул.

— Наконец-то я получил от вас прямой ответ — промолвил он. — Право же, я не знаю, зачем вы все время отвечали обиняками. Вот, что я вам скажу, Пинч, и я говорю это серьезно, как человек старше вас, умнее и проницательнее…

Мистер Вадингтон в течение некоторого времени задумчиво сосал свое вечное перо, очевидно заменявшее ему сигару.

— И вот я вам говорю, Пинч, если задумаете жениться, будьте осторожны и непременно позаботьтесь иметь свои собственные деньги. А когда у вас будут свои деньги, берегите их как зеницу ока. Упаси вас бог оказаться в зависимости от жены в тех незначительных суммах, без которых не может обойтись даже самый благоразумный человек. Возьмите хотя бы меня, например. Когда я женился, я был богатым человеком. У меня были свои собственные деньги. Прорва денег. Все меня любили, так как моей щедрости не было границ. Я купил жене (я в настоящую минуту говорю о моей первой жене) жемчужное ожерелье, стоившее мне пятьдесят тысяч долларов.

Он закрыл один глаз, а другим уставился на Джорджа, и последний, понимая, что необходимо что-нибудь сказать, заметил, что это делает мистеру Вадингтону честь.

— И не в долг, — продолжал мистер Вадингтон, — а за наличные! Наличными денежками уплатил! Пятьдесят тысяч долларов! И что же случилось? Вскоре после того, как я вторично женился, я ухлопал все свое состояние неудачными спекуляциями на фондовой бирже и оказался в полной зависимости от второй жены. Вот почему, Винч, вы видите меня сегодня разбитым человеком. Я вам хочу кое-что сказать, Винч — нечто такое, чего никто не подозревает, чего я никогда никому не говорил до сих пор и сейчас бы не стал говорить, если бы не ваше симпатичное лицо… Пинч, я не хозяин в своем собственном доме.

— Неужели?

— Да, не хозяин в своем собственном доме. Я хотел бы жить на просторе великого необъятного Дикого Запада, а моя жена настаивает на том, чтобы оставаться в этом душном, развратном, душу разлагающем Нью-Йорке. И я вам еще что скажу, Пинч…

Мистер Вадингтон умолк и в течение нескольких секунд смотрел с досадой на свое вечное перо.

— Эта проклятая сигара не курится!

— Мне кажется, что это вечное перо — осторожно заметил Джордж.

— Вечное перо?

Мистер Вадингтон снова закрыл один глаз, внимательно посмотрел на предмет, который он до сих пор держал в зубах, и убедился в справедливости слов своего молодого друга.

— Вот! — воскликнул он с каким-то злобным удовлетворением. — Разве это не характерно для Нью-Йорка? Просишь сигару, а тебе дают вечное перо. Ни малейшего признака честности, ни даже отдаленного понятия о добросовестной торговле!

— Вы не находите, что мисс Вадингтон выглядела обворожительно за обедом? — сказал Джордж, пытаясь перевести разговор на тему, столь близкую его сердцу.

— Да, Пинч — продолжал свое мистер Вадингтон — моя жена буквально поработила меня.

— И я нахожу еще, что стрижка удивительно к лицу мисс Вадингтон.

— Не знаю, заметили ли вы за обедом одного парня с лицом, точно блин, с моноклем в глазу и с усами, напоминающими зубную щетку. Это был лорд Хэнстантон. Он не перестает мне твердить о необходимости знакомства с этикетом.

— Это очень мило с его стороны — осмелился сказать Джордж.

Мистер Вадингтон лишь быстро взглянул на него.

Бедному Джорджу стало ясно, что он сказал отнюдь не то, что нужно было сказать.

— Что вы хотите сказать вашим «мило с его стороны»? Это дерзость и наглость! Этот лорд Хэнстантон — форменная чума. Там, на Западе, его не стали бы терпеть. Ему в постель подбросили бы гремучую змею. На кой черт человеку нужно быть знакомым с этикетом? Мужчина должен быть отважным и бесстрашным, он должен уметь стрелять и попадать в точку, должен смело смотреть всему миру в глаза. И не все ли равно, какой вилкой он ест рыбу?

— Совершенно верно.

— Что из того, если он надевает на голову не ту шляпу?

— Мне особенно понравилась шляпа, которая была на мисс Вадингтон, когда я увидел ее в первый раз, — сказал Джордж. — Помнится мне, что она была из какого-то мягкого фетра; если не ошибаюсь, светло-коричневого оттенка и…

— Моя жена, — заметьте, что я все еще говорю о моей второй жене (моя первая жена, бедняжка, умерла), — моя жена науськивает на меня этого негодяя Хэнстантона, и вследствие финансовых соображений, будь они прокляты, я лишен возможности дать ему в ухо, несмотря на то, что меня понуждают к тому все мои лучшие инстинкты. И знаете, что она теперь вбила себе в голову?

— Я и вообразить не могу!

— Она хочет выдать Молли замуж за этого парня.

— Я бы не советовал этого делать, серьезным тоном промолвил Джордж. — Нет, нет, я категорически возражаю против подобных браков. Так часто эти англо-американские союзы кончаются катастрофой.

— Я человек с очень тонкой натурой и большим кругозором, — вдруг выпалил мистер Вадингтон, хотя неизвестно, что он хотел этим сказать.

— И помимо того, — продолжал Джордж Финч — мне совершенно не нравится наружность этого человека.

— Какого человека?

— Лорда Хэнстантона.

— Ради бога, перестаньте говорить о нем. У меня все нутро переворачивается от одного его вида.

— Я совершенно согласен с вами, я хотел сказать…

— Сказать вам секрет? — прервал его мистер Вадингтон.

— Hy?

— Моя жена — заметьте, моя вторая жена, а не первая — хочет выдать Молли замуж за него. Не знаю, заметили ли вы его за обедом?

— Конечно, заметил, — торопливо подтвердил Джордж. — Его лицо мне совершенно не понравилось. Он произвел на меня впечатление человека холодного, черствого. По-моему, это один из тех мужчин, которые способны разбить сердце импульсивной девушки. Я глубоко убежден, что мисс Вадингтон нужен такой муж, который всем был бы готов пожертвовать для нее, который отдал бы все, что есть у него наиболее дорогого в жизни, лишь бы заслужить ее улыбку. Который обожал бы ее и молился бы на нее, который возвел бы ее на пьедестал, который поставил бы себе целью жизни сделать ее счастливой…

— Моя жена — прервал его мистер Вадингтон, — слишком жирна.

— Виноват?

— Слишком жирна!

— Если разрешите мне высказать мое мнение, то я сказал бы, что у мисс Вадингтон исключительно красивая фигура.

— Слишком много жиров. Абсолютно никаких физических упражнений, вот в этом-то и вся беда. Моей жене нужно было бы провести год на Западе, где-нибудь на ранчо, носиться верхом на мустанге по диким прериям…