— Как вы сказали?

— Тысяча чертей и одна ведьма, мистер Бимиш.

— А зачем вам понадобилось употребить столь отвратительное выражение?

— Видите ли, сэр, я стал догадываться, в чем тут вся загвоздка.

— И что же, ваши догадки оправдались?

Лукавый огонек блеснул в глазах Мэлэта.

— Так точно, сэр. Видите ли, сэр, поведение мистера Финча зажгло во мне любопытство, и однажды я взял на себя смелость проследить его. Я шел за ним вплоть до Семьдесят Девятой улицы.

— И что же?

— Мистер Финч стал прохаживаться взад и вперед мимо одного из больших особняков. Спустя несколько минут оттуда вышла молодая леди. Мистер Финч посмотрел на нее, а она проследовала дальше. Мистер Финч посмотрел ей вслед, жалостливо вздохнул и ушел. На следующий день я снова взял на себя смелость проследить его, и опять повторилось в точности то же, что и накануне. Разница была лишь в том, что на этот раз молодая леди возвращалась из парка после катания верхом. Мистер Финч посмотрел на нее, а она прошла мимо него и скрылась в доме. Мистер Финч долго оставался на том же месте и все смотрел на дом, так что я вынужден был оставить его, ибо мне предстояло еще приготовить обед. И когда я, сэр, сказал вам, что возвращение мистера Финча зависит от молодой леди, то это означало, что он больше времени остается возле ее дома, когда она возвращается, чем когда она выходит из дому. Возможно, что он вернется с минуты на минуту, но возможно, опять-таки, что он будет лишь к обеду.

Гамильтон Бимиш задумался и насупил брови.

— Мне это не нравится, Мэлэт.

— Не нравится, сэр?

— Это похоже на «любовь с первого взгляда».

— Очевидно, сэр.

— А вы читали мое руководство, озаглавленное «Благоразумный брак»?

— Видите ли, сэр: принимая во внимание, что я один смотрю за всем хозяйством, и все такое прочее, я в последнее время был слишком занят…

— В этом руководстве я привожу весьма сильные аргументы против «любви с первого взгляда».

— Вот как, сэр.

— Я трактую «любовь с первого взгляда», как безумие и лихорадочный бред. Брак должен представлять собой процесс, зиждущийся исключительно на разуме. Скажите мне, что представляет собою эта молодая леди?

— Она очень миловидна, сэр.

— Высокая? Маленькая? Крупная?

— Маленькая, сэр. Маленькая и… пухлая.

По телу Гамильтона Бимиша пробежала дрожь.

— Пожалуйста, не употребляйте этого отвратительного прилагательного. Должен ли я вас понимать так, что она маленькая и толстая?

— О нет, сэр! Ни в коем случае не толстая. Просто миловидная и пухлая. Или, если вам угодно, я бы назвал ее пышечкой.

— Мэлэт, — строго промолвил Гамильтон Бимиш, я не позволю вам называть в моем присутствии одно из творений господа бога пышечкой. Я, конечно, не могу знать, где вы усвоили это наиболее жуткое выражение, которое я когда-либо слыхал в своей жизни… Что с вами, Мэлэт? Достойный слуга Джорджа Финча смотрел куда-то вдаль через плечо мистера Бимиша, и взгляд его выражал тревогу.

— Почему вы вдруг стали гримасничать, Мэлэт? — спросил Гамильтон Бимиш, но тотчас же добавил: — А, это вы, Гэровэй? Наконец-то вы пришли! Вам бы следовало быть здесь минут десять тому назад.

На крышу поднялся человек в форме Нью-Йоркского полисмена.

* * *

Полисмен почтительно взял под козырек. Это был высокий и весьма тощий мужчина, на котором форма местами висела мешком, точно природа, задавшись целью сотворить блюстителя порядка, обнаружила у себя много синего сукна и целиком использовала его на одного человека. Но, к сожалению, она весьма неуклюже справилась со своей задачей.

Огромные жилистые руки мистера Гэровэя были цвета темно-красной герани, а шея имела в длину, по меньшей мере, лишних четыре-пять дюймов, в силу чего этот человек ни в коем случае не мог бы получить приза на конкурсе красоты. Глаза у него были голубые и добрые. И, кстати, необходимо заметить, что при первом взгляде на него получалось впечатление, будто этот полисмен весь состоит из одного огромного кадыка.

— Покорнейше прошу меня извинить за опоздание, мистер Бимиш, — начал он. — Меня задержали в участке.

Бросив быстрый взгляд на Мэлэта, полицейский добавил:

— Сдается мне, что я где-то встречал уже этого джентльмена.

— Ничего подобного! — быстро возразил Мэлэт.

— Ваше лицо кажется мне очень знакомым.

— Вы никогда в жизни меня не видели!

— Пройдемте сюда, Гэровэй — сказал Гамильтон Бимиш, прерывая этот диалог. — Мы не можем позволить себе тратить время на пустословие.

Великий автор многочисленных руководств подвел полисмена к самому краю крыши и, сделав рукой размашистый жест, сказал:

— Вот, смотрите. Теперь скажите мне, что вы видите?

Взгляд полицейского почему-то раньше всего устремился вниз.

— Вот это ресторан «Фиолетовый Цыпленок», — ответил он. — И, между прочим, в один из ближайших дней на это злачное место будет…

— Гэровэй!

— Сэр?

— Я уже довольно много времени потратил на то, чтобы внедрить в ваш мозг принципы чистого английского языка. Но мне начинает казаться, что все мои труды пропадают даром. Полисмен залился румянцем.

— Прошу прощения, мистер Бимиш. Невольно как-то забываешься. Все оттого, что только и знаешься с ребятишками — то есть, с сослуживцами, — поспешил он добавить. — Они весьма неосторожны в выборе слов, сэр. Я хотел сказать, сэр, что в ближайшие дни мы, вероятно, устроим облаву на этот ресторан. До нашего сведения дошло, что «Фиолетовый Цыпленок», вопреки восемнадцатому добавлению к конституции Соединенных Штатов, все еще продолжает отпускать клиентам спиртные напитки.

— Оставьте «Фиолетовый Цыпленок» в покое. Я привел вас сюда, чтобы посмотреть, как вы опишете открывающийся отсюда вид собственными словами. Первое и главное, в чем нуждается поэт, это чутье и наблюдательность. Как вам здесь нравится?

Полицейский оглядывал местность все тем же добродушным взглядом. Его взор скользнул по крышам небоскребов, видневшихся вдали, затем по водам Гудзона, сверкавшего на солнце. Раза три или четыре его адамово яблоко забегало взад и вперед, что, очевидно, свидетельствовало о глубоком раздумье.

— Очень красиво, сэр, — произнес он, наконец.

— Красиво?

Глаза Гамильтона Бимиша зловеще блеснули. Никто бы не поверил, что этот человек способен на такие сильные переживания.

— Ничего тут нет красивого! — отрезал он.

— Вы находите, сэр?

— Это жутко!

— Жутко, сэр?

— Жутко и омерзительно. От этого зрелища у вас начинает ныть в груди. Вы невольно задумываетесь о том горе, о том жалком прозябании, которое скрывается под этими крышами, и сердце ваше обливается кровью. Позвольте вам заметить раз навсегда: если вы можете жить в Нью-Йорке и находить этот город красивым, то из вас никогда не выйдет современный поэт. Вникайте сердцем; человек живет сердцем!

— Слушаю, сэр. Я постараюсь, сэр.

— А теперь возьмите тетрадь и набросайте краткое описание всего, что вы видите. Мне необходимо сейчас идти домой, где меня ждет срочная работа. Зайдите ко мне завтра.

— Слушаю, сэр. Простите меня, сэр, но не будете ли вы любезны сказать, кто этот джентльмен, который стоит там? Его лицо кажется мне очень знакомым.

— Его зовут Мэлэт. Он служит у моего друга Джорджа Финча. Бросьте думать о нем. Займитесь делом. Постарайтесь сосредоточиться.

— Совершенно верно, сэр. Вы вполне правы, мистер Бимиш.

Полицейский посмотрел на своего великого учителя с выражением собачьей преданности, затем смочил слюной кончик карандаша и приступил к работе.

А мистер Гамильтон Бимиш повернулся на своих резиновых каблуках («они предохраняют позвоночник») и стал спускаться вниз.

* * *

После ухода Бимиша на крыше «Шеридан» царила глубокая тишина в течение нескольких минут. Мэлэт вновь принялся подметать крышу, а полисмен Гэровэй стал прилежно заносить свои впечатления в тетрадку. Спустя пятнадцать минут полицейский, очевидно, решил, что он видел уже все, достойное внимания, и, спрятав тетрадку и карандаш в бездонные недра своей форменной куртки, приблизился к Мэлэту и стал внимательно изучать его.

— Я вполне убежден, мистер Мэлэт, что я где-то уже видел вас, — промолвил он, наконец.

— А я так же глубоко убежден, что вы никогда раньше меня не видели — стоял на своем Мэлэт.

— Но, в таком случае, у вас, возможно, есть брат, чрезвычайно похожий на вас.

— Целая дюжина, и даже родная мать — и та никогда не могла отличить нас одного от другого.

Полицейский вздохнул и сказал:

— А я вот сирота, и у меня никогда не было ни братьев, ни сестер.

— Ужасно жалко!

— Не жалко, а жутко, — поправил его полицейский. Жутко и омерзительно. Не кажется ли вам, мистер Мэлэт, что я где-то мог видеть вашу фотографию?

— Я уже сколько лет не снимался.

— Очень странно — задумчиво сказал Гэровэй. — Почему-то, хотя я и сам не знаю почему, у меня создалось такое впечатление, будто я видел вашу фотографию.

— Вы сегодня, по-видимому, свободны, не правда ли? — сказал Мэлэт, переводя разговор на другую тему.

— В настоящую минуту я совершенно свободен. Мне вот так все и мерещится будто я вижу перед глазами фотографию… несколько фотографий… точно я держу в руках целую коллекцию фотографий…